Великая огнестрельная революция - Пенской Виталий Викторович. Страница 2

Свое видение проблемы военной революции, конспективно изложенное в этой статье, Паркер развил в фундаментальной монографии «The Military Revolution. Military innovation and the Rise of the West, 1500–1800»¹⁵ и в серии отдельных статей¹⁶. Он аргументированно и обстоятельно изложил все доводы «за», при этом придав большую стройность и определенность концепции М. Робертса. По мнению Дж. Паркера, гипотеза о военной революции в Европе на рубеже Средневековья и Нового времени в наиболее сжатом виде может быть представлена так: «Трансформация военного дела в Европе на заре Нового времени включала в себя три основных компонента – широкое использование огнестрельного оружия, распространение новых систем фортификации и рост численности армий…»¹⁷ Эти три инновации повлекли за собой все остальные новшества – сперва в военном деле, а затем и в политическом, социальном, экономическом и культурном устройстве западноевропейского общества. В таком виде обновленная концепция военной революции привлекла к себе многих молодых западноевропейских и американских историков¹⁸.

Однако к этому времени у военной революции были не только сторонники, но и критики. Выступление Дж. Паркера в защиту концепции Робертса послужило началом новой оживленной дискуссии вокруг этой проблемы. С неослабевающей силой она продолжается и сегодня, захватывая все новые и новые аспекты перемен в военном деле позднего Средневековья и начала Нового времени¹⁹.

К настоящему времени в дискуссии вокруг этой гипотезы четко обозначились основные точки зрения. В том, что внедрение огнестрельного оружия в повседневную военную практику Запада (а затем и Востока) имело весьма серьезные последствия – с этим согласны все. Однако мнения историков, занимающихся этим вопросом, расходятся по нескольким основным пунктам, главными из которых являются следующие: можно ли для определения характера этих перемен использовать термин «революция», каков их временной и пространственный охват и в чем заключались их последствия как для истории Европы, так и для всего мира.

Антиподами Дж. Паркера и его единомышленников стали «эволюционисты» (Дж. Хэйл, Дж. Линн и ряд других историков). По их мнению, перемены в военном деле в эту эпоху слишком уж растянуты во времени, для того чтобы их именовать «революцией»²⁰. Дж. Линн, в частности, в пику Паркеру выдвинул оригинальную гипотезу поэтапного развития европейского военного дела от эпохи Средневековья до наших дней²¹. Анализируя процесс развития западноевропейского военного дела в эпоху Средневековья и Нового времени, он отмечал, что для изучения его особенностей намного более важным представляется исследование таких аспектов, как способы комплектования вооруженных сил, их организация, проблемы мотивации и морального духа, состояние командования, формы оплаты военнослужащих и отношение армии к обществу и власти²². Технологические и тактические новшества, на которые делают упор сторонники военной революции, на взгляд Линна, конечно же важны, но по отношению к названным выше аспектам второстепенны²³. Не стоит преувеличивать, по его мнению, и роль голландского государственного и военного деятеля Морица Оранского вместе со шведским королем Густавом Адольфом как родоначальников новой линейной тактики. Как указывал историк, армия французского короля Генриха IV раньше голландцев и шведов перешла от традиционных для XVI в. крупных формаций и глубоких построений к небольшим подразделениям и стала использовать элементы линейной тактики²⁴.

Правда, стоит отметить, что такой радикализм не встретил поддержки у большинства специалистов, хотя и способствовал дальнейшему «размыванию» временных и территориальных рамок военной революции²⁵. Так, по мнению К. Роджерса, за четыреста лет, с XIV по XVII в., европейское военное дело пережило даже четыре военных революции: «пехотную», «артиллерийскую», «артиллерийско-крепостную» и собственно «военную»²⁶. М. Прествич и вовсе полагает, в чем-то смыкаясь с «эволюционистами», что военная революция XV–XVIII вв. стала естественным продолжением средневековой военной революции конца XII – 40-х гг. XIV в.²⁷. Кроме того, по мнению многих историков, рассматривая эту проблему, не стоит замыкаться только европейскими рамками, а необходимо изучить изменения в военном деле в других регионах мира, имевших место в это же время, а также их взаимовлияние²⁸.

Спорным и неоднозначным выглядит, по мнению ряда современных историков, и вопрос о степени влияния перемен в военной сфере на заре Нового времени на политическое и социальное устройство европейских государств. Если, с точки зрения сторонников военной революции, необходимость создания сильных и многочисленных постоянных армий стимулировала процессы становления сильной власти и рождение абсолютистских монархий Нового времени, то, к примеру, Н. Хеншелл полагает, что все было с точностью до наоборот²⁹.

Таким образом, можно сказать, что расширение поля исторического поиска и в географическом, и в хронологическом плане привело к своеобразному «разложению» из-за возникших внутренних противоречий прежде ясной и целостной концепции и, как следствие, способствовало жесткой критике основных тезисов «революционной» теории Робертса—Паркера и их последователей. Очевидно, что эти разброд и шатание были обусловлены прежде всего тем, что М. Робертс оперировал материалами Европы протестантской, северной и северо-западной, причем в достаточно узком временном промежутке. Ни для кого не секрет, что в основу его концепции легли результаты многолетних изысканий по политической, социально-экономической и военной истории Швеции XVII в.³⁰. Попытки же выйти за очерченные первоначально узкие временные и территориальные рамки дали несколько неожиданные результаты, не укладывающиеся в ставшее внезапно узким «старое платье короля»³¹. Однако стоит ли на этом основании отбрасывать саму идею революции в военном деле, существует ли возможность примирения крайних точек зрения? Можно ли модернизировать концепцию «военной революции» применительно к периоду позднего Средневековья и начала Нового времени с учетом всех тех критических замечаний, которые были высказаны в ее адрес в предыдущие годы?

На все эти вопросы, по нашему мнению, можно ответить положительно, и вот почему. Прежде всего определимся с тем, что такое «революция». Наиболее распространенное ее определение заключается в том, что под ней понимается некое качественное изменение, коренная ломка сложившихся принципов, представлений или концепций в жизни общества или отдельных его сфер. Это изменение есть проявление скачка, возникающего в тот момент, когда количественные изменения в той или иной сфере жизни общества достигают определенной величины, за которой следует возникновение нового качества³². Следовательно, военную революцию можно определить как коренную ломку существовавшей до этого военной системы и создания новой, радикально отличающейся от нее.

Исходя из этого определения, можно уточнить структуру военной революции. Являясь частью непрерывного исторического процесса, она не представляет собой некое статическое, застывшее образование, а, наоборот, постоянно изменяется и развивается. Неизменной остается лишь некоторое ядро, точка опоры, вокруг которой и вращаются все изменения. Именно поэтому имеет смысл говорить о военной революции как о сложном, имеющем многослойную структуру феномене, в развитии которого можно выделить три основных этапа.

Главным движущим мотивом развития военного дела, вне всякого сомнения, следует считать стремление военачальников как можно быстрее и эффективнее разгромить неприятеля, используя все наличные силы и средства. Замечание, сделанное Ф. Энгельсом почти полтора столетия назад относительно взаимосвязи изменений в военной сфере с изменениями в экономике, не утратило своего значения до сих пор. «Ничто так не зависит от экономических условий, – писал он, – как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения. Не «свободное творчество ума» гениальных полководцев действовало здесь революционизирующим образом, а изобретение лучшего оружия и изменение солдатского материала; влияние гениальных полководцев в лучшем случае ограничивается тем, что они приспособляют способ ведения боя к новому оружию и к новым бойцам…»³³. Правда, на наш взгляд, формула, выведенная Ф. Энгельсом, нуждается в некотором уточнении. При сохранении примата экономических перемен над военными необходимо в большей степени учитывать влияние субъективного фактора. Гениальные полководцы не просто следуют за событиями, но стараются по мере возможности подтолкнуть события, стремясь получить самое эффективное оружие и лучших солдат. Это стремление, в свою очередь, стимулирует развитие экономики, а последнее – новые перемены в военной сфере.