Перо динозавра - Газан Сиссель-Йо. Страница 11

Сёрен очень рано стал домашним сыщиком, к которому обращаются за помощью, что бы ни пропало: очки, инструкция к технике, налоговые декларации. Он задавал множество наводящих вопросов и в девяти случаях из десяти находил пропажу. Очки Кнуда — забытыми на ботинках в прихожей, где тот нагнулся, чтобы почесать щиколотку; инструкцию к сифону — в машине, в ящике со старыми телефонными книгами, приготовленными на выброс, а остатки налоговой — в золе в камине, куда Эльвира бросила ее в минуту рассеянности, предварительно скомкав.

— Как ты это делаешь? — удивленно спросила Вибе однажды вечером, когда Сёрен путем странного перекрестного допроса пришел к выводу, что калькулятор Вибе выбросили в мусорное ведро вместе со стопкой бумаги. Он как раз предложил Вибе спуститься к мусорным ящикам — не исключено ведь, что их еще не вывозили. Через пять минут он протянул ей калькулятор.

— Я отматываю назад, — сказал Сёрен. Вибе смотрела на него с любопытством. — Когда ты разгадываешь загадку, — пояснил Сёрен, — нельзя удовлетворяться первым подходящим объяснением. Делая так, ты просто гадаешь. Тогда мужчину с окровавленными руками автоматически должны обвинить в убийстве, а женщину с карточным долгом — в мошенничестве. Конечно, часто все именно так и оказывается, но не всегда. Если ты отматываешь назад, тебе не приходится гадать.

Вибе кивнула.

В декабре 2003 года Вибе поехала в Барселону со своим партнером по консалтинговой фирме, и Сёрен остался дома один. Вскоре после ее отъезда он поймал себя на том, что наслаждается одиночеством. Вибе теперь смотрела на него взглядом человека, которого предали в самом главном, и Сёрен неделями мучился угрызениям совести. Он ведь как разне хотел ее предавать. Пока ее не было, он ходил на работу, перебирал старые фотографии в коробках и смотрел фильм «Подозрительные лица», который Вибе смотреть никогда не хотела, читал в туалете про Кельвина и Хоббса, а в пятницу играл в сквош со своим коллегой Хенриком.

На первый взгляд Хенрик казался парнем совсем простецким. Он качался, был весь покрыт татуировками (включая одну противоречащую уставу, на горле выше воротничка, которая чуть не закрыла ему дорогу в полицейскую школу), а длина его волос никогда не превышала четверти сантиметра. Над верхней губой топорщились маленькие усики, смысла которых Сёрен никогда не понимал. Хенрик женился на Жанетте еще во время учебы, и они быстро завели двоих дочерей. Теперь девочки выросли, стали подростками, и Хенрик всегда жаловался на то, что в их квартире в районе Эстербро невозможно шагу ступить, столько там девичьего барахла, одежды, обуви и сумок, а в школу они ходят одетые как проститутки, мы таких останавливаем для проверок на Вестербро, а Жанетте говорит, чтобы я заткнулся, сейчас такая мода, какая мода, к черту? Теперь Жанетте начала еще все время ходить на йогу и не хочет ему давать, на что это вообще похоже, надо было ему оставаться холостяком… Ну и так далее. Собака лает — ветер носит. Сёрен прекрасно знал, как сильно Хенрик любит трех своих девочек и что он готов за них пойти в огонь и воду.

Сёрен ничего не сказал Хенрику о том, что у них с Вибе проблемы, и когда Хенрик пытался выведать что-то вопросами вроде «ну что, дают тебе или нет?», он уходил от разговора. Его отношения никого не касались. Он не рассказал и о том, что остался соломенным вдовцом, но когда они сидели и остывали в раздевалке после сквоша, Сёрен вдруг сказал, что Вибе на курсах в Барселоне. Он тут же прикусил язык, но было уже поздно. Хенрик засиял, как чертово колесо.

— Уж теперь-то мы точно пойдем гулять! — воскликнул он.

Хенрик позвонил Жанетте из раздевалки, Сёрен слышал, что они немедленно начали цапаться из-за каких-то проблем с младшей дочерью, и втайне надеялся, что из их затеи ничего не выйдет. Но Хенрик не сдавался.

— Чертова курица, — сказал он, закончив разговор, — сходишь на свою идиотскую power-йогу как-нибудь в другой раз. Ну что, давай по пиву.

— Да я не знаю вообще-то, — сказал Сёрен, просовывая голову в горловину свитера. — Я собирался просто заказать пиццу и посмотреть фильм. Я какой-то разбитый сегодня.

— Ты зануда, вот ты кто, — сказал Хенрик, и Сёрен не стал с ним спорить.

Они зашли в небольшой ресторанчик в районе Вестербро и сильно напились. Хенрик начал разговаривать очень громко, Сёрену хотелось домой, и тут Хенрик завязал вдруг беседу с двумя женщинами за соседним столиком. Одну из них звали Катрине, она была из Орхуса, но уже несколько лет жила в Копенгагене, училась в педагогическом институте и должна была окончить курс после Рождества. Она была очень смуглая, как цыганка, и совсем не похожа на Вибе. Сдержанная и экзотичная, хоть и с самым обычным ютландским выговором. А ты, Сёрен, чем занимаешься? Они разговорились и по инициативе Хенрика сдвинули столы. Потом поехали в ночной клуб, в котором Сёрен никогда раньше не был. Он впал в какую-то прекрасную пузырящуюся эйфорию. Будни отодвинулись куда-то далеко-далеко.

В два часа он собрался уходить и вызвал такси. Катрине сказала, что поедет с ним, она жила на Х. К. Орстедсвай, и ей было по пути. Он не возражал. Они сели в такси, и Сёрен не мог потом вспомнить, как получилось, что они начали целоваться. Это было так случайно. Когда такси остановилось у дома Катрине, она спросила, не хочет ли он подняться. Он кивнул и заплатил таксисту.

Катрине жила в трехкомнатной квартире в мансарде, у нее были кокосовые коврики, домашние растения и много книг. Она пошла почистить зубы, и он, конечно, мог бы уйти, но он продолжал сидеть и перелистывать книгу с фотографиями церквей. Потом она развесила выстиранное белье на сушилке в гостиной, как будто нарочно давала ему шанс обдумать все еще раз. Он рассказал ей о Вибе. О том, что его девушка в Барселоне по работе. Катрине на это только улыбнулась и сказала, что в Барселоне очень красиво. Он остался. Они занимались любовью, и это ему нравилось. Все было иначе, чем обычно, потому что он делал это не с Вибе. Сёрен изменял Вибе пару раз в самом начале их отношений, но это было уже сто лет назад. Катрине ощущалась и пахла иначе.

Он остался у нее на ночь, и утром Катрине поджарила тосты и сварила кофе. Все было очень мило. Они не обменялись телефонами, и Сёрен уехал домой.

Позже в тот день его пронзило острейшее чувство вины, он не подозревал, что оно бывает такой силы. Он принял душ, но это не помогло. Хенрик звонил и вел себя невыносимо. А она ничего себе телка, правда? Ты ведь не упустил свой шанс? Какой шанс, о чем ты говоришь? Сёрен разыграл оскорбленную невинность и закончил разговор. Оставалось три дня до возвращения Вибе, и все эти три дня он пытался заново обдумать все насчет ребенка. Дело было совершенно не в Катрине, о ней он уже забыл. Дело было в том, что он переспал с ней, потому что был подавлен всеми этими мыслями о Вибе и о ребенке и решил, что ему станет легче, если он сделает что-то глупое и запретное. Но быть таким примитивным мужиком ему не хотелось. И вдруг ему стало ясно, что он должен или завести с Вибе ребенка, или отпустить ее, чтобы она могла родить ребенка от другого мужчины.

Вибе вернулась домой загорелой и отдохнувшей, и Сёрен подумал, не изменяла ли она сама ему там, в Барселоне. В первое время после ее возвращения казалось, что они оба выиграли от разлуки. Вибе вдруг перестала смотреть на него таким обиженным взглядом, как раньше, она была так занята новым проектом на работе, что у нее совершенно не было времени на то, чтобы думать о ребенке или о сложившейся ситуации. Потом наступило Рождество, они провели уютный праздничный вечер в доме на Снерлевай, обнимаясь у камина и разворачивая подарки, в Новый год они долго сидели обнявшись, под грохот фейерверков, ничего особенного не говоря, но молчать так было приятно и уютно. Утром первого января Сёрен проснулся и подумал, что кризис миновал.

Но как-то вечером Вибе сказала, что им придется поговорить об их проблеме снова. Что время, проведенное в Барселоне, вдохновило ее на рабочие подвиги, поэтому, когда она вернулась домой, она с головой ушла в работу. Но проект, над которым они работали, сдан, и она вернулась к обычным будням.