Стратагемы заговорщика (СИ) - Щербинин Тимофей. Страница 21

Потом мать умерла, а Илана уехала в Толон. Но Алдар её запомнил, как запомнил и Тукуур. Кажется, он пытался перечить Дамдину. Сорок плетей и петля? Сколько ещё погибнет из-за неё? Как легко было представлять себя несгибаемым борцом за будущее страны, пока не пролилась кровь! С этой горькой мыслью Илана провалилась во тьму.

Когда она очнулась, стальное сердце корабля остыло и умолкло, и только волны мерно плескались за бортом корабля. С тихим шорохом раскрылась горловина мешка, и над девушкой появилось лицо Алдара.

— Мы в Оймуре, — тихо сказал он. — Команда на берегу. Если Вы не ранены и можете идти, лучше покинуть корабль сейчас.

Илана пошевелилась и скрипнула зубами от боли. Руки и ноги затекли, исцарапанные ступни и ладони саднили. Всё тело болело, как будто стражники всё-таки поймали её и долго били. С трудом выпутавшись из мешка, беглянка встала и оперлась о поручень.

— Я благодарна Вам, — прошептала она. — Но моя благодарность немногого стоит.

— Доброе дело не должно остаться забытым, — ответил старый шаман. — Ваша мать на какое-то время сохранила мне зрение. Я на какое-то время сохраняю Вам жизнь.

— Доброе дело не останется безнаказанным, — горько произнесла Илана. — Меня ищет Улагай Дамдин, старый враг отца. Если он догадается, что Вы помогли мне, Вам грозит гибель.

— Жизнь всегда заканчивается смертью, — спокойно ответил Алдар. — Важно, как ты жил.

— Возможно, — прошептала девушка. — Берегите себя. Пожалуйста.

— Я предупреждён, — твёрдо кивнул чиновник.

Он снял с пояса связку клеймёных дощечек и протянул ей. Илана молча взяла деньги, неловко обняла старика, и, протиснувшись между прутьями поручня, скользнула в воду.

На берегу мокли под дождём перевёрнутые рыбацкие лодки. Где-то в посёлке гомонили куры и гуси, над домами курились дымки. Тёплое жильё манило беглянку, но она понимала, что в посёлке оставаться нельзя. Скоро её грубый портрет разошлют всем старостам, с мерзкой подписью «отцеубийца».

Где-то в этих джунглях прятались партизаны, большей частью — беглые рабы с островов. Толонские друзья Иланы надеялись, что она установит с ними связь. Быть может, у беглой преступницы это получится легче, чем у дочери градоначальника?

Стратагема 3. Ловить рыбу в мутной воде

Дом вздыхал, вздрагивал, скрипуче жаловался на судьбу. Повсюду слышалось шарканье плетёных сандалий, звуки приказов, монотонное бормотание учётчиков. Солдаты гарнизона по приказу Дамдина открывали и взламывали комнаты, обыскивали, описывали имущество. Некоторые из них бросали на Айсин Тукуура подозрительные взгляды, но нахмуренное лицо и уверенная походка чиновника убеждали их, что он выполняет некое поручение и, стало быть, перешёл из обвиняемых снова в обвинители.

Знатоку церемоний не терпелось вернуться в кабинет Буги, но для того, чтобы продолжить расследование, ему нужен был ассистент. Кто-то, кто мог бы поручиться, что Тукуур не подделал улики, а ещё лучше — подтвердить его выводы или предложить свои. Избранник Дракона предпочёл бы, чтобы это был Максар или Холом, но увы, его товарищи выбрали сторону власти, и какой-то частью разума Тукуур понимал, что поступил бы так же, не будь он влюблён в Илану.

Не найдя наверху никого подходящего, знаток церемоний спустился на кухню. Здесь было почти тихо. Остывшая печь беззвучно зевала открытой вьюшкой. На столах и табуретах тонким инеем лежала мука. Дверцы распахнутых шкафчиков поскрипывали от сквозняка, под ними на полу цветастой россыпью валялись шкатулки и кувшинчики из-под приправ. «Какое-то нашествие варваров», — мрачно подумал Тукуур, глядя на сорванную с петель дверцу одного из ларцов. Он был заперт на ключ, и стражники, недолго думая, поддели дверцу клинком, но, похоже, не нашли для себя ничего интересного.

Внутри хранились ингредиенты отвара духов войны — корни лотоса, голубой чай, мякоть каменных яблок, сушёный имбирь, порошок из шаманских зёрен и листья таванга. Знаток церемоний обернул руку платком и аккуратно высыпал коренья и листья на стол. Расположившись рядом с горящей масляной лампой, он начал методично рассматривать каждый кусочек. Листья давно высохли и утратили свой глянцевый блеск. Нарезанные тонкими пластинками корни лотоса сморщились и слегка посерели по краям. Ломтики свежей мякоти каменного яблока маслянисто блестели в свете лампы. Нерешительно покрутив один из них в руках, Тукуур осторожно прикоснулся к нему языком, но не почувствовал посторонней горечи, о которой говорил Дамдин. Ничто не указывало на то, что травы и коренья кто-то обрабатывал мазью семи островов. Конечно, сохранялась возможность, что все испачканные кусочки ушли в отвар, но она была крайне невелика. Нахмурившись, знаток церемоний достал из плетёной шкатулки два ломких округлых листка и медленно разжевал. Вяжущая горечь разлилась по языку. Кажется, один горчит чуть сильнее другого? Старые соратники верили, что таванг обостряет чувства, а Тукууру сейчас не помешала бы наблюдательность стража.

— Нашёл что-нибудь? — раздался полузнакомый голос.

Тукуур вздрогнул, чувствуя как сердце и плечи пронзают горячие иглы страха. Значит, таванг усиливает и его? Тогда понятно, почему его уравновешивают корнем лотоса.

— Ничего особенного, — покачал головой знаток церемоний, поворачиваясь на голос.

В проеме двери, ведущей на улицу, стоял Кумац — военный шаман, который обнаружил тайник Иланы. С его промокшего кафтана срывались капли воды.

— Билгор Тукуур, — удивлённо моргнул офицер. — Простите, я принял Вас за одного из своих учётчиков.

— Не стоит извинений, нохор Кумац, — примирительно улыбнулся избранник Дракона. — Какая удача, что мы встретились! Я как раз хотел просить Вас помочь мне в осмотре места убийства.

— Разве мудрейший Дамдин не закрыл следствие? — нахмурился воин.

— Билгор Дамдин, несомненно, определил виновных, — мягко возразил Тукуур, — но мы обязаны составить подробный отчёт, если не для него, то для градоначальника.

Кумац недовольно сжал губы, но кивнул.

— Согласен. Ждите меня наверху, я скоро буду.

Поднявшись по скрипучей лестнице, знаток церемоний стремительно прошёл по узкому коридору и остановился на пороге кабинета первого плавильщика. Он поморгал, давая глазам приспособиться к полумраку и дрожащему свету камина, а затем медленно осмотрел комнату. Теперь Тукуур старался видеть всё не как простой свидетель, а как сыщик, подмечая детали, отделяя следы схватки Санджара со стражниками от улик, оставшихся от первого убийства. Легче всего было бы оттолкнуться от версии Дамдина, проверяя каждое утверждение дознавателя, но тогда знаток церемоний рисковал потерять нити, уходящие за пределы картины.

Тукуур снова закрыл глаза и позволил шорохам и скрипам заполнить разум, изгоняя из него внутренний монолог. Теперь он заранее услышал быстрые шаги Кумаца и одного из его учётчиков. Помощник военного шамана нёс стопку из трёх грифельных досок, на его поясе позвякивал футляр с меловыми карандашами.

— Помолимся, — хмуро произнёс Кумац.

Знаток церемоний снял шляпу и поднял её к небу как ритуальную чашу.

— Скальный Лис, неутомимый охотник за истиной, победитель забвения! — возгласил он. — Прими наше усердие вместо приношения четырёх драгоценностей и даруй нам упорство, даруй нам силу, даруй нам проницательность, даруй нам беспристрастность!

— Дух Скального Лиса, твоего покровителя, да поможет тебе обрести истину, следуя от малого к великому, от частного к общему, от улики к доказательству, от доказательства к воздаянию! — отозвался военный шаман.

Тукуур перевернул шляпу, как будто вылил из неё на себя ароматное масло, надел её и осторожно подошёл к телу Темир Буги.

— Погибший — временный градоначальник Темир Буга, соратник Прозорливого четвёртого ранга на пути доблести, первый меч Бириистэна, — продиктовал он.

Грифель учетчика заскрипел по доске.

— Тело не тронуто тлением, косвенные признаки подтверждают время убийства не ранее вчерашнего вечера. В груди глубокая колотая рана, предположительно — основная причина смерти. Орудия убийства рядом не обнаружено. Судя по форме раны, клинок плоский, листовидный. Возможно — метательный нож, — знаток церемоний вопросительно взглянул на военного шамана.