Дети Великой Реки - Киз Грегори. Страница 55

Не слушая ругательств и проклятий Перкара, он взмыл ввысь и исчез из виду.

Перкар сидел на узкой полоске гравия, пока солнце не зашло и тень не заполнила ущелье. Не зная, что предпринять, он с трудом поднялся на ноги и побрел вдоль берега, вниз по течению. Он миновал перекат, где лежал труп лошади, оплывший, покрытый мухами. Конечно, он узнал ее: это была лошадь Капаки. Перкар, чтобы подойти к ней, вошел по пояс в воду. Вода казалась самой обычной, только слабо пощипывала кожу; наверное, это от усталости, подумал Перкар. Двух дней глубокого сна недостаточно, чтобы исцелить такие серьезные раны.

От лошади исходил ужасный смрад, но Перкар ухитрился снять с нее переметные сумы, все еще лежавшие за седлом. Он нашел мехи с водой (пить воду из Реки он опасался) и немного еды, завернутой в вощеную бумагу и, по счастью, не размокшей. Все это он прихватил с собой, вместе с коробочкой фимиама и фляжкой воти – возможно, дары, предназначавшиеся Владыке Леса. С трепетом он взял их, вспоминая, какую мечту разбил и какие бедствия принес собственному народу и внукам, которые никогда не увидят своего деда. Капака был поражен в самое сердце еще прежде, чем охота погналась за ними, – поражен в тот миг, когда Владыка Леса отказался дать ему новые земли.

Мой вождь мертв, осознал наконец Перкар; колени его подкосились, и он опустился прямо в холодные волны. Вот чем все это закончилось. Новый, неведомый прежде ужас овладел им, ледяная судорога страха. С тех пор как Апад убил хранительницу, все казалось ему страшным сном, в котором человек напрасно силится бежать быстро. Но сейчас бег завершен, и Перкар пробудился – и понял, что ужас был явью; безрадостное утро, безнадежное пробуждение.

Он, Перкар, не только обрек своих друзей на гибель, не просто развеял мечты вождя – он сокрушил Капаку, убил его.

Впервые с тех пор, как Перкар покинул родные долины, он ощутил на себе осуждающий взгляд всего своего рода. Он и раньше чувствовал на себе взгляды сородичей, но тогда они глядели на него с удовольствием – или с презрением, как на человека, не имеющего ни жены, ни земель, ни Пираку.

А сейчас они увидели в нем чудовище. Отец, мать, братья, дед, почтенные предки – даже они смотрели на него теперь как на убийцу вождя. Более того, погубив Капаку, он, возможно, обрек на гибель весь род. Владыка Леса будет враждовать с их кланом…

Какими они были глупцами! А он – он более чем глупец! Ни одно орудие не поразит Балати, ни один враг не устоит перед Охотой. Если только их племя выступит против Владыки Леса – чтобы отмстить или отвоевать земли, – они будут сметены, как осенние листья порывом ветра. И все из-за меня.

Перкар бродил по отмелям, разыскивая тело вождя и других погибших. Может быть, хоть что-то можно спасти? Но он знал, едва только ступил на колючий гравий ущелья, что Изменчивый получил свою долю, взял Капаку, чтобы превратить в гальку его кости и плоть его скормить рыбам. Он ничем не брезгует. Перкар брел, спотыкаясь, в полном отчаянии. Уже почти совсем стемнело, когда он заметил впереди огонь. Слабая надежда – впервые с тех пор, как Карак опустил его сюда, – шевельнулась в груди Перкара, и он ускорил шаг. Ветер дул ему навстречу, и до Перкара донесся запах горящего можжевельника. Он показался ему изысканнее, чем любое пиршественное блюдо. Подойдя поближе, Перкар увидел фигурку человека, съежившегося у огня; в глазах его, устремленных на Перкара, мелькали отблески пламени.

– Нгангата! – воскликнул Перкар.

Нгангата, с усилием подняв руку, помахал ему.

– А я-то думал, что ты задержишь их, – слабым, скрипучим голосом проговорил Нгангата, – во что бы то ни стало. Хорошо, что Апад обрел славную смерть.

– И мне бы следовало умереть.

Нгангата на это ничего не ответил.

– Охотница бежала вслед за стаей, – сказал он, откашлявшись. – Ты, наверное, убил ее Львицу.

У Перкара дернулись губы.

– Мой волшебный меч убил ее.

Нгангата кивнул.

– Если бы даже у всех нас были волшебные мечи ничего бы не переменилось. Вы с Ападом молодцы. Это я виноват. Мне нужно было повести вас дальше вниз по реке, где берег более пологий.

– Ты виноват? – недоверчиво переспросил Перкар. – Я, Апад и Эрука не оправдали доверия. Мы украли мечи, убили хранительницу. А ты только пытался исправить то, что мы натворили. Ты ни в чем не виноват, Нгангата. Я сожалею, что ты не убил меня тогда, в пещере.

Нгангата снова закашлялся.

– Да, наверное, это было бы лучше, – согласился он. – У Апада и Эруки не достало бы смелости отправиться в пещеру без тебя.

– Мне это известно. Но почему ты не наносил мне удары, когда я сражался с тобой? Ведь я заслужил их.

Нгангата сумрачно взглянул на Перкара.

– Знал бы ты, сколько раз дрались со мной за то, что я не похож на всех. С тех пор как я перестал быть ребенком, не проходило и недели, чтобы какой-нибудь бахвал не вызывал меня на бой! В юности я не уклонялся от сражения и обычно выходил победителем.

Нгангата вгляделся в противоположный берег реки.

– Я понимал, что меня не любят, но надеялся хотя бы добиться уважения. Но сколько бы я ни побеждал, меня никогда не называли ловким, сильным, смелым. Всегда говорили, что я не человек, а зверь, оттого и победил. И потому считалось допустимым поступать со мной так, как не поступают с людьми.

– Что ты имеешь в виду?

– Однажды, несколько лет назад, один человек – как зовут его, не важно – вызвал меня на борьбу. И я одолел его прямо на глазах у его товарищей. Ночью, когда я спал, они напали на меня и избили до бесчувствия. Чудом я остался жив.

Перкар был потрясен.

– Это недостойно воинов, – сказал он, задыхаясь от возмущения. – Только трусы на это способны. Пираку…

– Они не поступили бы так ни с одним из себе подобных, – холодно заметил Нгангата.

Перкар, готовый было уже разразиться возмущенной речью, запнулся. Капака говорил ему то же самое. И если бы Нгангата победил тогда Перкара, что сказал бы Апад? Что полуальва одержал нечестную победу над человеком.

– Да, – с сожалением согласился Перкар. – Теперь я понимаю.

Нгангата махнул рукой.

– Не стоит вспоминать, – сказал он, – дело прошлое.

Тьма казалась непроницаемой, но вскоре поднялась Бледная Королева и заглянула в ущелье. В реке запели лягушки, и друзья придвинулись теснее к огню, потому что жалящие мошки пытались высосать из них последние остатки крови.

– Как я рад, что ты остался жив, – после некоторого молчания произнес Перкар. – Но что Верховный вождь?..

– Капака мертв, – ответил Нгангата. – Он ударился о скалы, и Река взяла его. Но, думаю, он был мертв уже, когда мы прыгнули вниз. Одна из стрел Охотницы угодила в него.

– Я нашел его лошадь, – борясь с подступающими рыданиями, выдавил Перкар. – Я взял немного воды и пищи.

– Хорошо. Они нам пригодятся.

– Капака… – начал было Перкар, но едва сумел подавить стон. Недавний ужас вновь овладел им.

– Многие погибли, – сказал Нгангата. – А мы остались живы. Все это так.

– Это не твой вождь, – прошипел Перкар.

– Нет. Но он был для меня больше, чем вождь, – тихо ответил Нгангата.

Перкар всмотрелся в мерцание его глаз, пытаясь разгадать, какие мысли они таят.

– Прости, – сказал Перкар, – ведь я совсем не знаю тебя, Нгангата.

Он придвинулся поближе к товарищу и внимательно взглянул на него.

– У тебя много ран?

Нгангата неохотно приподнял край рубахи. Ребра его были перевязаны окровавленным полотном.

– Стрела попала сюда, – пояснил он. – И правая нога ушиблена. Неплохо для того, кто имел дело с Охотницей и после этого свалился в ущелье.

Внезапное воодушевление охватило Перкара.

– Возьми этот меч, – предложил юноша. – Он заживит твои раны.

– Для этого должны порваться душевные нити, соединяющие наши сердца, – услышал Перкар внутренний голос. – Я тебе уже однажды объяснял. Никто не может взять меня, не порвав этих жил, а для этого надо отнять у тебя жизнь.