Осенний бал - Унт Мати Аугустович. Страница 53

Пробыл в народной дружине Аугуст Каськ только год. Он себя переоценил. Он не выносил вида крови, он на дух не переносил всех этих бездомных и деклассированных элементов. Если бы их можно было подвергнуть экзекуции с приличного расстояния, он бы это сделал. Но общество не доверило ему автомат, общество запретило всяческий самосуд. Ну хорошо, раз общество знает, что делает, пускай само и страдает, думал Аугуст Каськ. После этого он стал казнить людей взглядом, приговаривал их прямо на улице к какой-нибудь смертельной болезни или к несчастному случаю. Бывали дни, когда Аугуст Каськ, пребывая в дурном настроении, истреблял сотни человек, разумеется, в каждом отдельном случае тщательно взвешивая все за и против и основательно оценивая обвиняемого. Сколько социально вредных типов Аугуст Каськ ликвидировал за время своей санитарной деятельности? Десятки тысяч. Подобно волку Аугуст Каськ представлял собой необходимый экологический фактор. Но однажды ему пришло в голову: а вдруг его игра имела какие-то последствия, ведь он потом не проверял ни одного случая. А вдруг и в самом деле эти типы умерли от инфаркта или погибли в автомобильной катастрофе?

Но и порядочные, хорошо себя зарекомендовавшие люди были ужасны. На балконах часто появлялись безобразно толстые женщины, они оглядывали округу маленькими глазками и при этом что-то жевали. Всегда в розовом белье, будто и не подозревали о существовании других оттенков. Всегда молча, без единого слова. Аугуст Каськ предположил, что они едят колбасу и от их ртов исходит запах свежего мяса, как у собак (Сол Беллоу). За чей счет они питались? Не лучше ли было их самих скормить индийским и пакистанским детям, которые сейчас, сию секунду, или завтра, или послезавтра умрут от голода? Да и мужчины были не лучше. Включая и тех, кто не шатается по улицам, не пьет и не орет по вечерам на балконах и не вытирает жирные пальцы о шевелюру.

Ни в коей мере Аугуст Каськ не расценивал все человечество столь односторонне. Многих он уважал. Но одно надо честно признать: красивых людей и в самом деле было мало, как женщин, так и мужчин. Даже эти немногие выглядели безобразно. В руках таскали всякую дрянь, выбрасывали разные вещи, кресла с разодранным сиденьем, книги, которые они использовали как подставку для сковородки. Вокруг мусорных контейнеров валялись такие вещи, назначения которых и даже названия Аугуст Каськ не знал. Да и сами контейнеры были переполнены сомнительными предметами, сверкавшими на солнце или же невыносимо вонявшими. Мусор выбрасывали из окон, там же выколачивали ковры, выливали помои, нимало не заботясь о том, что под окном может кто-нибудь оказаться. После Нового года появился целый лес елок. Мальчишки их поджигали, исполняя вокруг жертвенного огня воинственный танец. Мальчишки же, правда, навострились собирать по кустам бутылки — единственное, что они делали полезного.

Некоторые хвалили новый район как раз за чистоту. Конечно, если сравнить с другими местами, говорили они. Ох, вы бы посмотрели, что творится в Старом городе! — вздыхали они. Или пойдите на Копли![7] — принимались они жаловаться. А тут уборщики на окладе, мусор ежедневно увозят, работают подметальные машины, дворники прогребают траву, общество непрерывно чистит свои авгиевы конюшни, но оно не проведет Аугуста Каська, который со своего наблюдательного пункта видит много скрытых пороков, остающихся незаметными для случайного прохожего. Внешнее благополучие не обманывало Аугуста Каська, он знал, что творят люди на самом деле.

Он ко всему привык. Если воскресным утром в шесть часов его будила ружейная стрельба, он не думал, что началась война, он знал, что это налакавшиеся в субботу мужчины, чтобы заслужить прощение, выколачивают ковры. У каждого этих ковров не один десяток. У них, наверно, и кухни, и ванные увешаны коврами. И теперь они выколачивают их, и пыль стоит над утренним городом, подымаясь, надо полагать, до самой стратосферы.

Аугуст Каськ отбросил мрачные мысли, навеянные встречей с громадным котом. Он устремился к магазину, в руке объемистая сетка с молочными бутылками. Тут среди бела дня толкались выпивохи. Вот у кого времени хватает! Они что, в отпуске? Или все инвалиды? Почему не на работе? Откуда у них деньги на выпивку? Эти вопросы мучили Аугуста Каська, когда он брезгливо, с развевающимися полами пальто проходил это дно. Как всегда, некоторых он приговорил к смерти. Затем вошел в помещение для приема стеклотары, где извивался длинный хвост (очередь). Как раз сдавал бутылки совсем приличный с виду мужчина. Аугуст Каськ пересчитал все, что он выставил на прилавок: десять водочных бутылок, пять коньячных, семь винных, пятнадцать пивных и всего две молочных. Но сам выглядел хорошо, вид у него был цветущий. До чего же все-таки крепки угро-финны! Какой надо иметь желудок, какую печень! А в иностранных фильмах мужчины с двух бутылок пива уже готовы, под стол валятся. За мужчиной была женщина, она сдавала четырнадцать винных бутылок. Сколько выпивают в Мустамяэ за одну ночь? Кто это может сосчитать? И данных ведь не достанешь. Он воспользовался косвенными данными, попытался сам подвести статистику. В царской России в 1882 году выпито 60 миллионов ведер сорокаградусной водки, в 1914-м уже 104 миллиона ведер. В первом случае численность населения составляла примерно сто миллионов, во втором около ста пятидесяти пяти миллионов. Если разделить, получим на человека примерно 0,7 ведра, или примерно восемь с половиной литров. Помножим теперь это число на примерное количество жителей Мустамяэ, и мы получим приблизительно семьсот восемьдесят тысяч литров в год, или примерно две тысячи сто литров (то есть четыре тысячи двести бутылок) в день. Неужели так мало? — спросил себя Аугуст Каськ, выпрямляясь и убирая карандаш. Я не учел приезжих, жителей других городов, которые в данное время живут на Мустамяэ и пьют. Я не учел тысячи других вещей, которые в случае с пьяницами необходимо учитывать.

На Луну всех их выслать, сказал он себе.

Аугуст Каськ, который много читал, вспомнил роман Сола Беллоу, в котором мистер Саммлер разочаровывается в современной городской культуре и даже присоединяется к идее одного индийского ученого о переселении на Луну. Хинду, этот ученый, рассматривает переселение человечества в несколько метафизическом плане. Саммлер, правда, сомневается, он думает, не следует ли сперва разрешить все дела на Земле (на «Планете Саммлера»), и это подкрепляется одной интересной авторской деталью: во время теоретического обсуждения этой проблемы в ванной лопается труба, начинается потоп и приходится вызывать пожарную команду.

Беллоу наверняка должен был знать о проекте, о котором уже тогда говорили хотя и как о фантастическом, но который ныне приобретает все более конкретные очертания. Чтобы уже сейчас что-то предпринять против грозящего перенаселения, ученые в Принстоне разработали реально осуществимую программу космических станций. Эти станции должны вращаться вокруг Луны. Первая из них должна быть готова в 1988 году. Ее размеры: километр в длину, радиус 100 метров. На ней поместятся 10 000 человек. Последующие данные такие: 1996 — 3,8 км на 100 метров, 150 000 человек; 2002 — 10 километров на 1 километр, 1 миллион человек; 2008 — 32 километра на 3,2 километра, 10 миллионов человек. Металлические руды и почвы большей частью добываются на Луне. С Земли придется взять с собой совсем немного. Первая станция обойдется примерно в 96 миллиардов долларов. Из них доставка средств на Луну и строительство там базы — 20 миллиардов, доставка материалов на лунную орбиту — 40 миллиардов. Подсчитано даже, что для возведения первой станции придется добыть на Луне 20 000 тонн алюминия, сырья для производства стекла — 10 000 тонн и грунта — 420 000 тонн. Учли также создание искусственной гравитации, прудов, рощ и рек. Подумали и о профессиях, например, у мужа профессия конструктора, у жены — программиста. Таким образом, создавая для людей удобные небесные жилища, рассчитывали высвободить какое-то пространство на Земле.