Бедовый месяц (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 69
От резкого звука я подпрыгнула и мигом пришла в чувство. После ночевки в неудобной позе тело ныло, как у старушки, голова гудела. Крышку на шкатулке удалось открыть со второго раза — пальцы не слушались.
Внутри лежал сложенный надвое листок. Заставить шкатулку крякать ранним утречком могли или кредиторы, или муж. Странно, но первое показалось предпочтительнее. Я запретила себе нервничать, но живот все равно подвело от судороги.
Единственная строчка, отправленная Филиппом, радовала педантичной ровностью. Буквы не прыгали, почерк был тверд. Краткость, которая сестра таланта, вернулась. Но, судя по тому, с какой силой он вдавливал перо в бумагу, краткость была вынужденная. Муж просто выдал все приличные слова, которые выхватил из потока мысленной брани.
«Леди Торн, как погода в Энтиле?»
За окном вьюжило. Комнату заливали седые сумерки, гасившие бледный свет по-прежнему зажженной на столе лампы под тканевым абажуром.
«Снежно», — накарябала в ответ на той же записке, но не успела сунуть перо обратно в письменный набор, как шкатулка крякнула.
Теперь на записке лежало кольцо, оставленное на туалетном столике в номере Сиала. Филипп не побоялся отправить драгоценность ненадежным почтовым артефактом, изредка теряющим письма на середине дороги. Полагаю, если однажды все записки, документы и мелкие пакеты, растворившиеся в пространстве, вернутся к адресатам, то мир утонет в найденной корреспонденции.
«Вы забыли свое кольцо», — написал муж, не пожелав доброго утра.
Очевидно, шестое утро после венчания для нас было не просто недобрым, а по-настоящему отвратительным. Куда как хуже всех остальных. Он мучился от похмелья и недоумения. Я от разбитого сердца и холода. Есть тоже хотелось.
«Я не забыла, а вернула».
Раз мужу не жалко случайно лишиться наследства покойной матери, то и мне жалеть нечего. Кольцо отправилось вместе с запиской обратно в замок на горнолыжном курорте. Если Филипп не потребовал от распорядителя Роджера принести почтовый артефакт в апартаменты, то сейчас половина холла следила, как обычно сдержанный господин Торн строчит короткие записки и швыряет в шкатулку дорогое украшение.
«Тереза, это смешно!» — вышел из себя Филипп, вернув кольцо.
«Смех продлевает жизнь. Долгих лет, господин Торн», — с желчью нацарапала я на чистом клочке исписанного листочка и вместе с кольцом бросила на дно.
Раздухарившись, перо уронила туда же, но крышка захлопнулась и брызнула магической вспышкой раньше, чем мне удалось его вытащить. Все содержимое улетело из Энтила в Сиал. Продолжать эпистолярную ссору оказалось нечем.
И только я отошла от стола, как снова раздалось хрипловатое кряканье. Записок Филипп больше не писал. Видимо, решил, что присланное перо — тонкий намек замолчать. Оно, к слову, исчезло. В шкатулке по-прежнему лежало злосчастное кольцо. Пришлось вытащить, чтобы свадебный подарок на радость портье не отправился обратно в гостевой дом.
К середине утра особнячок начал медленно начал оживать. В тех комнатах, куда я заходила, просыпались проведенные в полу теплые жилы. Постепенно согрелась вода в старых гудящих трубах, и после завтрака напрочь сгоревшей яичницей мне удалось помыться, не превратившись с сосульку.
Том по теории права, купленный пару лет назад, хранился в сундуке с учебниками и был надежно заложен книгами по бытовой магии. В жизни бы не подумала, что он действительно пригодится!
О невеселом положении семьи я узнала из разговоров с тетушкой в начале лета и поступила именно так, как все от меня ждали: заказала у местного портретиста две цветные карточки для столичной свахи. До пояса и в полный рост. Не знаю, какая в итоге попала в руки Филиппа, на обеих я выглядела бледной и почему-то испуганной. Истинная сиротка, вопрошающая мужниной защиты от огромного мира и по гроб жизни благодарная за любое внимание. Клементина была счастлива. Рендел угрюмо промолчал. Лидия одухотворенно предрекла мне большую любовь, как в книжке. Сглазила, что ли?
В тот момент она читала роман, где главная героиня выходила замуж по расчету, однако влюбилась в супруга и начала портить ему жизнь. В смысле, она «пылко и с юношеской страстью» добивалась от него ответных чувств, но, кажется, просто превратила приличного аристократа в буйного неврастеника с замашками властного чудака. Лидии, помнится, замашки особенно нравились.
Новый громкий кряк почтовый шкатулки огласил дом в тот момент, когда я перечитывала прошение о разводе, переписанное из учебника, и прихлебывала ромашковый чай. От неожиданности питье пошло не в то горло. На будущей официальной бумаге расцвели влажные кляксы. Недобро глянув на светящуюся полоску под крышкой громогласного артефакта, я с раздражением скомкала испорченный лист.
Оказалось, что все усилия мне открякала Марджери. Мадам торопилась заявить, что поддерживает решение уехать из горнолыжного курорта. Дескать, она сама в воспитательных целях два раза сбегала от супруга к родителям. Средство для усмирения действенное и проверенное многими леди! Но почему я не отправилась в ее поместье в пригороде столицы? Из него возвращаться к мужу сподручнее и быстрее.
Не найдя ни одного приличного слова, я решила, что никакого письма не видела. Оно растворилось в неизвестности с сотнями других писем, не нашедших адресатов. Новое прошение о разводе заняло у меня больше часа и со злосчастным кольцом отправилось в личную почтовую шкатулку в столичном особняке Торнов.
Филипп ответил поздним вечером. В Энтил за мной он не поехал. Кто бы сомневался! Эта мысль отозвалась резью в животе.
«Леди Торн, объясните любопытное послание в моей почтовой шкатулке», —спросил он. Кажется, я наяву могла услышать ироничные интонации, с какими он произнес бы эту фразу.
«Что именно вам непонятно в прошении о разводе? Второй экземпляр отправится к вашему стряпчему», — стараясь, чтобы почерк не выдавал, как сильно трясется рука, вежливо ответила ему.
Кутаясь в вязаную шаль поверх теплой ночной сорочки, я принялась буравить шкатулку пристальным взглядом. Она молчала добрых десять минут. Сомневаюсь, что, размахивая прошением, Филипп прыгнул в карету и дернул в Энтил лично выяснять отношения. Очевидно, проверенное аристократическими леди средство на него вообще никак не подействовало. Скорее всего он переваривал! В смысле, не сжевал от ярости бумагу, запив водичкой, а мысленно смирялся, что этот брак действительно станет самым коротким в истории славного магического рода Торнов. Такой позор на седины Марджери!
Раздался сиплый кряк. Наш старенький почтовый артефакт никогда столько не напрягал портальные мускулы, как сегодняшним снежным днем. На дне лежало аккуратно сложенное прошение. Каждая строчка была расчеркнута красными чернилами. И даже исправлены две запятые. Словно мы — демоны дери! — готовились к экзамену по изящному письму.
«Мой стряпчий на редкость въедливый тип. Не благодарите», — совершенно по-хамски прокомментировал Филипп.
У меня задергался глаз и скулы свело от злости. Он не хотел воспринимать ситуацию всерьез и думал, что его действительно пытаются приручить? Ха-ха три раза. Нет, четыре! Но все равно невесело.
Плюхнувшись на стул, я выхватила из ящичка чистый лист писчей бумаги и переписала прошение. В пункте с причиной развода крупными, четкими литерами вывела «измена супруга». Пусть подавится этим своим политесным «не сошлись характерами»!
«Надеюсь, теперь вам понятнее», — добавила я на клочке бумаги.
«Я говорил, что у тебя красивый почерк?» — невозмутимо ответил он.
«Господин Торн, если мы разведемся в ближайший месяц, вы еще успеете найти себе подходящую жену до тридцатилетия. Не благодарите!» — рыкнула я. Почерк у меня уже красивым не был, строчки гуляли, как бы тонко намекая, что супруга в тихом бешенстве.
«Спорное утверждение, леди Торн».
«До юбилея не подберете невесту? Я полагала, вы развешиваете портретные карточки и бросаете дротик. Используйте проверенный способ!»