Акт бунта (ЛП) - Харт Калли. Страница 3

Хорошо. Она не сможет вытащить свой телефон. В настоящее время он находится на глубине двух метров под водой, но вы поняли идею.

Причал раскачивается из стороны в сторону, и Маргарита хватается за швартовый столб, чтобы удержаться на ногах.

— Я серьезно, Пакстон. Неужели я выгляжу так, будто шучу?

Я автоматически оскаливаю зубы. Меня учили быть вежливым. Изнурительные часы и бесчисленные суммы денег были потрачены в попытке научить меня «правильным манерам». В светском обществе я знаю, как играть свою роль: улыбаться, как хороший мальчик; сохранять хладнокровие; быть уверенным, что держу язык за зубами. Но погладьте меня против шерсти, и я отреагирую как дикое животное, которым являюсь под этой дорогой одеждой и моим хорошим образованием.

Я обнажаю зубы. Рычу. И я, блядь, кусаю.

— Я тебе говорил, что мое имя не Пакстон, а Пакс. Четыре буквы. П. А. К. С. Нетрудно запомнить, любовь моя.

— Не называй меня так, — выплевывает Маргарита. — Я не твоя любовь. Я просто девушка, которую ты трахнул на лодке.

Она чертовски права.

— Достань мой телефон, придурок, или я закричу.

Я складываю руки на груди.

— И что ты собираешься кричать?

— Что ты делаешь мне больно. Что пытаешься напасть на меня. Что хочешь силой меня трахнуть, — выплевывает она слишком быстро.

«О-о-о, Маргарита. Твой мозг, должно быть, темное, несчастное, одинокое место».

Я одариваю ее мягкой, натянутой улыбкой.

— Я стою в двух метрах от тебя, засунув руки под мышки. Если ты начнешь орать такое дерьмо, то попадешь в беду.

Она прищуривается, вызывающе выпячивая подбородок. Ее зрачки настолько расширены, что я даже не вижу ее радужки.

— Ты мне угрожаешь? — шипит она. — Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь, Пакст…

Блядь.

Она издевается надо мной, намеренно пытается меня спровоцировать, а я не терплю подобного дерьма. Она хочет по-плохому? Хорошо. Я дам ей то, что та хочет, и еще немного.

Девушка издает пронзительный, задыхающийся вопль, когда я бросаюсь на нее, хватаю за бедра и перекидываю через плечо, как мешок с картошкой. Она колотит кулаками по моей спине, визжа, требуя, чтобы я опустил ее на землю. Достаточно сказать, что я отклоняю ее просьбу, используя несколько собственных отборных слов.

— Для того, кто не очень хорошо говорит по-английски, ты отлично знаешь ругательства.

Я преодолеваю шесть метров до лодки в рекордно короткие сроки, идя на рассчитанный риск, перепрыгивая расстояние между причалом и палубой «Контессы». Маргарита раздраженно рычит, кусая меня за руку. Или, по крайней мере, пытается. Ее зубы касаются моего трицепса, предупреждая о ее намерениях, и я скидываю ее с плеча задницей вперед на палубу. Возмущенная, девушка снимает свои сандалии и швыряет их мне в голову. Однако она ужасный стрелок, поэтому они пролетают над моей головой и падают в воду, как и ее телефон пятнадцать минут назад. Я бы подумал, что она уже усвоила урок, но, похоже, прекрасная Маргарита слишком упряма для этого. Вместо этого та издает яростный вопль и пытается подняться на ноги. «Пытается» это ключевое слово. Девушка похожа на жука, застрявшего на спине, извивающегося и пытающегося выпрямиться, но ему совершенно не везет. Если бы она была только под наркотой, то, возможно, смогла бы справиться с этим, но была еще бутылка водки, которую она держала в руке, когда я встретил ее. Девушка пила эту штуку, как будто это была ледяная вода в обжигающе жаркий летний день. Честно говоря, я был очень впечатлен все это время, восхищаясь тем, как хорошо она держалась на ногах после того, как выпила так много крепкого алкоголя. Оказывается, мое восхищение было преждевременным, и последствие от сочетания алкоголя и наркотиков просто ждало своего часа.

Она — чертова железнодорожная катастрофа.

С привычной легкостью я открепляю веревку, привязывающую «Контессу» к причалу, и отталкиваюсь, стиснув зубы. Мы всего в двадцати километрах от Кальви. Ветер уже стих — воздух такой неподвижный, что кажется, будто я дышу медом — но это не имеет большого значения. На яхте есть двигатель, и притом мощный. Я верну девушку к ее хихикающим пьяным друзьям примерно через сорок минут. Но, Господи, эти сорок минут будут настоящей пыткой.

— Ты… гребаная… задница! — кричит Маргарита. — Я ненавижу тебя. Я собираюсь рассказать своему…

К счастью, грохот двигателей «Контессы» заглушает ее. Часть меня с радостью оставила бы девушку стоять на причале в темноте, пьяную и орущую, не имеющую возможности позвать на помощь своих друзей. Восемьдесят процентов меня бы это вполне устроило. Но остальные двадцать процентов? Ух, эта часть меня никогда бы этого не позволила. Откуда взялись эти двадцать процентов, я никогда не узнаю. И в любом случае сейчас не время анализировать мой моральный компас. Сейчас только десять вечера. Если я поспешу обратно в Кальви, у меня еще будет время перекусить и выпить, прежде чем рестораны начнут закрываться. И, может быть, даже найду себе менее пьяную, менее сумасшедшую компанию, с которой смогу провести ночь, если мне действительно повезет.

«Контесса» качается, когда я вывожу ее из гавани в открытую воду. Пятнадцать минут спустя я слышу, как Маргарита переваливается через борт судна и блюет в воду. Черт возьми. Если она забрызгает блевотиной борт яхты, я разозлюсь. Это дерьмо застынет к тому времени, когда я проснусь утром, а это значит, что мне придется смыть его из шланга, прежде чем лечь спать. Не так я планировал провести свой вечер.

Современные навигационные системы «Контессы» заботятся о пилотировании яхты. Проклятая штука настолько продвинута, что практически может пришвартоваться сама, но я угрюмо остаюсь сидеть за пультом управления, отказываясь подниматься на нос, чтобы проверить Маргариту. Девчонке, блядь, двадцать один. На три года старше меня. К этому времени она определенно должна была собраться с мыслями. Я не собираюсь нянчиться с ней. Ни в коем случае.

Возвращение на берег не занимает много времени. Я смотрю, как Маргарита подтягивается по перилам, когда мы приближаемся к причалу. Она даже не дожидается, пока «Контесса» пришвартуется, прежде чем перелезть через поручень и прыгнуть на гораздо более прочный причал. Ее дурацкая маленькая сумочка все еще болтается у нее на плече, и девушка, кажется, идет по относительно прямой линии, босиком спеша к ряду баров, где мы видели ее друзей в последний раз.

— Ну, пока, — бормочу я себе под нос, глядя, как она уходит.

Если спросите меня, плевать ли мне, что она ни разу не оглянулась, когда убегала? Мне плевать. Я все еще в ярости от перспективы того, что придется убирать ее блевотину. Как только ставлю яхту на якорь и должным образом закрепляю, спрыгиваю на причал и осматриваю повреждения. Все не так плохо, как я ожидал. Всего несколько ярко-оранжевых полосок… одному богу известно, что съела девушка, чтобы вызвать рвоту такого цвета. Я выплескиваю ведро воды на борт яхты, довольный тем, что мне не придется объяснять Рэну, почему гордость и радость его отца была осквернена таким образом. Потому что нет. «Контесса» не моя. Печально, но это правда, а также причина, по которой Маргарита начала кричать на меня еще в Иль-Руссе. Наряду с тем фактом, что она обнаружила, что мне всего восемнадцать. Реальность того, что я недостаточно богат, чтобы владеть такой великолепной яхтой, как «Контесса», казалось, совсем не обрадовала девушку.

Теперь это уже не имеет значения. Я приехал на Корсику, чтобы повеселиться, потрахаться и хорошо провести время, а не для того чтобы встретиться со своей будущей гребаной женой. И как бы ни было приятно провести еще один день, погружая свой член во все идеально сформированные, тугие, красивые маленькие дырочки Маргариты, на этом острове есть много других привлекательных женщин, которые просто ждут, когда кто-то вроде меня придет и собьет их с ног.

Я не собираюсь их разочаровывать.

Как только удостоверюсь, что «Контесса» в безопасности, и у меня есть деньги и паспорт, я отправляюсь на охоту за едой. Мне нужны углеводы. Нужно хорошее пиво, сыр и немного этого восхитительного хрустящего хлеба. Оливки, и вяленые помидоры, и…