Красноармеец - Поселягин Владимир. Страница 14

Сутки я отлёживался в кустах на берегу озера, успев немало сделать за это время. Зарядил генератором батареи дрона и планшета, внимательно осмотрел содержимое «кюбельвагена», что-то оставив себе, а ненужное выбросив, заправил машину и мотоцикл. Потом завёл авто и чуть покатался, пробуя на ходу. Нормальная техника, пойдёт.

Соленья в бочках достал и снова убрал в хранилище, но уже без тары (да, так можно), а бочки оставил на берегу: много места занимают. Ну и другое имущество перебрал, стараясь облегчить всё по максимуму, в большинстве случаев избавляясь от упаковки. Так что пока купался и отдыхал, освободил хранилище почти на четыреста килограммов, а это очень даже неплохо – столько свободного места иметь.

Однако пора было отправляться в дивизию: время в направлении проставлено чётко. Часть пути проехал на мотоцикле, часть – на велосипеде. Прежнюю форму я выкинул, так как после боя и плена она была в плохом состоянии, и достал новую из запасов. Исподнее постирал и высушил, ремень и подсумки были, ботинки и обмотки старые, винтовку свою достал из хранилища, сидор, каска, обе медали на груди. В таком виде я и вышел в расположение своей дивизии.

Комдив был тот же, генерал-майор. Ранен, рука на перевязи, но вполне бодрый. Вышел из штабной палатки.

– Ты откуда такой красавец взялся? – спросил у меня генерал.

Я стоял рядом с дежурным командиром, изучавшим мою красноармейскую книжку и направление.

– Красноармеец Одинцов, товарищ генерал. Простите, не сберёг я ваши часы, были потеряны.

– Вспомнил. Я наградил тебя ими за вывоз раненого командира и захват немецкого бронетранспортёра. Откуда награды?

– Одна за захват немецкого майора-связиста, наградил командир полка из сорок пятой дивизии, а вторая – за побег из плена. Был в плену в течение восьми часов, но смог открыть запор и убить часового, что позволило остальным пленным в составе почти сорока человек выйти к нашим. Тут меня комдив награждал.

– Даже так? В сорок пятой, значит, геройство проявлял. Как так получилось?

– Да после того, как вышел к своим, уснул в ячейке, и про меня забыли. Проснулся, а рядом никого. Позиция открытая, немцы недалеко были, обнаружили бы, поэтому пришлось темноты ждать. Как стемнело, в город ушёл: жрать хотелось. А там бандиты на частном подворье гуляли – украинские националисты праздновали начало войны и уход Советов из города. Там были пять наших девчат, две попали под групповое изнасилование. Я видел и ничего сделать не мог. А когда бандиты перепились, взял нож и всем шеи перерезал. Девчат освободил, пролётку забрал, и мы смогли покинуть город. Потом встретились с пограничниками и вышли вместе с ними на позициях сорок пятой дивизии.

А там комдив уговорил меня поучаствовать в операции по взятию немецкого связиста-майора, и я смог добыть такого офицера в одиночку. После этого меня направили в медсанбат с травмированным коленом, сказали, серьёзная травма, а наш-то медик, скот и коновал, в окопы направил: мол, ничего страшного.

А потом, когда немцы прорвались, добровольцев вызвали, медсанбат прикрывать, пока тот эвакуировался. Я и вызвался. Шесть танков подбили, полроты положили, пока нас миномётами и гаубицами не накрыли. Меня травмировало: осколком по каске прилетело, шея повреждена, не могу поворачивать. Очнулся в плену. Потом мы бежали, и вот я до вас добрался.

– Любопытный ты боец.

– Из особого отдела сорок пятой уже сообщали о бойце Одинцове, – выступил вперёд начальник штаба дивизии. – Проверка ими проведена.

Больше вопросов ко мне не было, только в штабе опросили, внесли новые данные в документы, записали номера наград, а потом отправили в медсанбат. Там меня обследовали и оставили у себя, назначив лечение и полный покой. А отлежаться мне действительно необходимо.

В медсанбате я узнал последние новости по дивизии. Оказалось, она в окружении была, всего два дня как вырвались, тогда же и комдива ранили. Причём коридор навстречу пробивала именно сорок пятая стрелковая дивизии. Надо же, а я не знал. Похоже, пленение того майора-связиста многое изменило в истории: за город держаться не стали, бои за него быстро сошли на нет, выровняли линию обороны и пока продолжали сдерживать атаки противника.

Трое суток я благополучно кочевал с медсанбатом: за это время дважды меняли его местоположение. Маскировались, зенитки для охраны есть, уже все знали, как немецкие лётчики любят сбрасывать бомбы и штурмовать именно красные кресты. Бои шли страшные, уже танковые сражения начались.

И вот как-то к нам в палатку зашёл командир, из штабных, я его помнил. Он осмотрел помещение, где на койках, а то и просто на матрасах, брошенных на землю, лежали выздоравливающие бойцы из легкораненых, и спросил:

– Кто умеет водить автомобиль?

Мы запереглядывались: во что ещё наше любимое командование решило нас втравить? Голоса никто не подавал – может, действительно, не умели. Наконец один руку поднял, но он комсорг роты, должность обязывала впереди быть. А вот я поднимать руку и не подумал: у меня шея только-только начала крутиться, а колено расцвело всеми красками, но хоть опухоли уже нет. Я ещё восстанавливаюсь. Недолеченные травмы в старости скажутся, а я этого не хотел, потому что желал дожить до этой самой старости. Нет у меня желания бросаться в бой с пеной на губах, я просто хочу дожить до конца войны, честно пройдя её. И если будет такая возможность, я постараюсь не лезть туда, где особенно опасно.

Однако всё решили за меня. Комсорг, который лежал здесь с лёгким осколочным ранением в ногу, обратился ко мне:

– Одинцов, ты же умеешь управлять? Сам рассказывал, как майора немецкого выкрал.

– У меня нет шофёрского удостоверения, – попытался съехать я с темы. – Да и не долечился ещё, шея почти не крутится.

– Удостоверение мы тебе организуем, боец. Собирайтесь, жду снаружи.

– Какая же ты скотина, а ещё комсорг, – с чувством сказал я, когда штабист вышел.

Тот, непонимающе лупая на меня глазами, спросил:

– А что не так? Нашим же помогать надо.

– Вот и помогай. А я ещё не вылечился. Помогать можно, но хорошо бы быть при этом здоровым.

– А ещё герой, с двумя медалями, – заметил кто-то из дальнего угла.

– Опа, у нас ещё один доброволец? – сразу отреагировал я.

В ответ промолчали.

Пришлось собираться. Тут и капитан зашёл, он наши документы в архиве медсанбата получил, выдал нам на руки. Оружие при нас было, мы же легкораненые. Каска у меня пока на ремне, мне её ещё месяц, а то и два носить не рекомендуется, сидор за спиной. Вышли наружу и погрузились в открытый кузов старой убитой полуторки, где уже сидело с десяток бойцов. Машина стронулась с места и попылила прочь, куда-то в тыл.

Было четвёртое июля, полдень примерно. Жара, на небе ни облачка. Я не мог крутить шей, чтобы отслеживать небо, но остальные именно этим и занимались: мало ли «охотник» повстречается. Если отвлекались, я напоминал. Один раз действительно пришлось по полю гонять, уходя от атак двух «мессершмиттов». К счастью, их вовремя заметили, обошлось, и машина не пострадала, но страху натерпелись все.

Через два часа, проведённых в дороге, мы въехали на территорию какой-то железнодорожной станции. Оказывается, прибыли новые грузовики с завода, и нашей дивизии выделили, в счёт восполнения потерь, пятнадцать грузовиков. Все модели ЗИС-5, две машины с прицепами. Их уже выгрузили с платформ, и эшелон давно ушёл, вот и нужно было срочно их забрать, а то найдутся ушлые, уведут. Вот потому так спешно и собирали всех, кто был свободен и мог управлять. Нас встретил зам по тылу дивизии, охранявший технику.

Возвращаясь назад за рулём машины, я прикинул и решил: а почему бы мне в шофёры не податься? Если документы будут, то вполне возможно. Однако меня обманули: грузовик я до дивизии перегнал, а там уже шофёр на него нашёлся, и удостоверение мне не сделали, вернули в медсанбат долечиваться. А вообще, идея стоящая, стоит её обдумать. Хотя тут тоже палка о двух концах: хочу на грузовик, чтобы по тылам мотаться, а возникнет надобность – пошлют на боевую технику, а там и в бой.