Рыжик в капкане (СИ) - Арро Агния. Страница 13
За дверью тихо.
Приоткрываю. Темно.
София свернулась калачиком на кровати поверх одеяла и сладко спит. Прохожу внутрь, стараясь не хлопнуть, очень осторожно закрываю за собой дверь. Подхожу ближе к кровати. Рыжие волосы закрывают ее лицо наполовину.
Как бы их убрать… Пальцы сами тянутся, буквально зудят от желания прикоснуться. Меня еще не отпустило от совсем недетских фантазий, и я позволяю себе невесомо провести подушечками по ее бледной щеке. Убираю локоны за ухо. Она морщится, урчит во сне, ворочается, съеживаясь сильнее. Замерзла. В лужу ведь упала, глупая, неуклюжая кошка.
На полу возле кровати покрывало. Поднимаю, укутываю ее плотнее. Залипаю на губах, которые целовал сегодня. Еще хочу, но то было наказание за неповиновение, а сейчас мне просто хочется ее поцеловать. Меня окатывает волнами от раздражения к желанию и обратно. Бесит, что тянет. Я вроде ее наказываю, а получается, что еще и себя. Это странно.
Вспоминаю про ее дневник. Я ведь почитать хотел. Это интереснее любого фильма.
Ныряю к тумбочке. Подсветив себе мобильником, нахожу тетрадку с неработающим замочком. Прячу ее под резинку штанов и футболку. Вдавливаюсь ладонями в матрас, все же быстро прикасаясь губами к ее приоткрытым губам. Кошка вздрагивает, открывает свои сонные глазки. Меня откидывает назад. Быстро ухожу из ее спальни, пока девчонка не сообразила, что ей не приснилось. Утром будет забавно понаблюдать за реакцией.
Пересекаю гостиную. На кухне набираю себе немного еды и сваливаю к себе.
Удобнее устраиваюсь на кровати, раскрываю тетрадку. Листаю.
— Ну что, писала ты что-нибудь про наш сегодняшний поцелуй? — улыбаясь, дохожу до последней исписанной странички. — Ммм… Писала, значит. Как интересно!
Глава 15. Завтрак
Платон
«… Дорогой дневник, я не понимаю, что почувствовала сегодня. Мне было обидно за то, что Платон так нагло посмел меня поцеловать. Я разозлилась, испугалась, растерялась, ведь это…
Это был мой самый первый поцелуй с парнем!
И я не могу сказать, что мне не понравилось. Было приятно. У него мягкие, теплые губы. Настойчивые…»
Фантазия подкидывает картинку, как она прикасается к своим губам пальчиками, вспоминая этот момент.
«… Если бы Платон не был таким агрессивным, я бы его не боялась, и тогда... Да, наверное, тогда он мог бы мне даже понравиться. Но я не знаю, что ждет меня завтра в лицее и от этого опять скручивает живот. Что он придумает?...»
— Я уже все придумал, кошка, — улыбаюсь, листая в самое начало этой занимательной тетрадки и залипаю в нее до трех часов ночи, пока перед глазами вновь не оказывается запись про поцелуй.
Зрение выхватывает из нее отдельные фразы:
«Первый поцелуй»
«Мог бы понравиться»
Приятно быть первым. Чертовски приятно!
Это тешит мое самолюбие, и я не планирую останавливаться на достигнутом.
Тихо возвращаю дневник в ее тумбочку. Кошка так и спит, свернувшись комочком под одеялом. Улыбаясь, осторожно ложусь рядом и закрываю глаза. Главное, чтобы не вломилась Арина и не испортила кошке утренний сюрприз.
В голове кружится информация, которую я прочитал. Нечто живое внутри меня снова дергается и кошачий весенний запах будоражит самые пошлые фантазии.
А кошка у меня не бездомная, скорее наоборот, слишком домашняя. И матери нужная только как достигатор неосуществленных родительских мечт! Были места, где на бумаге остались высохшие пятнышки слез. Они размазали там чернила от ручки. Кошке было очень грустно и одиноко. Ни друзей, ни поддержки, только чужие амбиции и никакой возможности для собственных желаний.
Влюбить в себя такую девчонку совсем не сложно. Вопрос в другом: а смогу ли потом бросить? Не слишком ли жестко?
«Калужский, да у тебя есть совесть?» — ехидно всплывает в голове внутренний голос.
Что-то в последнее время она стала часто показывать свой нос, откуда не просили. Запихнуть ногой обратно уже не получается. Надо попробовать вылечиться от этой сиюминутной слабости другим способом и вот если не сработает, тогда совсем хреново. Тогда я точно вляпался и пока не увяз, это вот новое, что заполняет дыру в середине груди сладким запахом весны, надо выдирать с корнем.
— Блин!!! — раздается визг у меня над ухом, а следом грохот и нечленораздельное возмущение с пола.
Я уснул, оказывается, под собственные мысли.
Перекатываюсь на живот, ложусь поперек кровати и смотрю вниз. Взъерошенная кошка зло сопит, запутавшись в одеяле.
— Ахаха!!! — угораю над ней.
Ну сорри, не смог сдержаться.
— Доброе утро, — говорю, сквозь смех.
— Что ты здесь делаешь?! — выпутав ноги, бросает одеяло на полу и встает.
Бодренькая такая. Никакого кофе не нужно.
— Сплю, — довольно улыбаюсь ее увеличившимся зрачкам.
— Ты…? Ты здесь всю ночь был?! Со мной в кровати?! — ее грудь высоко вздымается от частого дыхания.
Залипательно, черт возьми. Вечером точно поеду лечиться.
— Да, — издеваюсь. Пусть думает теперь, чего я тут всю ночь с ней делал. — Ты так крепко спала, — стараюсь снова не заржать, — но целовать тебя все равно было очень приятно.
— Нет! — топает ногой.
— Дааа, — тяну, облизывая губы. — Могу напомнить. Хочешь? Ты даже постонала немного в ответ. Тебе понравилось.
— Фу! Нет! Этого не может быть! Придурок! — подпрыгнув на месте, кошка пулей уносится из комнаты.
— Отличное утро, — довольный собой, сгребаю одну из подушек к себе поближе и намереваюсь поспать еще немного прямо так, поперек кошкиной кровати.
— Уйди отсюда, Платон, — в меня летит полотенце.
Поспал!
— Скажи, что это неправда. Я бы проснулась! — мечется по комнате.
— Необязательно, — подмигиваю ей. — Нагулялась вчера на свежем воздухе, в луже повалялась, вот и спала крепко.
— Я не валялась в луже, я в нее упала, — сопит Соня.
— Я все видел.
— Выйди, Платон, — просит, заламывая пальчики.
— С одним условием, — откидываю подушку в сторону и снова сажусь на кровати. — Ты приготовишь мне завтрак.
— Так его же готовит повар, — напоминает мне.
— А я хочу, чтобы приготовила ты. И заметь, пока даже не прошу поднять его в мою спальню. Но еще три секунды и… мы повторим вчерашнее.
— Ладно, я согласна, — выдыхает.
— И что? Даже не спросишь, что я хочу съесть? — продолжаю играться.
Нравится мне, как Соня кусает от волнения свои розовые губки и заламывает пальчики.
— Что ты хочешь на завтрак? — повторяет за мной.
— Яйцо — пашот, блинчики с медом, — загибаю пальцы, — и черный кофе.
— Да я не успею все это приготовить, нам же на занятия! И это яйцо не умею, — признается.
— Не мои проблемы. А если не хочешь опоздать, поторопись, — встаю с кровати, подхожу к ней максимально близко. — Когда тебя не тошнит, целоваться с тобой очень даже приятно, — выдыхаю прямо в ее влажные, искусанные губы. — Жду свой завтрак, — сваливаю, а то она и правда не успеет.
Принимаю душ, переодеваюсь в форму лицея, спускаюсь в столовую. Отца уже нет. Гордей смотрит на меня с любопытством. Из кухни появляется София, ставит передо мной поднос. На нем тарелка с обычным яйцом, сваренным вкрутую и бутерброды с джемом.
— Это что? — недовольно кривлюсь.
— Вот это, — тыкает пальчиком в яйцо, — пашот, а это, — показывает на бутерброды, — мой вариант блинчиков, — улыбается кошка. — Приятного аппетита.
— Ты отвратительно готовишь, — отодвигаю поднос подальше.
Старший брат давится смехом, стараясь быстрее проглотить свою еду.
— Я ведь сказала, что не умею, — пожимает плечами эта осмелевшая зараза. — Извини, мне пора собираться на учебу.
— Кажется, тебя опять сделали, — издевается Гордей. — Сдаешь на глазах, братишка, — обходит стол, — влюбленность, она такая, — тихо говорит мне на ухо, — хочешь — не хочешь, начинаешь уступать.
— Ты куда-то шел? — скидываю его руку с плеча. Кивает. — Вот и вали! Гордый, — одумываюсь в последний момент. Надо же, чтобы он меня прикрыл, — меня не будет сегодня ночью.