Акт бунта (ЛП) - Харт Калли. Страница 18

Не останавливаюсь.

— ПОМОГИТЕ! КТО-НИБУДЬ! — Крик разрывает ночной воздух надвое.

Я не могу оставить ее. Если перестану перекачивать ей кровь, даже на секунду, у нее может быть повреждение мозга, а я не хочу, чтобы это дерьмо было на моей совести. Ни за что, черт возьми.

Раз, два, три, четыре.

Кровь покрывает мои руки. Ее так много по всему телу девушки, что мои руки скользят с каждым нажатием.

— РЕМИ, УБЛЮДОК! ПИТ!

Они внутри, а до двери меньше пятнадцати метров. Они слышат меня, но игнорируют и не выходят, чтобы посмотреть, почему, черт возьми, я кричу.

— Черт возьми, Чейз. Не умирай у меня на руках. Мне не нужно, чтобы твои подруги обвиняли меня в этом дерьме.

Раз, два, три, четыре.

Говорят, в наши дни массаж сердца важнее искусственного дыхания. Что в крови содержится достаточно кислорода, чтобы его хватило, пока вы выполняете сердечно-легочную реанимацию. Однако я не уверен, что делаю это правильно, поэтому на секунду останавливаюсь. Откидываю голову девушки назад, быстро заглядываю внутрь, чтобы убедиться, что она не проглотила собственный язык, а затем зажимаю ее нос и прижимаюсь губами к ее рту. Два торопливых вдоха. Это все, что я ей даю. Затем возвращаюсь к надавливаниям.

— Ради всего святого, ПОМОГИТЕ! — Я чувствую вкус крови и беспокоюсь, что порвал себе горло, но потом с немалым ужасом понимаю, что кровь на моем языке принадлежит моей однокласснице; ее губы измазаны в багрово-красный цвет.

Раз, два, три, четыре.

— Давай. Ну же. Возвращайся обратно. Ты можешь это сделать. Ты справишься, Чейз. Все в порядке. Давай. Ты справишься. — Бессмысленные слова вырываются наружу, ускользая одно за другим. Я должен молиться, но не знаю как. Потому что отказывался обращать внимание все те разы, когда Мередит тащила меня в церковь. Все, что у меня есть — это бессмысленное бормотание ободрения. Не то чтобы это помогало. Прес безжизненна, ее голова раскачивается слева направо, когда я надавливаю на ее ребра.

Ничего.

Никакого ответа вообще.

Что плохо, потому что мне нужно, чтобы эта девушка, черт возьми, жила.

— Давай, черт возьми. Дыши. Дыши прямо сейчас, черт возьми!

Как по команде, веки Пресли трепещут, и к ней возвращается сознание. Она ушла, от нее не осталось и следа в этом кровоточащем, изломанном теле, но сейчас я чувствую, как та возвращается. Это самое странное ощущение. Девушка открывает глаза… и моргает… как раз в тот момент, когда ее ребра хрустят под моими руками. Ее зрачки сужаются до точек. Рот открывается, и Прес издает такой громкий крик, что сотрясаются звезды.

Святой боже, черт возьми.

Я не могу представить себе эту боль. Ужасные раны на ее запястьях достаточно серьезны, но черт возьми. Я только что сломал ей по крайней мере два ребра. Она, должно быть, в агонии.

Сколько раз я видел Прес в академии? Никогда на переднем плане. Всегда чуть в стороне, в полуметре позади своих подруг, всегда краснеющую, всегда заправляющую волосы за уши, всегда смотрящую себе под ноги. У нее красивые веснушки. Она пищит, как мышь, когда я с ней разговариваю. Я знаю все это о ней. Но только сейчас, когда она вся в крови, ее спина выгибается дугой от тротуара, ее глаза широко раскрыты и полны боли, я чувствую, что действительно вижу ее настоящую.

И она чертовски красива.

Искусственное дыхание измотало меня. Это то, что я говорю себе, опускаясь на пятки, подальше от нее, наблюдая, как девушка закатывает глаза, корчась на земле. Дышащая. Живая.

— Все хорошо, — говорю ей. — Подожди здесь. Я позову помощь.

«Блядь, подожди здесь? Куда, черт возьми, она уйдет, придурок?»

Я отскакиваю назад, готовый броситься к двери, но она хватает меня за запястье свое бледной рукой, удерживая с удивительной силой. Это, должно быть, больно, должно быть, на самом деле мучительно, держаться за меня с такой силой, ее запястья ужасно искалечены. Но Пресли крепко держит меня.

Ее янтарные глаза полны страха.

Она не говорит — не может — но медленно качает головой.

Нет, пожалуйста, не уходи.

— Все в порядке. Дверь вон там. Я всего на секунду.

Девушка снова качает головой. Это все, на что она способна. Ее пальцы разжимаются, отпуская меня, но я слышу ее мольбу в своей голове так громко, как будто ей удалось произнести эти слова.

Нет, не уходи. Не оставляй меня. Мне страшно.

Раздраженно выдыхая, я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Как, черт возьми, я должен это сделать? Я не должен ее трогать, знаю это, но ее раны, похоже, ограничиваются порезами на внутренней стороне запястий. Не думаю, что у нее внутреннее кровотечение. И я не могу оставить ее здесь, просто не могу. Не тогда, когда она так на меня смотрит.

— Черт возьми, Чейз. Хорошо. Ладно. Будь по-твоему. Просто… не говори, что я тебя не предупреждал. — Девушка легкая, как перышко, когда я подхватываю ее на руки. Безвольная, как тряпичная кукла. Единственная ее часть, в которой есть хоть малейший проблеск жизни — это ее глаза, которые упрямо не отрываются от моего лица. Я спешу к аварийному входу в больницу Сент-Августа, и ее настороженный взгляд обжигает, когда я бегу к двери, осторожно прижимая ее тело к груди. Запах меди, исходящий от нее, настолько невыносим, что это все, что я чувствую. От его запаха у меня сводит живот.

Что я нахожу, когда подхожу к двери? Реми, прислонившегося к столу, уставившегося на свой телефон и постукивающего большими пальцами по экрану.

Я собираюсь убить его, черт возьми.

Автоматические двери не открываются. Он, блядь, запер их.

— РЕМИ! — рычу я так громко, что парень подпрыгивает, роняя свой телефон. На его лице написано раздражение, но оно быстро сменяется паникой, когда он видит девушку в моих руках и кровь, покрывающую буквально все.

— ОТКРОЙ ЭТУ ДВЕРЬ ПРЯМО СЕЙЧАС, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!

По ту сторону двери вспыхивает бурная деятельность. Реми включает тревогу. Звучит громкий сигнал тревоги, разносящийся по коридорам. Люди сбегаются. Двери открываются, впуская меня, наконец, и появляется множество врачей и медсестер, которые осматривают Прес. Они забирают ее у меня, и тогда начинаются вопросы.

Что с ней случилось, сынок?

Что она приняла?

Ты был там, когда это случилось?

Ты сделал это с ней?

Она сделала это с собой?

Оцепенев до глубины души, я наблюдаю за разворачивающимся безумием. Появляется каталка, и Пресли кладут на нее. Доктор с густыми дредами, завязанными в узел на затылке, светит ей в глаза.

— Кто-нибудь, позвоните в банк крови. Нам понадобится все, что у них есть, — кричит он через плечо, ни к кому конкретно не обращаясь. Однако женщина-медсестра приходит в себя и со всех ног бросается к ряду лифтов.

Люди носятся вокруг, хватают вещи, кричат о других вещах — журчащий поток информации, перекидывающийся между ними туда-сюда, от которого у меня кружится голова. Среди хаоса доктор с дредами возглавляет атаку, удерживая штурвал каталки, везет Пресли к лифтам, а затем…

…затем…

Внезапно я остаюсь один.

Ладно.

Почти один.

Пит все еще здесь.

Он снимает свою черную бейсболку и чешет висок.

— Говорю тебе. К этому никогда не привыкнешь, — бормочет он.

Я хмурюсь. Почему я ничего… не чувствую? Почему не чувствую… свои руки?

— Кровь? — бормочу я.

Пит поправляет кепку на голове.

— Нет, малыш. Надежда. Каждый раз, когда эти двери закрываются, она оказывается прямо здесь. — Он кладет руку на центр своей груди. — Надежда на то, что у них все получится. Даже когда, вероятно, это не так.

ГЛАВА 9

ПАКС