Акт бунта (ЛП) - Харт Калли. Страница 43

— Нет, это не так!

Она захлопывает рот. Думает.

— Хорошо. Ладно. Они не изменились, но изменили свое поведение для нас, что почти то же самое. Ты действительно веришь, что Пакс Дэвис изменит свое поведение ради тебя, детка?

Я не могу ответить на этот вопрос. Потому что знаю его достаточно хорошо, чтобы понимать, что он, вероятно, даже не способен изменить свое поведение. Но… части меня даже все равно. Мне не нужно, чтобы тот был для меня кем-то другим. Мне нужно, чтобы он был самим собой, если собирается заставить меня забыть все, что произошло во время перерыва.

— Послушай, я…

Кэрри вздыхает, кладя руки мне на плечи.

— Я бы встряхнула тебя, если бы думала, что от этого будет какая-то польза, — говорит она. — Просто… ради бога, будь как можно осторожнее, хорошо? Я бы не хотела видеть, как тебя пережевывают и выплевывают такие, как этот парень.

Ей не нужно было произносить этого вслух. Она знает, что так и будет, и, честно говоря, я тоже знаю это. Я не дура. Но быть уничтоженной Паксом намного лучше, чем быть съеденной заживо темными воспоминаниями, которые угрожают овладеть мной всякий раз, когда я не рядом с ним.

ГЛАВА 22

ПАКС

Девушка не появляется.

А я был так уверен, что она это сделает.

— У вас был выбор. Когда вы решили жить ниже по склону, а не здесь, то отказались от своего права бродить по академии вне учебное время, мистер Дэвис. Я не знаю, что тут сказать. Ты должен уйти.

Я очень внимательно смотрю на Джарвис Рид. Тут двух мнений быть не может: новая учительница английского чертовски сексуальна. Я хотел трахнуть ее в первый же день, когда она появилась в Вульф-Холле, но она оказалась еще более неуравновешенной, чем предыдущий учитель. У нее есть кошки. Семеро. Она думает, что может общаться с ними. Или думает, что они телепаты? Что-то вроде того. Я не уверен в деталях. Все, что знаю, это то, что здоровая доза безумия может быстро превратить «десятку» в «единицу», а мисс Рид сейчас граничит с отрицательными числами. Она здесь всего пять минут, но уже выучила наизусть кодекс поведения и студенческие правила Вульф-Холла и живет по этим чертовым правилам.

Я подпрыгиваю на носках, засовывая руки в карманы.

— Остынь, ладно. Еще даже семи нет. Я просто хочу повидаться с другом.

Женщина раздраженно выдыхает.

— Я решила, что ты не можешь называть меня Джарвис.

— Что? Почему?

— Потому что ты произносишь мое имя как ругательство, Пакс. В конце концов, я твой учитель. У нас нет личных отношений…

— Чертовски верно.

Она фыркает.

— Я слишком поторопилась сказать вам, ребята, что вы можете называть меня по имени. Как оказалось, ученики, которые называют своих учителей по имени, не очень уважают их…

— Я не придерживаюсь иерархической идеологии, Джарвис. Я человек. Ты тоже человеческое существо. Мы равны. Поэтому не собираюсь склоняться перед тобой в знак уважения только потому, что ты была человеком дольше, чем я, и выбрала такой жизненный путь, при котором получаешь финансовое вознаграждение за то, что делишься со мной знаниями. Это не делает тебя лучше меня. Уважение нужно заслужить. То, что я называю тебя по имени, не имеет к этому никакого отношения.

Она открывает рот, уставившись на меня. Закрывает его. Открывает снова. Я думаю, ей трудно придумать, что сказать. Через мгновение женщина хмурится, качая головой.

— Знаешь, в чем твоя проблема?

О, это должно быть интересно.

— Я и не знал, что у меня есть проблема.

— Ты умный. Слишком умен для твоего же блага. И тратишь впустую свой интеллект, потому что слишком занят восстанием против системы, которая пытается помочь тебе учиться.

Полагаю, что это один из способов взглянуть на это. Другой способ — понять, что система, которая «пытается мне помочь», на самом деле пытается промыть мне мозги поведением и мыслительными процессами, которые исключают свободу мысли или выбора, чтобы, когда они скажут мне прыгать, я не буду подвергать сомнению команду. И просто сделаю это. Впрочем, нет смысла объяснять это Джарвис. Для нее уже слишком поздно. Ее синапсы уже подключены к сети. Она застряла.

— Ты не можешь научить меня ничему, чему я не мог бы научиться из книги или из интернета, — говорю ей. — Мне не нужно подчиняться системе или придавать себе какую-то определенную форму, чтобы угодить кому-то, если хочу учиться таким образом. Будь я проклят, если сделаю это и здесь.

Она устало вздыхает, поднимая руки вверх.

— Я выпила недостаточно кофе, чтобы иметь с тобой дело прямо сейчас. Сегодня моя ночь дежурства. Я несу ответственность за то, что здесь происходит, и не позволю тебе слоняться без дела, делая все, что тебе, черт возьми, заблагорассудится…

— Я не пытаюсь организовать оргию. Просто хочу подняться на четвертый этаж и поздороваться с другом.

Ее лицо бледнеет, если не считать двух маленьких багровых пятен, которые расцветают прямо на ее скулах. Ее зрачки — две гигантские черные дыры.

— Это… неуместно… — Она снова качает головой. — Слушай. Кого ты хочешь увидеть? Я пойду и приведу ее, и вы двое можете посидеть здесь со мной. Но я не могу позволить тебе подняться по этой лестнице. Мальчикам не разрешается подниматься в женское крыло, независимо от времени. У нас не совместное проживание.

Я вздыхаю, закатывая глаза.

— Пресли. Мария. Уиттон. Чейз. — Каждое слово подобно пуле, попадающей мне прямо между глаз. Когда я перестану произносить это бесконечное имя?

— Та рыженькая?

— Да. Рыжеволосая.

Она подозрительно смотрит на меня.

— Ты подружился с ней?

Я одариваю ее натянутой улыбкой.

— Я только что так сказал, не так ли?

— Прости меня, если мне трудно тебе поверить. Ты никогда не проявлял интереса к дружбе с кем-либо, кроме своих соседей по дому. В любом случае. Пресли сейчас на втором этаже, в старой кладовой. Она не на четвертом этаже. Жди здесь. Я пойду найду ее и спрошу, хочет ли она потусоваться с тобой…

— Черт побери, женщина! Забудь об этом. Разговаривать с тобой — все равно что добровольно биться головой о стену! — Потом поворачиваюсь и направляюсь к выходу. Позади меня учитель английского издает милый ворчливый звук, который, как я думаю, должен означать разочарование.

— Черт возьми, Пакс! Ты же знаешь, что тебе нельзя ругаться при мне. И не называй меня «женщина»!

— Отлично. Буду придерживаться «Джарвис».

Она визжит, теперь еще более сердитая. Я тихонько посмеиваюсь, когда толкаю дверь и выхожу в начинающиеся сумерки. Моя работа здесь закончена. Я получил информацию, за которой пришел, а бедная мисс Рид даже не поняла, что именно она дала ее мне.

***

Ночной воздух наполнен ароматом хвои и зелени. Я вешаю свою одежду на нижнюю ветку дуба, наслаждаясь поцелуем водяного пара, покрывающего мою обнаженную кожу. Передо мной грохочет водопад Гвиневры — тонны воды с ревом переливаются через край скользкой каменной плиты. В течение дня поток воды разбрасывает радуги в воздухе, когда опускается в глубокий бассейн на глубине десяти метров, но сегодня вечером, когда плотная гряда облаков закрывает луну и свет звезд, вода исчезает в небытие.

Я нашел это место через несколько месяцев после того, как приехал в Вульф-Холл. Пока Рэн рисовал, а Дэш стучал по клавишам своего пианино, прежде чем взять в руки фотоаппарат, я отправился в густой лес, который покрывает гору, на которой мы живем, и осмотрелся в нем. Гнездо разъяренных гадюк, постоянно бурлящих и извивающихся в глубине моего живота, успокоилось, когда я окружал себя деревьями. Я замирал и учился дышать. За пределами леса очень трудно вспомнить, как это делается. Однако в тот момент, когда подошвы моих ботинок касаются грязи здесь, напряжение, которое охватывает меня каждый второй час бодрствования, отпускает свою хватку, и на короткое время я свободен.