Сказка про попаданца 2 (СИ) - "Пантелей". Страница 49

Всё получилось. Сначала попрыгали, по три раза каждый, потом полетали по квадрату вокруг острова на малой высоте, потом осмелели и поднялись на максимальную.

— Ого. Четыре четыреста. Ну, да, мы же пустые, без груза… Запросто можно на Титикаку садиться. Там всего три восемьсот.

— Полетим туда?

— Нет, ну его на фиг. Потеряемся ещё в горах. Маяки сначала нужно поставить, различимые с высоты ориентиры приметить. Да и не факт, что там сейчас так-же ясно. Погоду на маршруте мы ведь не запросили. Садимся, принимай управление, брат Иван. У тебя садиться ловчее получается.

Сели. Лихо подрулили к набережной Ла Пунта, на которой были установлены четыре кинокамеры и собрался почти весь город. Прошлись вдоль, туда и обратно, помахали руками. Ещё один разворот и причаливание к специальному авиапирсу механического НПО Лимы в Тивинсе. Надо бы этому НПО придумать имя собственное.

— Вот и всё брат. Небо наше. Самолёт запускай в серию, удачный получился. Штук триста-четыреста, для начала, а там посмотрим.

— А летать без тебя можно?

— Можно, брат Иван, даже нужно. Только не забывай, что воинские уставы и авиационные регламенты написаны кровью. Никакой самодеятельности. Поклянись.

— Не забуду, брат Интико. Клянусь. Гадом буду!

— Отлично. Тогда назначаю тебя начальником первой авиашколы, Иван Васильевич. Учи свою банду летать. Потом, лучшие из них, станут учителями для остального человечества. Они выучат нам испытателей новых машин. Сами мы так больше рисковать не должны. Императоры в атаки не ходят.

— В атаку я и не собираюсь. А шашлык готовить будем?

— Обязательно. Какой может быть праздник без шашлыка в хорошей компании?

Девятого июля 1541 года, император Генрих Первый д’Альбре взял Нанкин и перенёс в него свою столицу. Семнадцатого, коннетаблю китайской Империи д’Альбре, графу Карлу де Бурбон, покорился Ханчжоу. Резерв виконта Бриана Соле де Лакруа, так и не был востребован ни одной из армий. Корейцы и вьетнамцы воевали лучше китайцев, но за чужую землю, к тому-же, уже ограбленную до нитки, они умирать не хотели. Умирали, конечно, куда деваться, такая уж судьба их военная, но не стремились сдохнуть все как один за интересы своих императоров на чужой земле. Армии друга Энрике понесли потери, но желающих встать в ряды его победоносной армии, в Европе было на порядок больше, чем убыль, так что пополнение потерь лучшими из новобранцев — вопрос только времени их доставки до Китая.

Двадцать девятого июля, в сорока километрах северо-восточнее Александрии, экспедиции под руководством вице-императора, имперского наместника в Европе, Авдея Шишки, на двух специально оборудованных пароходах, удалось поднять «Sauveur de France» с останками короля Хорватии, Гийома Гуфье де Бониве. Друга Гийома до костей обглодала морская живность, но по платью и шпаге узнать его удалось.

«Sauveur de France», бывшую императорскую яхту «Посейдон», Авдей отправил на капитальный ремонт в Барселону, а останки Гийома де Бониве, залитые воском в мраморном саркофаге, сам повёз на отпевание и погребение в Собор Священного Препуция, в Маракайбо.

Всего Авдей поднял шесть кораблей, шесть «винджаммеров» поколения четыре плюс, пять французских и один османский, остальные затонули на пока недоступной глубине. Потом поднимем. Когда-нибудь потом. Даже если они уже не понадобятся в качестве военных кораблей, то точно пригодятся как реквизит для съёмок фильмов, или музеев памяти великой эпохи.

Эпохи Империй. Эпохи кровавой, но очень славной. А кровь… Чума забрала в Европе под тридцать миллионов жизней. Всего одна эпидемия. А войны, все войны, вместе взятые, за период после вмешательства попаданцев, период иной исторической реальности, меньше миллиона. Тоже много, но… Всё в этом мире относительно, как говорил иудейский мудрец Исаак Ньютон, и в этом он был чертовски прав.

Девятнадцатого августа 1541 года, капитулировал восьмидесятитысячный персидский корпус в Аравии. Сдался на милость султана Сулеймана Великолепного и милость эту получил. Персов отправили на поселение во Францию, в бывшие герцогства Орлеан и Алансон и графство Блуа. Ирония этой истории, европейцы всё плотнее заселяли Магриб и Китай, а мусульмане Европу. «Великое переселение народов» шло полным ходом.

Сулейман вернул себе титул Хранителя Святынь. Вернул без боя. Сам Аллах вернул ему этот титул. Воистину Акбар!

Короля Хорватии, французского герцога и графа, Гийома Гуфье де Бониве, похоронили в восточном пределе Собора Священного Препуция, рядом с Васко да Гама, второго октября 1541 года. На похороны Гийома, из высокопоставленных особ, собрались только вице-императоры Родриго Пике, Паскуаль де Андагойя и, сопровождавший тело, Авдей Шишка. Друзей в Империи Нового Света у покойного друга Гийома было мало, зато отпели его сам Папа и четыре кардинала, в том числе, вернувшийся из Китая, Игнатий де Лойола, герцог Рима и Мальты, магистр Ордена Священного Препуция. Вне всяких сомнений, следующий Папа, следующий христианский Пастырь, так что честь Гийому оказали королевскую и даже больше того. Намного больше. Обычные европейские короли такого почётного погребения до сих пор не удостаивались.

Девятнадцатого октября, в возрасте шестидесяти семи лет, скончался канцлер Русского царства, князь Василий Фёдорович Бельский, герцог Мальмё, в прошлом первый русский посол в Империи Инков, хороший приятель Савелия.

Новым канцлером, царь Василий Третий Иванович Рюрикович назначил расового инка, язычника Каму Тамача, пятидесятидевятилетнего Михаила Камутамачева, графа Готланда. Первой инициативой нового русского канцлера стало переименование города Донецк, основанного покойным, в Бельск. Царь эту инициативу поддержал, Боярская дума проголосовала за это решение единогласно.

Деяния князя-герцога на благо Руси переоценить сложно. Хоть Василий Иванович и контролировал «голову», но контролировать такую светлую голову — одно сплошное удовольствие. Стараниями покойного князя, Русь заселила Дикое поле, Поволжье и Южный Урал, уже заселяет Западную Сибирь.

Его усилиями, уже зарождающееся на Руси крепостное право так и не родилось, все крестьяне остались свободными, царскими подданными и данниками. Только царскими, даже в боярских вотчинах. Никаких барщин и оброков, только единый налог в казну, с которого бояре и поместные дворяне получали свою долю уже из государевой казны. Холопы у бояр-дворян остались, дворовая челядь, должники-закупы, но было их немного и с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Крестьян теперь ссужала только казна, ей и доставались закупы, которые после гасили свои долги на великих стройках царства, царских заводах, шахтах и рудниках. Сурово, но справедливо. Если совсем не наказывать несостоятельных должников, как правило пьяниц, то долги вообще перестанут отдавать, а это конец любой экономике.

Именно Бельский организовал добычу угля в Донбассе и руды в Белгороде, строительство железной дороги и металлургического комбината, современных портов в Риге и Крымске (Севастополе), именно он настойчиво «гнал» Русь на Восток, за Урал.

Именно он выкупил у Казахского ханства земли юго-западной степной Сибири. Это была его идея и он воплотил её в жизнь. Казахские жузы переселяются под руку Сулеймана Великолепного в османскую Европу, в Западную Пруссию, Бранденбург, Верхнюю Саксонию и Баварию. Переселяются с деньгами, пусть и не слишком большими, ведь продали они голые степи, без городов, дорог и населения, но этих денег им хватит, чтобы обустроиться на новом месте, где с них три года не будут брать никаких налогов. Все остались этой сделкой довольны — и русские, и османы, и сами казахи.

Вечная память и благодарность потомков князю-герцогу Василию Фёдоровичу Бельскому! Великий был человек. Город своего имени он точно заслужил. И мы ещё подумаем, чем можно увековечить его память.

Семнадцатого ноября, Сулейман начал штурм, уже обессилевшей от голода, Басры, а персидский флот пошёл на прорыв. Неудачный, разумеется, прорыв. Не просто ожидаемый, а спровоцированный самими османами. Адмирал Пири-реис одержал убедительную победу во втором сражении при Шатт-эль-Араб, потопив все восемнадцать персидских «винджаммеров», ценой потери девяти своих. На дно Персидского залива ушли корабли общей стоимостью в два миллиона ещё тех французских ливров серебра, или сто тонн золота.