Осенний бал - Унт Мати Аугустович. Страница 55

И тут перед Маурером вырос замок. Женщина тоже застыла, прекратила верещать. Это был настоящий замок, будто из средневековья (Мауреру вспомнились французские замки, например Каркассон), но гораздо меньше. Маурер обратил внимание, что фасад необычайно пестр и бутафорен. Историцизм, точнее стиль Тюдоров, определил архитектор Маурер автоматически и только потом воскликнул: это что такое?! И я это хотела спросить, сказала женщина и попросила: спусти меня. Они пошли к замку. Маурер заметил, что таинственная изгородь начиналась как раз у замка. Около надвратной башни они остановились, не зная, что делать. Где они в самом деле? Может, в Виндзоре? К ним направлялся какой-то человек с ведрами. Вы здешний? — вежливо спросил Маурер. Чего? — грубо ответил тот. Вы здешний будете? — повторил Маурер. Нет, бросил мужик и выругался в бороду. Маурер проводил грубияна взглядом, потом, набравшись храбрости, постучал в ворота. Проявляя любопытство, женщина придвинулась к нему вплотную, и Маурер почувствовал сквозь пиджак ее высокую, тугую грудь. Ворота открылись. Появилась невзрачная баба сторожиха, и Маурер спросил: простите, что тут находится? Что тут находится? — повторила баба, тут находится дом слепых! Ах так, сказал Маурер. А что это за изгородь такая? — храбро спросила его верная спутница. Маурер подумал, что он все-таки на ней женится, — хороший товарищ. Это тоже для слепых, пояснила сторожиха, да это и не загородка, это перила, они по ним к морю ходят. А зачем они к морю ходят? — спросила подруга Маурера. Ну, умываться ходят или постирать чего, пояснила привратница. Подруга Маурера хотела еще что-то спросить, но Маурер поблагодарил за объяснения и повернулся уходить. Какое-то время он ждал в стороне, пока женщина еще о чем-то болтала в воротах. Это так по-женски, подумал он с удовлетворением. Женщинам только бы поболтать. После, на обратном пути, женщина пересказала ему сведения из жизни слепых и истории их дома. Этот замок построил один петербургский миллионер для своего сына-алкоголика. Отец посчитал, что опустившегося молодого человека следует удалить из столицы. Молодой светский лев прожил на этом пустынном берегу два года. У него было несколько слуг из местных крестьян. Им было приказано не выпускать своего господина без разрешения отца с территории замка. Но юноша все равно ухитрялся раздобывать себе водку. Так он провел здесь два лета, две штормовые осени, две мертвых зимы. Для общества и света навсегда потерянный. На вторую зиму он повесился. В своей комнате, ночью, во время бури. Бедный узник, вздохнула женщина.

Вдоль этих сооруженных для слепцов перил они пошли назад к морю. Море пенилось. Маурер попытался было забросить спиннинг, но без успеха. Женщина смотрела, как перила уходят под воду. Вечером в лагере устроили праздник. Развели костер, пели. Маурер больше свою связь с ней не скрывал. Женщина сидела у костра с ним рядом, Маурер обнимал ее за талию. Были сделаны соответствующие намеки, но Маурер вел себя как джентльмен. Ночью он увел женщину в свою палатку, и она, несмотря на холод и страшный ветер, отдалась ему. Кожа у нее пылала жаром. Она была само совершенство, каких в фильмах показывают. Иногда Маурер даже сомневался, есть ли такие в жизни. А теперь он сам обладал такой женщиной. Чего ему еще оставалось желать? Он соприкоснулся с вечностью.

Через месяц они поженились. Жена бросила работу секретарши, стала домохозяйкой. Теперь они были женаты уже четыре года.

Днем Маурер встретил коллегу Лео Лапина. Тот стал ему растолковывать новую идею, которая могла бы довести принципы организации микрорайона до совершенства: чтобы жители могли остаться в своих микрорайонах навсегда, чтобы им не надо было даже пересекать улицу, — для этого в зеленых зонах надо разбить кладбища.

Вечером жена с воодушевлением рассказала, что в фильме этот Джим живет со своей тещей. Маурер таких штучек не выносил и не хотел, чтобы и жена интересовалась всеми этими извращениями. Всех этих эксгибиционистов, фетишистов, гомосексуалистов и онанистов Маурер терпеть не мог. Он презирал Джимов, которые живут со своими тещами.

4

Лаура полюбила Каннингема и всех, кто его окружал. Иногда на работе какая-нибудь из женщин начинала обсуждать виденное. Большинство считало Каннингема слишком беспомощным, бедолагой, другие же, наоборот, утверждали, что у него тонкая душа. В отношении Барбары мнения тоже разделились, одни ее осуждали, другие на ее месте поступали бы точно так же. Между сериями время едва тянулось. Читать не хотелось, в кафе сидеть было скучно. По слухам, фильм был тридцатисерийный. Лаура подсчитала, что проживет с этой компанией до января, а то и до февраля. Тогда Каннингем канет в небытие, Джим утихомирится и Анна заживет своей жизнью. В фильмах одно нехорошо, что они кончаются. Есть, правда, и такие, в которых несколько сот серий, но кончаются и они. И это еще ужаснее, потому что к ним очень привыкаешь. Это какой-то садизм — кончать фильмы. Почему бы им не длиться всю жизнь?

Дела сложились так, что Анна и ее зять Джим после смерти Плюрабель стали жить вместе. Время от времени старый Каннингем навещал свою внучку Аннабель, а его любовница Барбара готовилась к свадьбе с сыном мюнхенского промышленника Рупрехтом.

Необузданность Джима перешла все границы, Лаура тоже так считала. Молодой человек все-таки убил свою жену, пусть и косвенно, а теперь ему и тещу подавай! Не исключено, что под бесстыдством Джима кроется что-то вроде люмпенского комплекса неполноценности. Совратив женщину из высшего класса, битник мстил этому классу.

Теперь же в игру вступил новый персонаж. В колледже Джим познакомился с девушкой, своей сверстницей (с одного курса), по имени Лилли. На первый взгляд, она казалась ровней Джиму как в духовном, так и в социальном плане. Она была естественна, с современными взглядами, свободна от комплексов, добросердечна, не с такой уж изысканной внешностью, одевалась просто. Скоро Лилли переселилась к Джиму. Узнав о существовании маленькой Аннабель, она сразу же начала умолять, чтобы ребенка отдали ей на воспитание, что она, без сомнения, сможет заменить ей мать. У Джима же в душе еще явно пылала неутихающая страсть к покойной жене. Однажды случилось ужасное. Джим случайно увидел, как Лилли примеряет платье Плюрабель, которое он упрямо хранил. Наверно, Лилли заметила эту его загробную любовь, она захотела, видимо, стать похожей на этот миф, живущий в сердце Джима. И это трогательно, уж это-то должен был Джим понять — так нет же, он избил Лилли.

Но роман Джима с тещей тоже оказался весьма непрочным. После очередной ссоры чувства Анны снова стали склоняться к деликатному, чувствительному Каннингему. Анна дала бывшему мужу понять, что он мог бы вернуться, тем более что Барбара жила в Мюнхене со своим Рупрехтом. Каннингем сказал Анне, что между ним и Барбарой действительно все кончено. Однако он еще не обрел душевного равновесия и пока что вернуться не может. Естественно, он и понятия не имел об отношениях Анны с Джимом. Не знала о них и простодушная Лилли.

Однажды к Анне явился рассерженный Джим и увез маленькую Аннабель с собой. Его тоска по дочери превратилась в сущее безумие. Лилли воодушевилась, наконец-то она займется ролью мачехи. Но вскоре выясняется, что она не способна справиться с воспитанием ребенка. Она не знала жизни, была порядочная растяпа, не умела вскипятить молока, успокоить ребенка. Ревнивый, истеричный Джим однажды увидел, как Лилли за что-то шлепнула дитя. Джим набросился на Лилли, как волк. Это же не просто ребенок, зарычал он, это ее ребенок, ребенок Плюрабель, а я что, не человек? Да ты ноги Плюрабель целовать недостойна, бестактно рявкнул Джим, схватил ребенка под мышку и бросился мириться с Анной. В конце концов она мать Плюрабель, ему теща и любовница, а маленькой Аннабель бабушка. Но Анна приняла Джима весьма холодно, она объявила, что хочет возобновить семейную жизнь с Каннингемом. Что Джима она больше видеть не хочет. А что маленькая Аннабель вернулась, это хорошо, Аннабель теперь останется у бабушки. Джим хотел уйти с ребенком, но Анна сказала, что ребенка она и так получит, в суде ничего не стоит доказать, что Джим пьяница, неврастеник, сущий психопат. В этот момент вошел Каннингем. Джиму терять было нечего, и он тут же выложил Каннингему всю правду. Твоя жена — моя любовница! — бросил он невинному Каннингему в лицо. Это правда? — с деланным безразличием спросил Каннингем. Анна устало кивнула. Она не желала больше притворяться. В Каннингеме что-то надломилось, но он справился с собой, вежливо поклонился и вышел, чтобы опять удалиться в глушь, в свое печальное изгнание. Размякший Джим сделал беспомощную попытку примириться с Анной, но та плюнула ему в лицо, после чего Джим побежал в бар и выпил два двойных виски.