Плюшевая девочка - Бем Юкка. Страница 6

Я была такого же роста, но еще худее.

Лила сказала, что подмигнуть могут случайно. Она-то знает. Ей все время подмигивают. По крайней мере, он так утверждает. Я говорю сейчас не только о мальчиках, но и о взрослых мужчинах. Разницы особой нет.

Пялясь на меня, они хотят запечатлеть мое тело в памяти. Так объяснила Лила.

Они фотографируют его глазами. Они так долго на него смотрят, чтобы запомнить детали лица и тела, и мысленно представляют, что у меня спрятано под одеждой. Они как рентгеном меня просвечивают. И сохраняют картинку в памяти.

Это все мне Лила рассказала. Она считала, что в глазах мужчин были камеры, которыми они снимали понравившиеся объекты.

Я взяла телефон. Сняла себя в зеркале. Вспышка скрыла лицо, что было к лучшему, потому что никому не нужно было его видеть.

Фотография сохранилась на телефоне, но я нигде ее не разместила. Не тогда. Не сразу.

XII

Лила пришла в гости. У нее не было привычки спрашивать разрешения, она просто приходила. Это было в ее стиле.

У Лилы мы бывали редко. Если я провожала ее домой, то мы болтали под лестницей на лестничной площадке. Судя по почтовым ящикам, в доме жило много русских.

Кузнецов. Бородин. Жданов.

На ящике Лилы было написано только: «Рекламу не бросать!»

Мама Лилы всегда была дома, поэтому Лила никого не приглашала. Кроме того, у них всегда был бардак. Передвигаться можно было только по тропинкам. Все остальное пространство было забито хламом, потому что маму Лилы не прикалывало убираться. Она не работала ни дома, ни где бы то ни было, потому что уставала. Зато у нее были силы, чтобы смотреть телевизор. Других домашних дел не было. По телеку с утра до вечера шла мирная болтовня.

У Лилы был хомяк и пара крыс. Отличные животные. Правда, я их никогда не видела. Возможно, они заблудились среди всего этого хлама.

Я лежала в кровати, а Лила развалилась на полу на подушках. Мы занимались тем же, чем и всегда – сидели в телефонах.

Я не представила своих мягких друзей Лиле. Как будто их вообще не существовало. Это, вероятно, удивило Гава и остальных, выглядывающих из-за подушек. Может, они раздумывали, не сержусь ли я на них, раз я с ними не разговариваю.

Лила хихикнула. Она увидела что-то веселое, или ей прислали забавное сообщение. Затем она перешла к своей любимой теме. Она начала говорить о Two Dimensions. О Леоне, Найджеле и Харви или как их там всех. Она сказала, что спит под ними. Под их постером, добавила она.

Она смотрела на глянцевые лица парней перед тем, как заснуть, и сразу после пробуждения. Это было хорошей причиной просыпаться, она так считала.

На моей стене была только картина, которую мама подарила мне на день рождения. На ней, на самом деле, ничего не было. Ее можно было повесить хоть вверх ногами, никто бы не заметил разницы.

В моей комнате были обои, и их не разрешалось портить офисным пластилином [10] или скотчем, поэтому постеры входили в список запрещенных вещей.

Все парни из Two Dimensions были сладенькими, по мнению Лилы, особенно Леон. Когда она сказала «сладенькие», то облизнула верхнюю губу.

Лила утверждала, что дала бы Леону хоть сейчас. Остальным тоже, но сначала Леону, а потом Харви. Порядок был важен. Она пару раз раздумывала о том, чтобы изменить его, но все равно вернулась к первому варианту. Сначала я даже не поняла, что она бы им дала, но затем Лила снова провернула трюк с языком. Если бы Леон был не на бумаге на стене, а настоящий и в комнате, если бы они провели ночь вместе, то он бы мог делать с ней все, что угодно. Так мне сказала Лила, и у меня не было причин сомневаться в этом. Их имена подходили друг другу. Леон и Лила. Придумав это, Лила опять начала хихикать. Это не было похоже на настоящий смех. Лила сказала, что хотела бы увидеть их вживую. Она хотела, чтобы мальчики увидели ее тоже.

Она стала поправлять прическу, как будто напудренные пудели Two Dimensions прямо сейчас оценивали ее внешний вид. Волосы у Лилы были как снег. Абсолютно белые. Длинные и прямые, они спадали по обеим сторонам ее лица на манер плетей. Они были ее защитным шлемом. Он должен был быть надет как следует, прежде чем она отправлялась в путь. Каждое утро у нее уходил час на подготовку.

Лила не просто мечтала. У нее был план, который она начала воплощать в жизнь. Она рассказала, что через год, летом, Two Dimensions приедут в тур в Стокгольм и что она туда поедет. И не только она. Она пригласила меня с собой. Она считала, что нам нужно было поехать вместе и заранее прибыть на место, чтобы занять лучшие места в первом ряду.

«Ну не знаю», – пробормотала я, но Лила продолжала строить планы.

Она сказала, что нет ничего невозможного. Нам нужно ловить взгляды парней со сцены и дать понять, что после концерта мы хотим на афте-пати в гримерку. Лила была уверена в нашем успехе. Она расчесывала кончики волос руками. С помощью волос она могла бы попасть куда угодно. Лила немного забегала вперед, потому что я пока не ответила, поедем ли мы вместе. Тем не менее, она уже рассуждала о том, как мы пакуем спальные мешки в рюкзаки и стоим в очереди у концертного зала всю ночь, и как у нас полно еды, чипсов и лимонада. Я же только думала, слушая все это, есть ли там туалеты или мне надо будет терпеть всю ночь и последующий день, прежде чем я смогу пописать.

Я не так фанатела от Two Dimensions, как Лила. И от Леона не фанатела. Но энтузиазм Лилы овладел мной, и я подумала, что почему бы и нет, может и отправиться с ней.

На мой вкус, вот эта темная лохматая голова была лучше всех. Зожак.

У него была симпатичная щетина.

И странное имя.

Я сказала об этом Лиле.

Она пообещала, что Зожак будет моим.

А Леон – ее.

Договорились.

Лила была уверена, что путешествие будет великолепным. Она сообщила, что билеты скоро появятся в продаже и что их надо сразу покупать, чтобы не остаться с носом, потому что все хотят на концерт. Потом Лила поинтересовалась, могу ли я одолжить ей денег, чтобы она купила билеты нам обеим. Она обещала, что оплатит свой билет позже, когда получит немного бабок. Нам надо купить билеты до того, как их распродадут, вещала Лила в таком воодушевлении, что почти подпрыгивала, хотя лежала на полу.

XIII

Я лежала на кровати в наушниках и слушала Ариану Гранде. Иногда я приподнимала наушники, чтобы знать, что происходит в доме, но сразу же надевала их обратно, если казалось, что кто-то подходит к двери.

Меня позвали. Это я по какой-то причине всегда слышу. Вскоре вошел Йоона, хотя на бумажке, приколотой к двери, написано, что имбецилам вход воспрещен, а остальным следует стучать. Я сделала ее давным-давно, потому что у Йооны была такая же, но по каким-то удивительным причинам она до сих пор висела на моей двери. Йоона сказал, что мне надо пойти приготовить еду.

«Чего это я?»

«Потому что твоя очередь», – ответил Йоона.

«Как так?»

«В прошлый раз была моя».

И все такое. Всегда одно и то же. Всегда одни и те же, ни к чему не приводящие переговоры.

Опять же, проблема была в том, что Йоона был голоден, но еда перед ним не появлялась. Вот странно! Он пришел от одного друга и собирался пойти к другому, но перед этим стоял перед холодильником и с надеждой смотрел на его полки. В холодильнике не было ничего готового, кроме маминого диетического коктейля.

Я осталась лежать. Я не была голодна, поэтому проблем у меня не было. Йоона прокричал что-то маме, мама что-то в ответ, и я догадалась, что мне скоро нужно будет вставать и идти, но без борьбы я не сдамся.

Маму расстраивала наша несамостоятельность. Она объявила, что, судя по ее опыту, еда сама себя не приготовит, а ей уже все-таки было сорок три года.

Я ответила, что совершенно согласна и могу приготовить еду, если в животе у меня будет пусто.