Анна К - Ли Дженни. Страница 31

Когда поезд с визгом затормозил в Гринвиче, платформа была пуста, и Анна надеялась, что Александр решил остаться в своем вагоне и ждать ее. Она поспешила сойти на платформу, натянув на голову капюшон пальто, чтобы не оглядываться по сторонам: словно лошадь, которой нужны шоры, чтобы двигаться вперед.

Она наполовину бежала, наполовину шла в направлении парковки, когда услышала, как Александр зовет ее по имени:

– Анна!

Она прикусила губу и повернулась, сохраняя спокойное выражение лица.

Вот он, ее парень, в темно-синей парке «Ральф Лорен», в отглаженных брюках цвета хаки, машет ей рукой. На Александре не было шапки, волосы намокли от снега и облепили голову. «Его уши, – подумала она, – неужели они всегда были такими большими?»

Александр подошел и обнял, поцеловав ее все еще теплую щеку своими холодными, тонкими губами.

– Ты сделала это, – сказал он, констатируя очевидное.

Анна отчаянно старалась сохранить самообладание. «Будь умницей, – решила она, – это не имеет никакого отношения к нему». Она схватила парня за руку и попыталась увести, боясь задержаться хоть на мгновение.

– Я принес тебе кофе и круассан. Конечно же, шоколадный, – добавил Александр, не сдвинувшись с места.

«Ну конечно же, – подумала Анна. – Никогда не жду от тебя сюрпризов».

– Может быть, теперь ты будешь более счастлива видеть меня?

Он дразнил ее, но она не могла избавиться от ощущения, будто он упрекает ее за то, что она не выглядит достаточно счастливой.

Она заставила себя улыбнуться.

– Спасибо. Я отчаянно хочу спать, поэтому можешь выпить мой кофе.

– Какой сюрприз! – голос Вронского прозвучал за их спинами.

Анна закрыла глаза, одновременно и разъяренная тем, что Вронский осмелился сделать это, и счастливая, что снова увидит Алексея. Она медленно повернулась и посмотрела на Графа, стоящего перед ней. Его непослушный шарф снова касался земли. Протяни руку – и можно коснуться его лица. Он находился так близко, однако между ними была огромная пропасть.

Александр растерянно посмотрел на молодого человека и обнял подругу за плечи. Анна отступила в сторону, стряхнув руку бойфренда.

– Мы ехали в одном поезде? – тихо спросила она, превратив слова в вопрос, адресованный собственному парню. – Александр, познакомься с Алексеем Вронским. Кузен Беатрис. Он из города. Алекс, это мой парень, Александр. – Она говорила торопливо и старалась не смотреть на Вронского слишком долго, зная, что не сможет удержаться от улыбки.

– О, приятно познакомиться, – сказал Александр, сняв угольно-черные рукавицы и пожав Вронскому руку. – Что привело тебя в Гринвич столь рано? – Он был серьезен: ни дать ни взять хозяин владений, внимательно наблюдающий за всеми, кто переступает границу его территории.

Анна, обычно не отличавшаяся ехидством, закатила глаза, глядя на разворачивающуюся перед ней сцену. «Какой мужчина носит варежки? Тот факт, что сводная сестра связала их для тебя, не значит, что ты обязан их напяливать. Почему ты всегда успокаиваешь Элеонору так, будто она все еще ребенок?»

– Несколько дней назад я пропустил ужин в честь дня рождения дядюшки и вот решил порадовать его, – сказал Вронский так небрежно, что и Анна невольно поверила объяснению. – Он встает рано, мой дядя. – Вронский сделал вид, что играет в гольф, и если б он держал клюшку, то легко мог бы размозжить Александру голову.

– Ты уезжала с матерью, а вернулась с сыном, – ответил Александр с натянутой улыбкой, довольный собственным остроумием. Он взглянул на Анну, как гордый пес, только что положивший к ее ногам палку.

Анна кивнула и крепко сжала руку Александра, давая понять, что им нельзя оставаться на станции. Она желала, чтоб пытка поскорее прекратилась. Если она не уйдет немедленно, то будет бояться того, что может сделать. Она чувствовала себя так странно, так необычно. «Ты просто устала. Еще и не выспалась. Все хорошо. Просто попрощайся, а потом можешь забыть сегодняшнюю нелепую ночь».

– Было приятно снова увидеть тебя, Алекс, – она запнулась. – Прошу, поздравь дядю от моего имени. – Прежде чем отвернуться, она заставила себя еще раз взглянуть ему прямо в лицо, хотя не могла бы устоять, даже если бы попыталась. Вронский встретился с ней взглядом, и Анна была поражена голубизной его глаз на фоне пасмурной серости дня. Боже, что бы она только ни отдала, чтобы нырнуть в них и уплыть.

Часть вторая

Праздник, чья единственная цель состояла в том, чтобы осветить романтическую любовь, мучил одиноких людей точно так же, как мучил и тех, кто уже являлся парой. В некотором смысле его легче пережить тет-а-тет: тогда можно осудить День святого Валентина, отметив колоссальную трату времени и указав на факт, что это искусственный праздник, придуманный компанией «Холлмарк», чтобы в тысяча девятьсот тринадцатом году продать побольше специальных поздравительных открыток.

Конечно, в действительности все обстоит несколько по-другому. День святого Валентина имеет гораздо более темные истоки: он берет начало в третьем веке нашей эры в Риме как своеобразный день сватовства, который подразумевал кровавые жертвоприношения животных, избиение женщин ради повышения их плодовитости, пьянство и уличные гулянья.

– А напиться – это как раз про вас со Стивеном, – сказала Кимми после того, как Лолли за завтраком прочла ей с матерью выдержку из «Википедии».

– Сильно горчит? – быстро спросила Лолли, зная, что лучше не начинать спорить с Кимми, пока родительница не выпьет первую за день чашку «Лавацца Эспрессо».

Но Даниэлла, их мать, не была жаворонком и, вероятно, даже не услышала подколку Кимми.

Кимми не ответила, в основном потому, что сестра сказала правду. Она чувствовала ужасную подавленность и едва смогла заставить себя притащиться к завтраку этим утром, не говоря уже о том, чтобы переодеться. Кимми не ходила в школу последние три дня и надеялась, что сегодняшний режим не изменится.

Кимми никогда не притворялась больной: на самом деле она всегда была образцом здоровья, поэтому у матери не имелось причин сомневаться в жалобах дочери на головную боль и общую слабость. Также помогло и то, что мать (она прилетела из Сен-Люсии вместе со своим новым ухажером Дэвидом) пребывала в прекрасном рассеянном настроении. Двенадцать дней парных массажей, романтических прогулок по пляжу и ужинов при свечах – этого оказалось почти достаточно, чтобы изгнать горькое послевкусие развода. По крайней мере, так думала Даниэлла, пока в воскресенье вечером ее бывший муж Курт не открыл дверь, когда она пришла забрать девочек.

Один взгляд на забронзированную спреем физиономию бывшего (а он еще и ухмылялся в ее собственное тронутое загаром лицо) заставил Даниэллу стиснуть зубы. Именно тогда Курт сообщил ей о болезни младшей дочери: Кимми целую неделю жаловалась на плохое самочувствие и, в конце концов, рано утром ее спешно отправили из школы домой.

– Ты водил ее к доктору? – спросила мать, зная ответ.

– Нет. У нее не было жара, а я подумал, что это просто вирус. Я позволил ей спать все выходные, – ответил он.

Не желая портить полученное на острове расслабленное настроение, Даниэлла не стала давить на него дальше. Она забрала девочек и отвезла дочерей в свою квартиру на улице Бикман-плейс. Кимми, как только ей померяли температуру, сразу же легла спать, даже не послушав ни одной истории о поездке матери и не посмотрев, с какими лакомствами та вернулась. Лолли осталась с родительницей, охая и ахая над фотографиями, все время задаваясь вопросом, не пригласят ли ее в этом году путешествовать со Стивеном. На рождественские каникулы его семья всегда отправлялась в собственную виллу на Мауи. После того, как Лолли распаковала подарки: новое бикини, парео и двухсотдолларовые кристаллы «Сваровски» (гавайский русалочье-синий тон, чтобы после педикюра украшать ногти стразами, а не той грубой фигней, которую раздают в салонах), мать принялась расспрашивать о праздновании дня рождения Джейлин на прошлых выходных. Даниэлла хотела выяснить, нет ли здесь связи с недомоганием Кимми.