Китобой (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич. Страница 23

— Ты пожалеешь! — похоже скандинавская гнида не был готов к такому повороту событий — я жаловаться старпому!

— Да хоть кому стучи! Я за это место не держусь, спишут на берег, я только рад буду. А если быковать будешь, то сам пожалеешь. Всё. Завтра поговорим, у меня сейчас законный отдых после вахты!

Развернувшись и не слушая возмущенных воплей норвежца, я вышел из каюты. Знал старпом «Алеута» куда меня отправлял, сволочь толстая! Ну ничего, я ещё им всем устрою! С такими мыслями я отправился в кубрик матросов, планируя хоть немного подремать и успокоиться.

Но спокойно отдохнуть мне не дали. Только я расстелил бельё и устроился отдыхать, так за мной явился кок, которого походу тут начальство использовало в качестве посыльного, с требованием срочно явиться в кают-компанию. Похоже Питерсон не успокоился и всё же стуканул на меня начальству.

На манеже всё те же. Питерсон, капитан, старпом и кок. И чай в стаканах на месте. Несмотря на то, что за иллюминаторами набирает свою силу ночь, похоже спать они ещё не собираются, решая какие-то свои начальственные дела.

— Жохов! Питерсон жалуется на тебя, говорит, что ты отказываешься исполнять его распоряжения! Это так?! — начинает старпом — Жохов, с огнём играешь! Суток не прошло, а ты уже успел подраться, и теперь это! Ты что? Совсем охамел?! Ты думаешь мы на тебя управы не найдём?!

— Распоряжения Питерсона, выполнять не отказываюсь, но выполнять буду только те, что непосредственно касаются моей работы — отвечаю я, внутренне закипая — во внеслужебное время я буду заниматься своими делами, а не за ним дерьмо убирать!

— Объяснись! Чего это такого попросил тебя сделать гарпунёр, что ты его матом послал?! — старпом похоже тоже удила закусил — может убираться в каюте гарпунёра и не твоя обязанность, но у нас так принято! Не тобой заведено, не тебе и менять!

— Убираться в его каюте, носить ему еду, стирать его вещи и выполнять другие распоряжения, которые не касаются обслуживания гарпунной пушки и всего гарпунного хозяйства я не буду. Я советский моряк, а не слуга! Не зато в революцию наши отцы боролись, чтобы их дети и внуки прислуживали капиталистам! Я шёл во флотилию служить в качестве штурмана, и только благодаря произволу со стороны вышестоящего начальства, сейчас переведен в помощники гарпунёра! Хочу отметить, что наказан я был абсолютно по надуманному поводу! Вы же меня хотите вообще в камбузёры разжаловать?! Я работать не отказываюсь, но не кажется ли вам, товарищ старший помощник капитана, что вы слишком сильно заигрываете перед представителем загнивающей буржуазии? Вы готовы ему комсомольца в услужение передать?! Можете посадить меня под арест и отправить обратно на «Алеут», только вот там, я к комиссару новому пойду! Пусть этот случай на комсомольском и партийном собрании разберут и скажут — я прав, или вы неправы! Третьего тут не дано! — Пусть делают что хотят, но никто меня не заставит шестерить, пусть лучше сразу стреляют!

— Не ори Жохов! — вмешался капитан, вид он имел злой, но при этом и слегка обеспокоенный — никто тут не собирается в услужение или в рабство тебя сдавать. Просто один заслуженный моряк, вежливо попросил тебя о помощи, которую ты, как более молодой, мог бы ему и оказать. Стыдно тебе должно быть, Жохов! Но твоя позиция нам понятна, не сознательный ты и тёмный человек! Пролетарий не должен чураться никакого труда! Мы выводы сделали, а ты иди и подумай, о своём поведении!

Нихрена себе, так оказывается меня просто «попросили»? А чего тогда на правёж дергали? Похоже они тут поделены по принципу «плохой-хороший полицейский», где старпом всем раздаёт звездюлей, а капитан молчит и в крайнем случае вмешивается, если старпом перегнёт палку. А палку он сильно перегнул, не везёт мне с начальством. Припомнят они мне ещё мой демарш, у них возможностей сделать мою жизнь почти невыносимой полно, а мне придётся туго, но оно того стоит! Расстроенный и злой я убрался в кубрик и завалился спать. Утро-вечера мудренее, война план покажет

Амортизационная система на китобойных судах — одно из важнейших устройств, которое позволяло удержать загарпуненного кита и безопасно подтянуть его под полубак, «выводить» подобно спиннингу, подобрать, а при натяжении потравить. Уже второй день я с амортизационного отсека не выхожу, надраивая и смазывая пружины и блоки. Все Питерсону не нравиться как система отлажена. То подшипники скрепят, то желоб для линя ржавый, то пружины ослаблены. Я этот гадский отсек уже до последней заклёпки изучил и света белого не вижу. Тут холодно и жутко воняет. В качестве смазки используется продукт переработки китового жира, и я уже весь с ног до головы в ней, потому что весь отсек, даже петли люка я смазал уже не один десяток раз. «Линь, на котором мечется кит, проходит через блоки, а они, связаны с пружинами. Девушка любит ласку, а сталь — смазку» — так в своё время мне Томас про амортизационную систему рассказывал — и сейчас я на практике учусь разбирать и смазывать пружины, сращивать и укладывать настоящий линь в тросовый ящик, изготовлять чекели, оклёпывать цепи. Тяжёлая и нудная работа, но я не жалуюсь и не возмущаюсь, эта кодла от меня только этого и ждёт!

Не только я этим занимаюсь, марсовый ещё мне иногда помогает, но у него и другие дела на судне есть, так что он тут бывает набегами. Толик Ашуров, молодой матрос, смотрит на меня волком. Ведь теперь именно он выполняет для Питерсона его «просьбы», от которых я отказался. Как его «уговорили» я не знаю, но он в своих бедах винит исключительно меня, но никак не Питерсона. Лошара! Я даже умное слово про него знаю — Стокгольмский синдром кажется, это психическое расстройство называется.

К пушке меня Питерсон не допускает, но гарпуны я тоже сейчас зачем-то ежедневно смазываю маслом, хотя насколько знаю, этим вообще никто и никогда не занимался и не планирует. Обычно эти штуки ржавые всё время и за ними особо никто не ухаживает, только если выправить, если погнётся. Это расходный материал, в каждом плавании их теряют по несколько штук все китобойцы. Ну а я занимаюсь и этим бессмысленным делом — норвежский рабовладелец ищет для меня любую работу, лишь бы я задолбался.

Гарпунов на китобойце много. Их целых пятьдесят штук и каждый весит дохрена и больше! Двадцать штук принайтовны к центральной надстройке, с обоих от неё сторон, по десять штук с каждой стороны. Пять гарпунов стоят привязанные к стойке ограждения на баке, а остальные складированы в трюме. Я теперь каждый день их всех достаю и протираю промасленной ветошью! Три с половиной тонны железа в день! Вечером я просто падаю от усталости. Вся команда с интересом и азартом наблюдает за нашим противостоянием.

— Витька, тебя там Питерсон зовёт — Толик Ашуров, с вечно недовольным лицом не говорит, а выплёвывает в мою сторону слова. И добавляет злорадно — на гарпуны с правого борта чайки насрали.

— А ну ка пошёл нахер, шнырь! — я уже почти впадаю в бешенство, скорее бы выйти в море! Тут этих чаек и бакланов разных, как волос на моих мудях, и теперь мне снова снимать тяжёлые гарпуны и драить их промасленной тряпкой, очищая от биоудобрений, а это как не крути — больше полутоны веса! Так я скоро или в Шварценеггера превращусь, или, что более вероятно, радикулит себе заработаю. Я махнул в сторону злорадствующего Ашурова, гаечным ключом — Изиде, чудовище!

Толян испуганно отшатнулся от открытого люка и скрылся из вида, а я не торопясь стал крепить металлические крышки желоба, который опять чистил от ржавчины, на место. Подождёт «пидер», да и гуано с гарпунов никуда не денется. Я всё больше и больше стал понимать родителей моего «шефа», которые назвали своего сына таким подходящим ему именем. Это же надо так предугадать характер и сексуальную ориентацию их будущего отпрыска! Не иначе его мама ведьмой была, а папаша вообще «чертила» какой-то! А может тут как раз работает та схема, что типа как корабль назовёшь так он и поплывёт? Да уж, хорошо моя служба начинается, друзей я себе тут пока не завёл, даже с мужиками пообщаться некогда, а недругов уже четверть команды: гарпунёр, марсовый, старпом, капитан и конечно же Бивнев, который пока никак себя не проявляет, но подвоха от него надо ждать в любой момент.