Их чужие дети (СИ) - Таирова Таша. Страница 18

– Ничего, у меня тоже дерьма навалом. Я, Танюш, после нашей встречи в реке в госпиталь попал, меня тоже машина сбила в тот вечер. Видимо, у этих городских дрифтеров в тот вечер фестиваль ДТП намечался. Бедро и два позвонка. Пришлось с армией расстаться и с мечтой о хирургии. Ну а потом и со мной расстались, точнее бросили, сказав, что прикованный к постели инвалид слишком тяжёлая ноша для молодой амбициозной балерины. Так что, поверь, дерьма у всех хватает.

– Но подожди, ты сказал, что расстался с мечтой о хирургии, но ты же хирург! И хороший хирург.

– Спасибо, коллега, – с улыбкой ответил Казанцев и со стоном расправил спину. – Это только благодаря моим друзьям я в акушерство подался. Они перерыли литературу, на пальцах высчитали длительность операций и пришли ко мне в госпиталь с уже сформированной идеей. Теперь вот жду их возвращения.

– А они где?

– Они, Танюш, военные хирурги, в десантуре служат, воюют. – Казанцев криво усмехнулся, потом выдохнул и встал. – Пошёл я на вечерний обход, а ты, пожалуйста, иди домой сегодня. Что-то твоя бледность мне не нравится. Всех денёг, коллега, мы не заработаем, а вот угробить здоровье – раз плюнуть. А ты где Новый год отмечать думаешь? Если что – поедем к нам за город. Там только моя семья собирается, дядюшка с Верой Андреевной будут. Так что ты всех знаешь. Всё лучше, чем дома в одиночестве сидеть.

Он вышел в коридор, Таня быстро пошла за ним, но Константин с силой повернул её обратно в ординаторскую и грозно прошипел:

– Я сказал домой, значит домой! Всё, чтобы через полчаса я тебя в отделении не видел.

Константин быстро пошёл к сестринскому посту, положил новые листы назначений и вошёл в первую палату. Через некоторое время принесли малышей на кормление, Казанцев спустился в приёмное отделение и затем вернулся к себе на этаж.

– Доктор, идите к нам на чай. Сегодня к нам сам Павел Николаевич Римский заглянул.

Константин улыбнулся и не спеша направился в сестринскую.

– Да очень просто, щаз научу, – раздался голос Римского. – Записывайте, пока я добрый – определить точную скорость инфузии можно исходя из подсчёта капель, а можно из количества жидкости в вашем пизирьке. Всё вам доступно: считаем количество капель падающих в минуту, умножаем на три и получаем количество миллилитров раствора в час. А так же можно запомнить, что в одном миллилитре раствора двадцать капель, и производить самые разные расчёты скорости исходя из этого параметра. Девчонки, как видите, всё просто. Но надо помнить, что есть пациентки, которые очень любят колёсики на капельнице крутить. Ладно, спасибо вам за чай, пошёл я к себе.

Казанцев поздоровался с ночной сменой и протянул руку Римскому, который как-то нехорошо усмехнулся и вышел.

– Не понял, а что происходит? – Константин посмотрел вслед ушедшему анестезиологу и пожал плечами.

– Фёдрыч, а Римский-то наш разводится. Жена его оставила, Бережная сегодня говорила, – шёпотом поведала одна из сестёр, – уже и день суда назначен. Мало, оказывается, наш папа Римский получает для неё, дома редко бывает. А ещё он детей хочет, а она ни в какую, во как! Вот и вся история любви.

– Эх, девчонки, самые трогательные и впечатляющие истории о любви не в жизни, не в книгах и в кино, а в задачах по генетике. Только там глухонемой беззубый мужчина с катарактой может быть женат на женщине гетерозиготной по всем трём признакам! А во второй задаче нам расскажут об их детях... вот где трагедь! А вы тут с разводом!

– Хорошо вам говорить, Константин Фёдорович, вы у нас вон какой красивый! За вами любая поползёт, а что теперь нашему Павлу Николаевичу делать?

Казанцев встал и бросил через плечо:

– Нормальную женщину найти, не падкую до денег.

Он вышел в коридор и тут услышал тихий голос:

– А ты я вижу, уже нашёл такую. – Римский стоял у входа в сестринскую, сложив руки на груди, и исподлобья смотрел на Казанцева. – Это же тебе наш новый интерн объясняла свою позицию о заработках на человеческой жизни? Не рановато ли для соплячки всё измерять в деньгах?

Константин покачал головой и спокойно ответил:

– Если решил подслушать чужой разговор, имей смелость дослушать его до конца. Будь здоров, Римский. И считай, что тебе повезло, что жизнь разводит тебя с алчной особой.

– Много ты знаешь, Казанцев, не тебя же разводит эта жизнь.

Константин пожал плечами и резко отвернулся, готовясь уйти:

– Ты хотя бы на своих собственных ногах сейчас передо мной стоишь, Римский, а не лежишь переломанный, прикованный к больничной койке. – Он сделал несколько шагов и бросил напоследок: – Дай бог, тебе никогда не услышать, что ты никому не нужный инвалид. И что никто не свяжет свою жизнь с лежачим бесполезным бревном.

Павел Николаевич ошарашенно умолк, проследив за Казанцевым, замечая чуть заметную хромоту и прямую спину, которую явно поддерживал корсет.

– Костя, подожди. Не уходи. Поговорить надо.

Глава 13

Павел следом за Константином вошёл в ординаторскую и закрыл дверь, прислонившись к ней спиной. Казанцев спокойно сел за свой рабочий стол, с едва заметной улыбкой отодвинул лист бумаги с написанным Таниным аккуратным почерком «спасибо» и сцепил пальцы в замок.

– Костя, прости. Я не знал, что у тебя такое в жизни случилось.

– Да не переживай ты так, никто об этом не знал, кроме Веры Андреевны. Я попросил никому не говорить. Мало ли людей после автокатастроф встречается нам на пути. Всех не пережалеешь, – тихо закончил он. – Да ты садись, чего стоять-то? Но хочу предупредить на будущее, Паш, я за Татку могу и врезать, понял? Ей и так досталось в жизни. Она сейчас как одинокая комета, а тут ты со своими домыслами.

– Странные у тебя сравнения. Комета...

– Зря ты хмыкаешь. Она очень одинока, а истинное одиночество – это и есть комета, летящая в космосе. Она всегда остаётся в абсолютном нуле, вакууме, будучи окружённой ничем. Нет никакой возможности, чтобы кто-то увидел еë, и нет никакой возможности, чтобы кто-то приблизился к ней. Она продолжает существовать десятки тысяч лет в холодном молчании. Так и Татьяна наша. После пережитой боли и предательства она боится сближаться с кем-то, кто может посягнуть на её личное пространство.

– Но тебя-то она приняла, – тихо проговорил Римский, усаживаясь на диван и упираясь локтем в подлокотник.

– Не меня одного. Она Верочку нашу обожает и тянется к ней всей своей душой, представляя и видя, наверное, в ней свою маму. Настоящая-то мать променяла дочь на своё эфемерное счастье с дурным мужиком и мир на дне стакана.

Римский сжал губы и виновато пожал плечами.

– А то, что ты услышал, было словами её отчима и мамаши, которые вдруг воспылали чувствами к родственнице с квартирой в столице, понятно? А сама Таня живёт на свою зарплату и остатки бабушкиных накоплений. Бережная сразу всё про неё просекла, поэтому и подкармливает каждый день, а то скоро ветром сдувать будет. Да только Лапина наша гордая, чуть что иголки выпускает. А теперь давай рассказывай, что у тебя стряслось. Если помощь какая нужна – ты сразу говори, обсудим, найдём выход из любой задницы.

Римский выдохнул и прикрыл глаза. Он давно чувствовал, что с его женой красавицей Кариной что-то происходит, но «чувствовать» и «знать» отличаются и очень. А ведь если бы он в тот вечер не захотел купить ей цветы, а потом, зажав букет в кулаке, наблюдал, как его жена страстно целуется с каким-то мужиком в рядом стоящей машине, может, и продолжалась бы дальше вся эта тягомотина. Павел с силой провёл ладонью по шее и с кривоватой усмешкой ответил:

– Вот скажи, когда баба замуж выходит, она о чём думает? О чём мечтает?

– Ну, это вопрос не на мою зарплату, как говорится. Думаю, что тут одной Нобелевкой не отделаешься.

– Ну да, ты прав. Понять женщину невозможно. Но Карина не с бухты-барахты замуж за меня пошла. Мы же два года жили вместе до этого. И вот, приплыли – и денег мало, и шубы нет, и родители мои её не ценят, а ещё я о ребёнке заговорить посмел... А ведь мне уже тридцатник с трёшкой вроде как скоро, а я только чужих детей на руках держал. Мама мне так и говорит – «твои чужие дети». Кстати, ты тоже из этой же команды. Неужели простил и думаешь вернуть?