Его исключение (СИ) - Лонган Мари. Страница 35

— Ба, я же говорю, что на пару месяцев в командировку уехала. Да, срочная, — по телефону нахожу отговорки, чтобы не травмировать самое родное, что у меня осталось.

— Хм, а я в санатории, внучка, — опасливо выдает.

— Это ещё почему ты там? Профсоюз музыкальной школы решил вспомнить ветеранов труда? — предполагаю, а у самой закрадывается мысль, что это мог сделать только один человек.

— Это я хотела от тебя узнать, — на фоне в трубке раздается трель птиц и плеск воды. — Меня теперь охраняют как первую леди страны. На днях мужчина приезжал, твоим будущим супругом назвался.

— Он тебя обидел? — занервничала. У него это привычное, угрожать всем подряд.

— Такой интеллигентный. Мне понравился. Позаботился, чтобы я лето провела на свежем воздухе, — воодушевилась. — Всегда говорила тебе, что терпеливая дождется короля. Не то, что эти "прынцы", дунь и повалится. Муромец. Увидел фортепиано у нас и сыграл пару аккордов. Извинился за неумелую игру, не сдержался. Он по скрипке больше. Да, — задумчиво. — Помню одного талантливого парнишу. Мама пару раз приводила и вся школа заслушивалась. Наверное, всемирно известный скрипач сейчас. Они переехали, или, что там приключилось, я не узнавала. А что за спешка со свадьбой? Ты беременна?

— Уф, бабушка. Это длинная история, — поправила замок на юбке.

— История длинною в девять месяцев?

— Возможно, — ляпнула, в надежде, что настолько лишь хватит Игната, чтобы наелся мной и наконец-то отпустил.

— Снова занята работой? Бросай ты эту каторгу в редакции, удели внимание будущему мужу, с таким как за каменной стеной. Послушай бабушку, она жизнь прожила и плохого не посоветует.

Скорее, как в золотой клетке. Но кого это волнует, если Льдов мужчина хоть куда по их мировоззрению.

— Свадьбы не будет, ба, — попыталась ее успокоить.

— А я уже благословила, — прощебетала.

— Как? — присела и облокотилась на трюмо. — Он же бандит, ба!

Это же все не по-настоящему. Очередной кошмар и я вот-вот проснусь.

— У каждого свои недостатки, — хмыкнула на мелочь. — Приехать не смогу, грыжа разыгралась. Лечат меня. А у вас же срочно, живот не попросишь подождать. Кто бы сказал, что дождусь правнуков, — причитает бабушка. — И правильно. Куда тянуть. Тебе скоро тридцать и уже пора. Все, меня зовут на обед, закругляюсь.

Бабушка думает, что я тут в счастье, как кот в сметане. А мне не хватает кислорода, хоть все окна нараспашку.

— Обманывать нехорошо.

В холодном отражении поступь зверя. Темного и властного.

— Подслушивал, — щурюсь в зеркало. — Не удивлена, — продолжаю дальше безразлично на автомате набрасывать белую шаль. — Мне не переплюнуть мастера лжи. Запудрил человеку голову. Бабушка святая простота.

— Агнесса Викентьевна удивительная женщина. И отличает, где клад, а где подделка. Кстати, вкусные голубцы готовит. Ты так умеешь? Мое любимое блюдо теперь, — встал возле окна и его ласкает тюль, гонимая ветром.

— Руки есть, сам готовь. Полный дом обслуги, — удерживая под мышкой клатч и надевая туфлю, шатаюсь. Тянет руку удержать. Блокирую помощь и стреляю глазами. Пока холостыми.

— Хочу от любимой жены, с любовью приготовленное, — хитро подлизывается. — Почему ты выбрала вместо свадебного платья юбку и блузку?

— Удобно. Или ты забыл, что я по легенде беременна? — фыркаю.

Свадебное платье для радостной невесты, а я грустная.

В машине шаль душит. Жарко. Лето. Трава за окном выгорела, тусклая, сухая, безжизненная. Спасенье в дожде, но его не прогнозируют.

Свои надежды могу оросить только слезами, что тщательно скрываю за черными очками.

— Если бы этот болезный не геройствовал, то не лежал бы дырявым. Пуля прошла бы в сантиметре от твоей нежной кожи, — непринужденно подмечает, как повод для вступления в беседу о погоде.

Сидит возле меня и мизинцем цепляет мой палец, чертыхаюсь, как от прокаженного.

— Априори ты псих, — шиплю. — Стрелять в людей для профилактики.

— Ника можно до бесконечности подстреливать, так что и у международного банка крови не хватит составляющих.

Вот это он повторяет как мантру мне, чтобы я помнила и не думала сбегать.

Белые стены обители виднеются. Мужской монастырь. Колокола звонят рвано, а в груди тяжело. Свадебная упряжка как назло быстро несётся. Хоть бы колесо спустило и не доехали.

Даже здесь Льдов умудрился обойти предисловие в виде регистрации брака. Пообещал потом всенепременно донести. Ага.

— Как раз утренняя служба закончилась, — встречает нас наместник.

Игнат берет меня за локоть.

— Не забывай, что ты меня полюбишь, а сейчас делаем вид куда более счастливым, чем бледные щеки. Бураком натереть или сама? — по сторонам мило и приторно улыбается.

— Я тебя полюблю? — возмущаюсь. Нет конца удивлению. — Когда ты под землю провалишься, вот тогда обязательно это случится.

Раньше люди скрывались в храмах от плохих людей, а мне не помогает это. Льдов шагает рядом и его ничего не прошибает, он не останавливается. И на небе ни облачка.

Кадило наполняет благовониями по периметру помещение с иконами. Рушник расстелен. В руках свеча, и треск огня слышен в тишине между речами священника и ангельским хором на клиросе.

— Ничего не препятствует союзу, по обоюдному согласию вступаете? — вопрошает священнослужитель.

Вопрос риторический. Как будто в машину времени закинули с силой центрифуги разогнали, а потом выбросили на задворки цивилизации. Прямо в лапы Льдова.

— Славою и честью венчают их!

Вот и все. Кольцо и венец. Титры. Стою перед иконами и трижды отрекаюсь от любви к Нику. Забываю, забываю, забываю. Не суждено прочитать наш сюжет.

Выхожу из храма, срываю шаль и плечи жгутом сковало. Поднимаю глаза, а в небе ласточки носятся. Воля… Не допрыгнуть, не дотянуться.

— Слезы от переизбытка эмоций. Ты такая сентиментальная у меня, — громко басит, когда мимо нас проходят семинаристы.

— Когда наиграешься, я дойду до епископа или патриарха, но это венчание признают недействительным, — укором претензий прицеливаюсь на будущее.

— Это не случится. Подумай лучше, как ты хочешь обустроить наше семейное гнездо, а мне надо отлучится по делам. Тебя отвезут домой, — даёт отмашку охране.

— Нет. Не хочу туда ехать. Таинство случилось, могу и у себя жить, — стучу каблуком.

— Не беси меня у порога божьего. Ты думаешь, я тебя не затолкаю в машину и не пройдусь розгами по твоей белоснежной попке? — стягивает очки на нос, смеряя меня оценивающим взором, и ладонь опускает на ребро двери авто, придерживая.

— Засунь свои доминантные замашки знаешь куда? — выражаюсь и спохватываюсь, перекрестившись перед воротами монастыря. — Прости, Господи!

— Бери ниже, — смеётся злорадно. — Персональный дьявол. И я доберусь до этого места у тебя.

Немного веры, силы всё забыть и может быть тогда понемногу я перестану знать, как любить. Чувство это забыть и все.

Так намного легче будет. Без сердца получится не жалеть, из памяти вычеркнуть навсегда. Да!

— Тут побуду, — мотаю головой, закрывая перед ним дверь машины.

Стекло опускается.

— Змей и Скороход, головой отвечаете. Слушаться хозяйку. На связи, — отдает последние указания и черная точка с монстром теряется за пригорком.

На территории обители оранжерея. Много насаждений. Размеренный ритм жизни. Без интриг и сенсаций.

— Вас что-то гложет? Уже час ходите по дворику, а во внутрь храма не заходите. Все приезжают со своими проблемами, для поиска решения на важные вопросы.

Нет камер, просто глаза случайного дьякона заметили больше, чем окружающие меня люди.

— Батюшка, чужого мужа желать это грех? — интересуюсь у него.

— Грех, — твердо утверждает.

Повышаю ставки.

— Грех жить с нелюбимым ради жизни любимого?

— Тебя мучают вопросы? Может на исповедь? — перебирает чечётки.

— Если бы этого помогло избавиться от Льдова… — отворачиваю голову.

— Льдов? — задумывается и не находит связи. — Периодами помогает обители. Он держит тебя силой?