Суеверие - Амброуз Дэвид. Страница 5
А голос Элли жужжал у нее в ухе:
— Джейс Пардо непременно узнает. Когда этот случай попадет в газеты, он, конечно, предложит нам больше, чем в последний раз. Они с Томасом еще будут отбивать нас друг у друга! Аукцион устроят...
Джоанна даже не заметила, что у нее открылся рот, когда она услышала, как эта женщина хладнокровно прикидывает, сколько они выручат за свою недвижимость, сыграв на этой трагедии. И все равно Джоанна не верила, что Мюррей на это пойдет. Он невозмутимо продолжал отвечать на вопрос какого-то мужчины и ничем не выдавал той жестокости и алчности, что вливалась ему в ухо. Ясное дело, он просто не обращает внимания на слова своей жены, да и потом не станет к ним прислушиваться. Он не пойдет на это. Он не посмеет.
— Мужа звали Джеффри Дин... Джеффри Дин Андерсон. Коммивояжер. Это все, что о нем известно, что именно он продавал, я не знаю. Двое детей, Ширли и Ричард...
Мюррей подал знак, что можно задавать следующий вопрос. Мерли передали какую-то брошь или клипс. Она направилась к креслу на сцене, и Мюррей уже протянул руку.
И вдруг он застыл. Несколько мгновений он оставался неподвижным, потом сделал глубокий судорожный вдох и обмяк, словно потерял сознание.
Зрители в тревоге повскакивали с мест, решив, что ему стало плохо, Мерли заторопилась на помощь, но тут Мюррей рывком встал на ноги и театрально воздел руки. Все озадаченно глядели, как он поднес пальцы к вискам, изображая усиленную и мучительную сосредоточенность. Дыхание его было тяжелым. Потом он заговорил:
— Джеффри... Джеффри Дик Андерсон говорит со мной сейчас, когда я стою перед вами... Эйлин, у него сообщение для Эйлин... Он говорит, что она здесь... У него сообщение для тебя, Эйлин, и для детей... Ширли и Ричарда. Он говорит, что любит вас и не хочет, чтобы вы печалились... Он просто перешел в другой мир...
Люди бросились поднимать хрупкую женщину с искаженным лицом, которая лишилась чувств.
Выйдя наружу, Джоанна кинулась бежать сквозь ряды высоких стройных березок, но была вынуждена остановиться и перегнуться пополам. Ее тошнило от отвращения.
Потом она пошла в отель с глупым названием «Крылатое Облако» — всего гостиниц в городке было две. Отель был деревянный, но драли там втридорога. Джоанна забежала туда только чтобы забрать вещи и убедиться, что последний эпизод записался на пленку.
После этого она взяла ключи от машины и поспешила на стоянку.
Глава 2
Сэм Таун наблюдал за тем, как перевернутая пластиковая баночка из-под йогурта ползает туда-сюда по гладкому полу лаборатории.
Научное название этого приспособления было «тахоскоп»: от греческого tukhe, что значит «вероятность», и skopeo — «смотрю». Первый подобный прибор создал француз Пьер Женине в конце семидесятых. Баночка, стоящая на двух колесиках и одной лапке, могла вращаться и ездить в любом направлении, а движениями ее управлял генератор случайных событий, который находился в соседней комнате. Генератор представлял собой устройство, работающее на основе тех или иных непредсказуемых физических процессов — например, радиоактивного распада. Компьютер, следящий за ним, через установленные интервалы времени передавал тахоскопу произвольный ряд чисел — приказ двигаться в ту или иную сторону. Одним словом, это напоминало подбрасывание электронной монетки, а всем известно, что при достаточно большом количестве попыток вероятность того, что выпадет орел или решка становится одинаковой. Так и баночка из-под йогурта, согласно этому закону, не имела права отдавать предпочтение какому-то одному направлению, а должна была с равной охотой двигаться вперед, назад, вправо и влево.
Однако сейчас Сэм и его ассистент. Пит Дэниельс, стали свидетелями устойчивого и впечатляющего нарушения этого правила. Тахоскоп буквально забился в один угол комнаты. Каждый раз, когда генератор задавал ему направление, казалось, что он выберется из этого угла, но следующие сигналы вновь возвращали его на прежнее место.
Сэм и Пит переглянулись, не пытаясь скрывать друг от друга охватившее их волнение. Оба понимали, что это исторический момент: в лабораторных условиях проведен опыт, который дал повторяющийся результат, который доказывает существование необъяснимого явления.
— Хорошо, давай переставим клетку, — наконец сказал Сэм.
Двухмесячные цыплята возмущенно запищали, когда их домик подняли в воздух и перенесли на два ярда. Впрочем, они быстро освоились и снова начали призывать к себе неопределенный движущийся предмет, который считали свой мамой, отошедшей от них на большее расстояние, чем им бы хотелось.
Пит вернулся из соседней комнаты с распечаткой и молча протянул ее Сэму. Цифры сами за себя говорили.
— Почти в три раза! — воскликнул Сэм, прикинув в уме. — Эта чертова штуковина в три раза чаще вертится вокруг клетки с цыплятами, чем возле пустой.
— Просто невероятно, — кивнул Пит.
— Однако это так.
Оба дружно повернулись, услышав, что цыплята радостно оживились. Тахоскоп развернулся почти на триста шестьдесят градусов. Сэм перехватил взгляд Пита; каждый понял, о чем подумал другой, и каждый тут же устыдился этой нелепой мысли. Глупо считать, что тахоскоп активно ищет свой выводок. Это просто машинка, которая не обладает способностью мыслить логически даже на уровне простейшей компьютерной программы. Любая программа есть некая упорядоченность, а сама суть процесса, управляющего движениями тахоскопа, заключается в полном отсутствии какого бы то ни было порядка.
Единственно возможной силой, которая последние двадцать минут заставляла тахоскоп крутиться на одном месте, было желание маленьких цыплят, чтобы их мама не уходила от них далеко. Как почти все детеныши, они считали своей матерью первый движущийся предмет, с которым познакомились, вылупившись из яйца. Два месяца они бегали за тахоскопом — но сегодня их впервые посадили в клетку, и они уже не могли догнать свою курицу.
И вместо этого они заставляли машинку подъезжать к ним.
Через час Пит принес клетку с другими цыплятами. От предыдущих они отличались только тем, что никогда не видели тахоскопа и не питали к нему никакой привязанности.
Сэм запустил машинку. Двадцать минут она бегала по произвольным направлениям, и цыплята не обращали на нее ни малейшего внимания.
— Ладно, теперь сделаем ночь, — сказал довольный результатами Сэм и подошел к выключателю. Лаборатория погрузилась во мрак, и цыплята взволнованно запищали.
— Видишь? — сказал Сэм. — Они не выносят темноты в неурочное время. Она приводит их в панику.
Писк цыплят действовал Сэму на нервы. Он стал чуть тише, после того, как Пит чиркнул зажигалкой, зажег свечу и укрепил ее на тахоскопе, который, закончив предыдущий пробег, так и стоял в дальнем конце комнаты.
Когда свеча — единственный источник света в лаборатории — разгорелась получше, Сэм запустил генератор, и тахоскоп начал двигаться.
А цыплята начали притягивать свет поближе к себе.
— Я больше не смогу есть курятину, — пробормотал Пит, глядя на распечатку с анализом результатов. — Эти поганцы просто волшебники!
Сэм улыбнулся:
— Тогда тебе лучше сразу стать вегетарианцем — потому что на то, что ты видел, способно любое создание чуть поумнее морковки. А некоторые придерживаются мнения, что и морковь не так глупа, как кажется.
— Хочешь провести опыт с ящиком овощей?
— Ха! Люди подумают, что мы сбрендили.
— Люди уже давно так думают.
Сэм пожал плечами:
— Может, они и правы.
Пит украдкой взглянул на своего шефа. Иногда ему было трудно понять Сэма. Другой на его месте ликовал бы, что сделал открытие, а на Сэма вдруг напала хандра. У него был такой вид, словно все, чем они занимаются, — пустая трата времени.
— Что случилось? — спросил Пит. — Ты нашел какую-то ошибку в наших экспериментах?
— Никакой ошибки нет, — ровным голосом проговорил Сэм.
— Тогда почему у тебя такой унылый вид?