Перо динозавра - Газан Сиссель-Йо. Страница 10

— Я люблю тебя, — в отчаянии сказал Сёрен.

— Ты любишь меня недостаточносильно, — ответила Вибе. Она стояла спиной к нему и снимала сережки, и Сёрен задумался. Вибе медленно повернулась к нему.

— Ты молчал слишком долго, — сказала она. — Я думаю, нам надо разойтись.

В ее взгляде был вызов. Конечно, они не должны расходиться. Вибе его лучший друг, у него нет никого ближе Вибе, он никому не доверял так, как Вибе. Она знала Эльвиру и Кнуда, она знала, почему он рос у своих бабушки и дедушки, она была частью семьи, и он любил ее. Сёрен крепко обнял ее тем вечером, и они договорились немного подождать. На самом деле эта договоренность значила, что, если Сёрен не передумает в ближайшее время, он должен будет съехать с квартиры.

Сёрен родился в Виборге и прожил здесь вместе с родителями первые пять лет своей жизни. Недалеко от них жили родители его мамы, Кнуд и Эльвира. Они продолжали жить в том доме, в котором выросла мама, рядом с маленьким городком, дом стоял на взгорке, сад за домом спускался вниз под уклон, траву на лужайке было сложно косить, а сад был полон мест, в которых можно было прятаться, и в нем росла высокая спутанная трава. Сёрен почти ничего не помнил из раннего детства, зато прекрасно помнил этот красный дом Кнуда и Эльвиры — может быть, потому, что именно здесь, в саду, Кнуд рассказал ему, что его родители погибли в автокатастрофе. Он гостил у бабушки с дедушкой в те выходные, а родители одолжили их машину и уехали куда глаза глядят. Это было единственное его воспоминание из раннего детства — как он узнал об их смерти летним вечером, на краю сада, и как собака Спиф стояла рядом и гавкала. Все остальные воспоминания относились уже ко времени после того, как они переехали в Копенгаген и поселились в доме на Снерлевай. Кнуд и Эльвира были школьными учителями, так что они оба устроились работать в ближайшую частную школу, в которую отдали Сёрена. На Снерлевай Сёрен прожил все оставшееся детство. Далеко-далеко от красного дома.

Сёрен и Вибе встречались уже около года, когда она узнала, что между Сёреном и теми, кого она привыкла считать его родителями, не хватает одного поколения. Подозрения зародились у нее однажды летним днем, когда они собрались пообедать в саду и Сёрен смешивал в кувшине воду с сиропом. Эльвира была уже там, было слышно, как она возится, расстилая скатерть на столе в саду, и как шумит нестриженая трава. Пока Сёрен разводил сироп, Вибе рассматривала свадебную фотографию его родителей, стоявшую на серванте в столовой. Вдруг темное удивление разлилось по ее лицу, и она взглянула на фотографию так, как будто впервые разглядела ее в деталях. Похоже было, что она собирается что-то сказать, но потом передумала.

Позже в тот же день они лежали в комнате Сёрена и слушали пластинки.

— Кто это на фотографии? — спросила Вибе наконец.

Сёрен перевернулся на спину и положил руки под голову.

— Мои мама и папа, — ответил он.

Вибе немного помолчала и вдруг резко села на кровати.

— Но этого не может быть, — горячо сказала она.

— Почему? — спросил Сёрен, глядя на нее.

— Как почему? Потому что цвет глаз просто так не меняется, а у Кнуда на этой фотографии карие глаза, и… — рассерженно сказала она, — …и… — Вибе внезапно отвела глаза в сторону, — теперь у него голубые глаза, — сказала она наконец. — У них у обоих голубые глаза… — она повернулась к Сёрену и внимательно посмотрела на него, — …а у тебя карие, — прошептала она.

Сёрен развернулся, приподнялся на локте и подпер щеку кулаком. Ему нужно было немного времени, чтобы решиться и вытащить этот пыльный сундук на свет божий и раскрыть его перед Вибе. Не то чтобы это было тайной, что Эльвира и Кнуд — его бабушка и дедушка. Об этом просто никогда не говорили. Это было чем-то само собой разумеющимся.

— Кнуд и Эльвира — родители моей мамы, — сказал он. — Мои родители погибли, когда мне было пять. В автокатастрофе. Это их фотография стоит в столовой. Мама и папа в день свадьбы. Их звали Петер и Кристине.

Вибе лежала не шевелясь.

Полицейским Сёрен решил стать по примеру Хермана, отца Якоба Мадсена. Якоб был ровесником Сёрена, жил в нескольких домах от него, на Снерлевай, и они часто играли вместе. Херман Мадсен работал в отделе убийств, и Сёрен им восхищался. У Якоба были две старшие сестры и мама, которая работала библиотекарем на полставки. Его семья вообще была мало похожа на семью Сёрена. Родители Якоба не имели никакого отношения к движению хиппи. Эльвира и Кнуд не были настоящими отвязными хиппи, но леваками были, и в их гостиной часто проходили шумные собрания, на которых договаривались об акциях протеста и делали плакаты. Особенно шумно они протестовали против войны во Вьетнаме, и хотя Сёрен гордился своими бабушкой и дедушкой, ему очень нравилось проходить те пятьдесят метров, которые отделяли его от дома Якоба, и погружаться в мирную атмосферу. Отец Якоба возвращался с работы и устраивался в кресле с газетой, Якоб валялся на своей кровати с ящиками под ней и читал комикс, мама Якоба готовила на кухне овощную запеканку или говяжьи котлеты с луком. Дома Сёрена частенько кормили кашами, странными вареными блюдами и салатами из всего, что обнаружилось в холодильнике.

Когда дома у Якоба наступало время ужина, мама звонила в маленький колокольчик, и все садились за стол. Как только отец Якоба опускался на свой стул, Якоб с Сёреном замолкали, надеясь, что сегодня он будет в настроении рассказывать истории. Опыт показывал, что, если они болтали перед едой, Херман мог так и не проронить ни слова в течение всего ужина, но если они сидели тихо, говорили только «передайте перец, пожалуйста» и давали Херману в тишине и покое утолить первый голод, он приходил в отличное расположение духа и становился словоохотливым.

— Херман, не за столом же! — просила мама Якоба, дети сидели затаив дыхание, а он рассказывал об убитых женщинах, похищенных детях, спрятанных трупах и жаждущих мести бывших мужьях. Когда он расходился, мальчишки сидели и слушали как пригвожденные. В какой-то момент Херман начал задавать им загадки про убийства, и тогда приходить к Якобу стало так интересно, что Эльвира немного беспокойно спрашивала, не возражают ли родители Якоба против того, чтобы Сёрен ужинал у них три раза в неделю. Все в порядке, отвечал Сёрен. Это было как игра «Cluedo», только по-настоящему. Херман знал, кто убийца, где совершено убийство, каким орудием и каков был мотив, но мальчики должны были сами найти убедительные связи между всеми этими фактами. Херман подсказывал им, в каком направлении нужно размышлять, и Сёрен проявлял недюжинные способности. Несмотря на то что ему было всего пятнадцать, он хорошо видел связь между событиями и ловко выдвигал свои версии, которые иногда бывали притянуты за уши, но довольно часто — к удивлению Сёрена и Хермана и к раздражению Якоба — соответствовали действительности. Сёрен сам толком не понимал, как это у него получается — казалось, в его голове складывалось пересечение дорог, которые, отматываясь назад, приводили к разгадке тайны. Он мог вычленить из всех героев загадки, в которую Херман, чтобы запутать мальчиков, часто добавлял людей, которые были ни при чем, всех замешанных в преступлении и как непревзойденный мастер блефа задавал самые бесхитростные вопросы, чтобы потом вдруг прийти к отгадке.

Якоб окончил школу, Сёрен поступил в гимназию и познакомился с Вибе, походы в гости сошли на нет, и все это отошло на второй план. Но по воскресеньям Херман всегда мыл перед домом свой «Пежо», и тогда Сёрен подходил к нему, и Херман предоставлял ему короткий отчет о случившемся в полицейском участке за неделю и загадывал загадку. Только когда Сёрен повзрослел, он впервые задумался над тем, сколько вымысла было во всех тех состряпанных Херманом историях. Он ведь давал подписку о неразглашении.

Когда Сёрену было девятнадцать, однажды в среду он зашел поужинать к Кнуду и Эльвире на Снерлевай, и увидел перед домом Якоба грузовик. Никто из семьи не показывался, только четверо одетых в желтое грузчиков выносили из дома картонные коробки и кровати без матрасов. Когда он в следующий раз зашел на Снерлевай, двое чужих детей бегали по лужайке у дома Якоба. Сёрен остановился, рассматривая их, и решил, что будет полицейским.