Пункт назначения 1991. Целитель (СИ) - Громов Виктор. Страница 31

— Я пришел, — сказал я, — чтобы поменяться с тобой местами.

Соломон моментально повторил мои слова.

Лев неожиданно разъярился:

— Да что ты можешь, шарлатан! Да я таких, как ты…

Он казался совсем безумным. Я не стал дожидаться конца его речи, приказал псу:

— Сделай, что должен и уходи.

Соломон меня понял. Он превратился в живое пламя, ринулся к «доброму барину», окутал его со всех сторон алым саваном, обнял. Тот даже не шевельнулся, не закрыл глаза, не закричал, не попытался спастись. На лице его появилась маска обреченности.

И пусть я, как и любой врач, не первый раз был свидетелем смерти, только впервые я был ее виновником. От осознания этого мне было… никак. Я смотрел и смотрел, не в силах отвести взгляд. И ужасался собственному безразличию на этот счет.

Чуть позже жадное пламя скрыло происходящее от моих глаз, выросло до самого потолка, поглотило всю комнату, уперлось в стекло, навалилось…

Птица забилась в истерике, взмыла ввысь. Я не смог ее удержать. Последнее, что увидели птичьи глаза — это то, как окно будто выгнулось наружу, страшно медленно взорвалось, разлетелось по саду стеклянным дождем.

А потом меня просто вытряхнули из крылатого вместилища, не сказав до свидания. Я очнулся на сидении Владовой пятерки — ошалевший, пришибленный, дезориентированный до такой степени, что не смог понять, где нахожусь и что здесь делаю. На коленях лежала раскрытая книга.

— Где я? Кто я? Распоследний домовой на всю округу… — Тут же всплыло в голове из мультика про Кузьку. Мысль я озвучил вслух.

Влад нервно заржал, сказал:

— И не мечтай даже, пока всего лишь машинный.

Я глянул на него, потом в темноту за окном, потом опустил взгляд на книжные страницы. Соломона там не было. Это меня расстроило. Почему-то казалось, что пес непременно вернется в гримуар, что навечно останется моим помощником.

Я закрыл глаза, попытался собрать мысли в кучу, облечь их в четкие, логичные слова и задал мысленный вопрос:

— Где Соломон?

Ответ пришел сразу.

— Ты больше над ним не властен. Его долг выплачен сполна.

Голос книги, не смотря на солидный возраст, был юный, пацанячий, высокий чуть с хрипотцой. Я вздрогнул и ошарашенно уставился на страницы. Мне впервые довелось услышать ее…, его…, голос фолианта. Это было необычно.

— Понял, — просипел я вслух. — Спасибо.

И захлопнул бабкино наследство.

Глава 18. Проводы

Вечер прошел без сюрпризов. На программу время я опоздал. Щелкнул пультом, увидел на экране фильм и выключил телевизор. Почему-то дико хотелось посмотреть, что сейчас происходит в особняке Льва.

Умом я понимал, что в сегодняшних новостях эта новость оказаться никак не могла, но любопытства побороть не сумел. Глупо…

Я навел себе чаю, сделал бутерброды, пожалел, что не догадался купить пивка. Жирная точка, поставленная в истории с «добрым барином» настойчиво требовала обмывания. Я не поддался на ее уговоры, за выпивкой не пошел. Наскоро перекусил и завалился в постель. Как уснул, не заметил. Очнулся уже в нави.

Стол в бабкиной избе был накрыт расшитой скатертью. Важно пыхтел самовар, сиял во все стороны медными округлостями. На праздничных салфетках красовались фарфоровые чашки — расписные, с позолотой и гроздьями рябины на боках. В центре стола кружевной горкой возвышались блины. В вазочку был налит мед. Под хрустальной крышкой желтело масло. Настоящее, деревенское, со слезой.

Баба Дуся, наряженная в знакомое крепдешиновое платье, с янтарной ниткой на шее ждала, уставившись в окно. Там желтыми солнышками полыхали золотые шары.

У самого стола на табурете сидел Василий, с тоской глазел на блюдце сметаны и вздыхал.

Сразу стало ясно — меня ждали в гости. Осталось только понять по какому поводу пир. Я уверенно постучал костяшками кулака по косяку. Весело прокомментировал:

— Тук-тук-тук, хозяюшка, встречайте гостя.

Старая ведьма поддержала игру:

— Заходи гостенек, будь как дома.

Что у нас за праздник? — Спросил я.

Бабка вздохнула.

— Не праздник, проводы.

— Чьи? — Я честно не понял.

Баба Дуся легко поднялась, придвинула мне пустую тарелку, налила в чашку чай. Сразу запахло смородиновым листом и мятой.

— Твои, — сказала она. — Ты ешь, пей, так положено. Прощаться мы с тобой будем, Олег.

Последняя ее фраза вышла горькой. Сразу стало тоскливо на душе. Я внезапно осознал, как сильно привязался к старой ведьме, незаметно стал считать ее родным, близким человеком.

— Как прощаться? Баб Дусь, зачем?

Она мимоходом погладила меня по макушке, словно пацаненка, уселась с другой стороны стола, сложила на коленях руки.

— Не спорь, Олег. Пришла пора отправляться в самостоятельную жизнь. Я тебе больше не нужна.

Васенька недовольно муркнул, совсем по-человечески взял блюдце передними лапами, спрыгнул с ним вниз. На одних задних промаршивал к печи. Там поставил лакомство на дощатый пол и принялся вкушать.

Я, глядя на кота, машинально схватил блин, скрутил, обмакнул в мед.

— Ты ешь, ешь, проговорила бабка. На проводах оно лишним не будет. Набирайся силы.

Я откусил блин, запил чаем. Вкусно, черт подери, здесь всегда все вкусно.

— Баб Дусь, — захотелось сделать вторую попытку, — может, не надо проводов? Может, ну их? Успеем еще распрощаться.

Старая ведьма грустно улыбнулась.

— Никуда не деться, Олег. Срок мой вышел.

Все вокруг стало меркнуть, подернулось зябью. Я от неожиданности крепко сжал в кулаке блин. Закричал:

— Баба Дуся, а как же Вика?

Мой вопрос оставили без ответа. Напоследок донеслось:

— Как станет невмоготу, езжайте в Калачовку. Дом ждет вас. А в помощь тебе я оставляю Васеньку. Не обижай его…

Васеньку? У меня теперь будет свой кот? Как такое возможно? Как я его добуду из нави? Или…

Додумать эту мысль мне на дали. Свет померк окончательно, я выпал в реальность, больно ударился филейной частью о пол, припечатал себя по голой ляжке медовым блином и открыл глаза.

В комнате оказалось темно. Ночь едва перебралась за экватор. На рассвет не было и намека. На стене звонко тикали часы. Первой мыслью было послать все к едрене фене и завалиться спать. Но в руке приветом из нави остался надкусанный блин, а на ляжке красовалось медовое пятно.

Пришлось вставать, тащиться на кухню, мыть руки, ногу… Попутно хлебнуть воды. Бабкино угощение я оставил в тарелочке на столе. Настроение было пакостным. Доедать гостинец не хотелось.

Я напоследок оглядел комнату на предмет наличия кота, суеверно сплюнул, погасил свет и отправился досыпать.

Проснулся от страшенной вони. Мельком глянул на часы, обомлел — время приближалось к полудню.

— Силен ты дрыхнуть, братец! — Сам себе сказал вслух и поднялся. — Странно, что никто не разбудил.

Договорить не успел, сглазил — телефон взорвался настойчивой трелью. Я подскочил к аппарату, предвкушая встречу с друзьями схватил трубку и тут же растерял весь энтузиазм.

— Завтра в десять у тебя, — всего-то и сказал знакомый голос незнакомца. — И не вздумай юлить. Ты нас знаешь.

В телефоне зазвучал гудок отбоя. Я опустил трубку на рычаг, подумал: «Прав был Костя. Во всем прав. Сегодня же надо отсюда делать ноги. Не стоит ждать часа икс. И баба Дуся права — Калачовка идеальный вариант. Как мы с Викой сами раньше не додумалась?»

Настроение у меня неожиданно пошло в гору. Вдохновленный я отправился на кухню и сразу обнаружил источник смрада — в блюдце на столе вместо давешнего блина пузырилась какая-то буро-зеленая дрянь. Вонь от нее исходила фантастической мощи — словно в квартире пару месяцев разлагался слон.

Но это было не самым необычным. На полу, под столом что-то чернело. Я пригляделся, нагнулся — точно целый комок черной кошачьей шерсти. Сразу вспомнилось бабкино напутствие: «Васеньку я оставляю тебе. Не обижай его!»