Новая жизнь 6 (СИ) - Хонихоев Виталий. Страница 38

- Это значит что «Джон Доу» не является преступником… по крайней мере не был пойман и пропущен через пенитенциарную систему страны. Не попадал в полицейский участок по подозрению. А также не является военнослужащим, сотрудником правоохранительных органов, спасателем или сотрудником Министерства Юстиции или Дзингикан – те тоже отпечатки пальцев сдают. – поясняет Кексик, она же доктор Френсис Квинзель.

- Я взяла материалы на анализ ДНК – продолжает она: - на всякий случай. Однако все, что я пока могу сказать – это японец, примерно около сорока или пятидесяти лет. Худощавый. На теле имеется татуировка в виде карпа кои на предплечье, подобного рода татуировки были популярны в южном Китае в начале прошлого века. Шрамы по всему телу. На предплечьях и голенях – синяки, судя по всему – от пластиковых стяжек. Причину смерти установить без вскрытия трудно, но судя по состоянию губ, гортани и шеи – асфиксия. Странгуляционной борозды на шее нет, так что предполагаю пластиковый пакет на голове, либо противогаз. Или, например – туго перетянутый кляп во рту и перекрытый нос.

- Так он в возрасте. А вчера ты говорила – «мальчик» - справедливо замечаю я.

- Ну… кто скажет, что это девочка – пусть первым кинет в меня камень – отвечает она: - и вчера я его из пакета еще не доставала. Видела, что небольшой, телосложение скорее мужское, вот и предположила, что мальчик. Ошиблась. Ты все еще будешь фиксироваться на моих ошибках? Или это твой способ найти предлог, чтобы опять меня наказать? – она бросает на меня лукавый взгляд. Чертова эрекция на три часа. Нисколько не помогает тот факт, что халатик спереди распахнут, а так как она сидит по-турецки, то мне все видно «до самой Небраски» - как выразилась Шэрон Стоун после знаменитой сцены с закидыванием ноги на ногу в «Основном Инстинкте».

- Я так полагаю, что предлоги отныне нам не нужны – возвращаю я ей такой же взгляд: - и я бы с удовольствием повалял тебя прямо на столе, ткнув лицом в твои бумаги и дав почувствовать твое место в пищевой цепочке, но прямо сейчас не время. – делаю шаг вперед. Подтягиваю еще одно кресло на колесиках и сажусь напротив. Бьянка тут же расплетает свои ноги и кладет их мне на колени. Ее неутомимые пальчики на ступнях тут же находят себе занятие, и я вздыхаю. Нет, приятно. Даже чертовски приятно. Но отвлекает. Если я так и буду …а, к черту. Я кладу руку на гладкую кожу и начинаю поглаживать подъем ступни, лодыжки, прохожу пальцем между ее пальцами на ножках…

- Мне очень жаль – выдает Бьянка немного охрипшим голосом: - я не нашла ничего. У нас в холодильнике по-прежнему Джон Доу. И если ты сможешь…

- Давай я сам посмотрю – говорю я и с сожалением ощущаю, как ее ножки убираются из зоны боевых действий. Вот так решимости здоровый цвет хиреет под налетом мысли бледным, сказал бы Шекспир. Я скажу так – жаль. Но на самом деле Шизука скоро очнется, а мне нужна вся фоновая информация о том, кого она убила и зачем она это сделала. Тогда я меня на руках будут козыри, а не бутор, как сейчас. А пальчики на ногах у Кексика – подождут.

- Пошли – она встает и засовывает ноги в теплые тапочки, что я немедленно одобряю. Такие ножки должны быть в тепле. Или в моих руках. Или на моем теле. Так, все, Кента, фу немедленно. Отставить объективизировать Бьянку, у нас дела.

Иду за ней, отслеживая как покачиваются ее бедра под белым халатом. Мысль о том, что сейчас увижу первую работу своей ученицы нисколько меня не вдохновляет. Все же я не поехавший на почве «тварь я дрожащая или право имею». Отношение к убийствам у меня сугубо утилитарное и прагматическое – без лишнего морализаторства и гипертрофированной гуманности «каждая жизнь бесценна», но и без ненужной кровожадности «убивать, чтобы чувствовать, что ты жив», как у Гаары Песчаного. Потому никакого трепета и сентиментальности прямо сейчас я не испытываю. Убила и убила. Важно – зачем. Почему. Какие мотивы подвинули ее на это действие. Если я буду это знать, то я смогу предсказать… смоделировать. Может даже – исправить. Да, надежды юношей питают, угу…

Бьянка щелкает выключателем на стене, открывает обшитую жестью дверь и холодный пар стелется по полу. Входим. Холодильная камера здесь небольшая, места впритык. На полке у стены – лежит тело. Действительно японец, действительно не такой уж молодой. Но не это приковывает мой взгляд. Скулы, разрез глаз, нос – вот что привлекает меня сразу. Перевожу взгляд на Бьянку. Та переминается с ноги на ногу и запахивает свой лабораторный халат.

- Ты и правда не видишь? – спрашиваю я у нее: - посмотри на его лицо.

- Что? Лицо как лицо, в базе данных нарушителей не содержится. Я даже базу данных банковской системы кредитной истории и общую базу сдачи спортивного инвентаря в прокат прошерстила. Никаких совпадений. – отвечает Бьянка и изо рта у нее идет пар.

- Все ясно – говорю я: - это у тебя из-за твоих социальных проблем. У тебя вообще с эмпатией трудно, а эмпатия в том числе означает распознание эмоций невербальным способом, а значит – умение читать лица. Посмотри внимательней… - я подношу ладонь ко лбу тела, изображая челку: - представь что это черные волосы. А теперь одень его в школьную форму – мысленно, конечно и …

- Погоди-ка… - хмурится она: - постой… нет, все равно не понимаю.

- Этот человек – вылитая Шизука. Только в мужском теле. Это ее отец. Или старший брат. Дядя. Ближайший родственник.

- Комплекс Электры. И Эдипов сразу же. В зависимости от того, кем она сама себя считает – кивает Бьянка: - давай пойдем уже отсюда, у меня ноги мерзнут.

И мы возвращаемся в зал, гостиную и заодно столовую, лабораторию и рабочую комнату Логова Злодейки.

- Значит надо искать от самой Шизуки – говорю я, присаживаясь за соседний монитор: - социальные сети и все такое. В конце концов ее и жертву связывают какие-то тесные связи.

- Странно… - бормочет Бьянка: - очень странно.

- Что именно? – я начинаю поиск в сети, вбивая ключевые слова.

- То, что у твоей одноклассницы нет аккаунта в социальных сетях. Нигде. Ни в Микуси, ни в Инстаграмм, я уже не говорю о твиттере или фейсбук. И вообще – вот сайт твоей бывшей школы, пароль мне Красный Лотос подкинул, так в базе данных никаких сведений о том, где она училась за год до этого. Она как будто из воздуха появилась.

- И чего странного? Она только год с нами учится. – отвечаю я, продолжая поиски.

- То, что обычно в таких файлах указаны предыдущие школы, а тут – только дата рождения и место. Сасебо, Нагасаки.

- Нагасаки — это плохо. Там, наверное, фон радиоактивный… вот и мутировала в школьницу-убийцу – хмыкаю я.

- Мне трудно понимать твой сарказм – отвечает Бьянка: - у меня сложности с эмпатией. Ты уж будь так добр, поясняй, когда ты серьезно говоришь, а когда – нет. Я ведь могу поверить в то, что ты и правда так считаешь… так, а тут еще интересней. Отсутствуют данные по ее родителям! Только опекун, некий Сатомо Хирагава. Хм. И его адрес – отличается от ее адреса, тут написано, что проживает одна. Обычная практика в старшей школе, если далеко от дома, но все же… и вот ее адрес. Выезжаем на место?

- А тут кто за ней присмотрит? – задаюсь я вопросом. Бьянка поправляет очки средним пальцем, и я теряюсь в догадках, то ли это жест, намекающий на секс, то ли она так выражает свое отношение к моему интеллекту, то ли ей так удобно.

- Сейчас Рыжик приедет, она собак выгуливала – поясняет она: - от них вонь везде и они жрут что ни попадя. Вернее – жуют, но от этого не легче. Который Доберман – тот едва удара током не получил, жрал кабель под напряжением. Едва пополам не перекусил. Ты вот мне скажи, чего ты задумал? В смысле – с ней делать? Отпускать ее не вариант.

- Смотри – я кладу на стол нож Шизуки: - что ты видишь?

- Нож – отвечает Бьянка: - хорошо, что кровь вытер.

- Это даже не нож. Это скорее кинжал… - говорю я: - такие вот в свое время называли шанхайскими боевыми ножами, а если по науке – то боевым кинжалом Фенберна-Сайкса. Или, если попроще – кинжал коммандос. Переточенные из винтовочных штыков, обоюдоострые и идеальные для той работы, которую подразумевает нож для британских коммандос. Снять часового, воткнув его сзади в горло или в почку, или в ключичную ямочку, и – повернуть. Нож с более широким лезвием и односторонней заточкой, так удобный для хозяйства, с этим может и не справится. Этот нож предназначен не для того, чтобы нарезать хлеб или рыбу, им трудно сделать сашими или разделать тушу, он с трудом годится для хозяйственных задач. Он предназначен для одного – убивать.