Музыкальный приворот. На крыльях - Джейн Анна. Страница 9
– Мне было в три раза больше лет, чем ему, сопляку. Но я ни разу не задавался таким вопросом. Мне тогда даже страшно стало. Вдруг чего натворит? Подросток, как-никак. Мало ли что взбредет в голову. Я увез Тоху к себе, и мы серьезно поговорили. Предлагал ему вернуться, продолжить тренировки, а он сказал, серьезным таким тоном, как взрослый: «Я на соревнованиях не был. В молодежку не попадаю. Зачем мне это теперь?» С гонором он у меня, – с любовью добавил Олег Иванович. – В Адольских пошел характером. Что мать, что дядька, что Тоха, – он улыбнулся мне. – Наверное, я тогда и решил, что не буду запрещать сыновьям жить так, как они хотят. Потому что лицо той женщины, с которой я тогда обо всем забыл, толком и не вспомню, а то, что у него было написано в дневнике – помню до сих пор. И лицо его помню, и глаза. Сколько лет прошло… Если Антон выбрал вас, Катя, я ни слова не скажу. Свадьба – так свадьба. Помогу. И с Аллой помогу.
– Мне стыдно, что с этой проблемой я пришла к вам, – опустила я взгляд. И вдруг заметила на полу, у ножки круглого дивана, знакомую сине-зеленую с золотом серьгу, поняв, кто был у Тропинина в гостях. И вдруг, несмотря ни на что, Аллу стало… жаль?
А может быть, она до сих пор любит Олега Ивановича, а тот так и продолжает встречаться с женщинами, даже с девушками, ровесницами своих детей. Может быть, это и имела в виду Адольская?
Святая женщина! Уберечь тебя хотела от горькой долюшки! Еще и огромную сумму предложила.
Но несмотря ни на что, я не чувствовала к отцу Антона неприязни. С кем он встречается – его дело.
– Вы правильно сделали, – продолжал тем временем Олег Иванович. – И я рад, что вы услышали меня в тот раз – с проблемами обращаться ко мне, а не к сыну. Он может дров наломать, а я спокойненько все решу. Значит, так. Есть у меня кое-что на супругу бывшую. По ее двойной бухгалтерии. Это ее остановит. Вы с ней поговорите или я сам?
– Я, – был мой ответ.
– Вот и славно, – остался доволен моим ответом Тропинин-старший. – Сейчас принесу вам копию кое-каких документов. Вы ей при встрече покажете. Не сомневайтесь – она присмиреет, уберет коготки, – сказал, отчего-то веселясь, Олег Иванович. Как будто бы предвкушал.
И правда, полчаса спустя я стояла у порога, держа в руках папку с нужными бумагами, в которых совершенно не разбиралась.
– Не бойтесь Аллу и держитесь уверенно. Может быть, она вас вообще проверяет, – напутствовал меня папа Антона, которому я была безмерно благодарна. – Не дайте себя сломать. И знайте, что я – на вашей стороне. Алла совсем выжила из ума, – посетовал он, – в юности была совсем другая. И даже очаровала моих родителей. А ведь они были против моей первой невесты, и я покорился, так сказать, их воле.
– Жалеете? – спросила я.
– Теперь уже нет. И знаете что, Катя, – сказал неожиданно Олег Иванович. – Вы красивая. Вы очаровательная. И моему оболтусу повезло вдвойне, что на него, несмотря на выкрутасы и сложный характер, польстилась такая чудесная девочка, как вы.
– Вы меня смущаете, – слабо улыбнулась я. – Это мне повезло, что у меня есть Антон.
– Какое-то слабое везение, но уж если любите друг друга…
Я промолчала, не зная, что сказать.
– Спасибо, – сказал Олег Иванович мне в спину, когда я уже оказалась в коридоре.
Я удивленно обернулась.
– За что?
– За то, что не продали моего сына.
Из дома Тропининых я выходила, уверенная в том, что смогу победить своего внезапного противника. Решить эту проблему следовало как можно скорее, потому как я чувствовала – сил, для того, чтобы держать себя в руках, у меня остается все меньше и меньше.
А Антон продолжал мне звонить – восемнадцать непринятых звонков меня испугали и рассмешили одновременно. И я все же перезвонила ему – не вытерпела. Он ответил в ту же секунду. И был зол.
– Катя! Почему не берешь трубку? – спросил крайне раздражено и взволнованно Тропинин.
– Извини, я спала и не слышала, – ответила я. Всего лишь его голос, но как тепло становится внутри.
Мое солнце.
– Где спала? – жестким голосом уточнил он. – Я звонил вам домой. Твоя сестра сказала, что ты ушла.
Порыв ветра ударил мне в лицо, откинув волосы назад.
– У Нинки спала. Пришла к ней в гости сразу после самолета и случайно заснула, – с легкой душой соврала я, точно зная, что пока ничего не разрешится, ничего не стану говорить ему о его маме.
– Тогда спи дальше, – непонятно почему обиделся он.
– Антош, – мягко позвала его я. – Не злись. Извини, что так вышло.
– Ты понимаешь, что это ненормально? – спросил Тропинин сердито. – Я посадил тебя на самолет, ты прилетела, и я не могу до тебя дозвониться. Что я должен думать, черт возьми?
– Прости, – вздохнула я, чувствуя себя неловко. Однако то, как Антон злиться, мне нравилось.
– Прости? И это все, что ты мне можешь сказать? – едва ли не скрипел Антон зубами. – Нет, серьезно?
– Я звонила тебе, когда прилетела, но ты еще был в самолете, – отозвалась я, пытаясь оправдаться. – А потом… уснула.
– Ты уснула, а я должен сходить с ума. Не делай так больше, Радова. Всегда будь со мной на связи, – сказал он и добавил с чувством: – Ненавижу беспокоиться.
– Я люблю тебя, – сказала я невпопад.
– Не подмазывайся, – отмахнулся Антон.
– И уже скучаю.
– Неужели?.. А я думал, ты решила поиграть в свои любимые прятки, – усмехнулся он.
– В следующий раз я тебе что-нибудь станцую, – попыталась подмаслить его я. – Хочешь?
– Нет, – отрезал он и напомнил ехидным голосом: – У тебя нет пилона. А чтобы ты танцевала в клубе, я не хочу.
– Я без пилона, – успокоила его я. – Приватный танец.
Танец маленьких утят.
Постепенно Антон успокоился.
Мы разговорились, и звук его голоса меня успокаивал все больше и больше, и уже было не так страшно. Мы беседовали долго, и я уже сидела в автобусе, везущем домой, как спросила, сама не поняв, зачем:
– Скажи, Антон, – осторожно начала я.
– Антон, – пошутил он, как всегда остроумно.
– Смешно, – даже не улыбнулась я. – Ответь на вопрос. Ты бы смог обменять меня?
– Что? – не понял он. – В смысле?
– Обменять, – повторила я, спешно придумывая другую формулировку.
– Ты стала крышкой из-под кока-колы, чтобы я менял тебя на приз, детка? – осведомился Тропинин.
– Нет. Ели бы тебе сказали: твоя любовь или то, что тебе безумно дорого, что бы ты выбрал? – задала новый вопрос я, сама не зная, зачем говорю все это.
– Катя, мне не нравятся подобные вопросы. Для чего ты это сейчас говоришь? – спросил очень серьезно Антон.
– Просто в голову пришло, – ответила я, бездумно глядя на безликие дома, мимо которых проезжала.
Только сегодня утром я была с ним, в другом городе, а сейчас я одна и дома. Как это произошло?
– Тебе в голову приходят глупости, – отрезал Тропинин. Он понял, что сказал это слишком резко, и добавил, стремясь сгладить ситуацию: – Лучше бы тебе в голову приходили другие вещи. Например, прислать мне фото, которые могу видеть только я, – его голос стал вкрадчивым.
– С занятий на пол дэнс, – подхватила я его игру, чтобы он ничего не заподозрил.
– Да, можно оттуда, девочка моя, – радостно согласился Антон. – Я уже жду свой приватный танец. Может, по скайпу?
– Только вживую, милый.
Так, разговаривая с любимым человеком, я и доехала до дома.
Ни с кем разговаривать не хотелось, и я, извинившись и сославшись на головную боль, ушла в свою комнату, где долго лежала, глядя в черный потолок, заснув лишь глубокой ночью.
Проснулась я рано – весь дом еще спал – и направилась на кухню. По пути я заглянула в приоткрытую дверь комнаты брата, застав презабавную картину. Эдгар, пытаясь не разбудить обнявшую его Киру, вылезал из кровати, явно желая сесть за любимой компьютер.
Увидев меня, он, смутившись, погрозил кулаком, а я лишь махнула рукой и отправилась пить кофе. Выпью одну чашку, стану бодрой и уверенной – и позвоню Алле. Но я выпивала эту чашку и говорила себе вновь – выпью вторую и тогда позвоню. И так повторялось вновь и вновь. После четвертой мне стало плохо, и я поняла, что откладывать не стоит – кофе меня не спасет. Я не могу больше тянуть время. Чем быстрее я поговорю с Адольской, тем быстрее забуду все это, как кошмарный сон.