Ночная Сторона Длинного Солнца - Вулф Джин Родман. Страница 35

— Да, — сказал он. — Пожалуйста, могу ли я получить ее назад?

— Конечно, я обменяю ее.

Он покачал головой.

— Разве ты пришел не для того, чтобы повидать меня? Ты ведешь себя не так, но знаешь, как меня зовут.

— Нет. Я пришел поговорить с Кровью.

— Он тебе не понравится, патера. — Гиацинт опять оскалилась. — Даже Мускус на самом деле не любит его. И вообще никто.

— Я ему сочувствую. — Шелк опять попытался поднять тунику и опять не смог, из-за вспышки боли. — Я пришел показать ему, каким образом он может нравиться и даже быть любимым.

— Ну-ну, патера. Меня зовут Гиацинт, как ты и сказал. И я знаменита. Все любят меня, за исключением тебя.

— Я тоже люблю тебя, — сказал ей Шелк. — Вот почему я не сделаю то, о чем ты просишь. На самом деле не такая уж серьезная причина, но, тем не менее, настоящая.

— Но ты украл мой азот, так, патера? Я вижу его рукоятку, она торчит из-под веревки.

Шелк кивнул:

— Я собираюсь вернуть его. Но ты совершенно права. Я взял его без твоего разрешения, и это воровство. Мне очень жаль, но я лучше себя чувствую, когда он со мной. То, что я делаю, исключительно важно. — Он замолчал и подождал протестов, но не дождался. — Если я попаду домой, я позабочусь о том, чтобы он вернулся к тебе, вместе с иглометом.

— Ты испугался охранников, а? Вот почему ты прыгнул ко мне в кровать. Ты испугался того, который был с Мускусом. Испугался, что он убьет тебя.

— Да, — признался Шелк. — Хочешь узнать правду? Я был напуган до ужаса; а сейчас я боюсь тебя, боюсь, что уступлю тебе, опозорю свое призвание и потеряю милость бессмертных богов.

Она засмеялась.

— Ты права. — Шелк опять попытался надеть тунику, но правое предплечье горело и дергалось. — Я, безусловно, не смельчак. Но по меньшей мере у меня достаточно храбрости, чтобы в этом признаться.

— Погоди минутку, — сказала Гиацинт. — Жди прямо здесь. Я кое-что тебе дам.

Она открыла дверь и выскользнула в бальнеум. Когда дверь закрылась, Шелку пришло в голову, что скуфейка патеры Щука еще в кровати, под подушкой; движимый тем же слабым импульсом, который заставляет путешественников возвращаться за забытыми безделушками, он достал ее и надел на голову.

Гиацинт появилась из бальнеума, все еще голая, держа в руке золотую чашечку, едва ли больше наперстка; чашечка была наполовину заполнена коричневатым порошком.

— Вот, патера. Кидай это за губу.

— Нет. Я понимаю, что ты хочешь мне помочь, но я предпочитаю бояться.

Она пожала плечами и оттопырила нижнюю губу. На мгновение она стала некрасивой, и Шелк почувствовал волну облегчения. Высыпав содержимое маленькой чашечки в промежуток между губой и десной, она усмехнулась:

— Самая лучшая ржавчина, которую можно купить за деньги, и быстро действует. Ты уверен, что не хочешь? У меня ее полным-полно.

— Нет, — повторил он. — Я должен идти. На самом деле я уже давно должен был уйти.

— Хорошо. — Она опять посмотрела на гемму в рукоятке азота. — Он мой, знаешь ли. Его дал мне один очень важный человек. Если ты собираешься украсть его, то по меньшей мере я должна помочь тебе. Ты уверен, что ты настоящий авгур?

Шелк вздохнул:

— Кажется, больше нет. Если ты, Гиацинт, всерьез хочешь помочь мне, расскажи, где, по-твоему, Кровь может быть в это время. Пошел ли он спать?

Она тряхнула головой, ее глаза сверкнули.

— Скорее всего, он внизу, прощается с последними гостями. Они приезжали всю ночь, комиссары и их лакеи. И тех, кто действительно важен для него, он посылал наверх, ко мне. Я потеряла счет, но здесь было шесть или семь из них.

— Я знаю. — Шелк попытался засунуть рукоятку азота поглубже в моток веревки. — Я лежал между твоими простынями.

— Ты думаешь, что я должна менять их? Не думала, что мужчины обращают на это внимание.

Шелк встал на колени и стал вытаскивать из-под кровати свою широкополую соломенную шляпу.

— Очень сомневаюсь, что эти мужчины заметили.

— Я могу позвать слугу.

— Они заняты: ищут меня, как мне представляется. — Шелк бросил шляпу на кровать и приготовился к последней попытке надеть тунику.

— Не служанки. — Она отняла у него тунику. — Ты знаешь, что твои глаза все время хотят смотреть на меня? Ты должен разрешить им это делать.

— Наверно сотни мужчин говорили тебе, как ты прекрасна. Хочешь ли ты рассердить богов, заставив их услышать это еще раз? Я — нет. Я еще молод и надеюсь увидеть бога до того, как умру. — У него появилось искушение добавить, что он, быть может, упустил одного, опоздав буквально на секунду, когда вошел в ее апартаменты, но он ему не поддался.

— У тебя никогда не было женщины, верно?

Шелк покачал головой, не желая говорить.

— Ну, дай мне тебе помочь по меньшей мере в этом. — Она подняла его тунику так высоко, как только могла, и, пока он пытался попасть в рукава обеими руками, выхватила азот из-за веревки, обмотанной вокруг его пояса, и прыгнула к кровати.

Шелк, потрясенный, в изумлении уставился на нее. Ее палец лежал на демоне, гнездо меча смотрело в его сердце. Шагнув назад, он поднял обе руки, сдаваясь.

Она встала в позу дуэлянта.

— Говорят, что в Тривигаунте девушки сражаются как труперы. — Она дважды неуклюже парировала, потом сделала выпад и пронзила вымышленного врага.

К этому времени он восстановил по меньшей мере часть своего самообладания.

— Ты собираешься позвать охранников?

— Не думаю. — Она опять сделала выпад и вернулась в позу дуэлянта. — Не думаешь ли ты, что я могла бы стать прекрасным мечником, патера. Посмотри на эти ноги.

— Нет, не думаю.

Она надула губы:

— Почему нет?

— Потому что для этого нужно изучать фехтование и практиковаться каждый день. Нужно очень много заниматься, или так мне говорили. Говоря начистоту, я бы скорее сделал ставку на более низкую и менее привлекательную женщину, при условии, что она бы меньше тебя стремилась к всеобщему восхищению и всем этим бутылкам в твоем бальнеуме.

Гиацинт ничем не дала понять, что услышала его.

— Если ты действительно не можешь сделать то, что я хочу, — если ты не хочешь, я имею в виду, — не можешь ли ты использовать вместо этого азот? И поцеловать меня и притвориться? Я покажу тебе, куда надо направить большой камень, и после этого ты, быть может, передумаешь.

— Нет ли у тебя противоядия? — Чтобы помешать ей увидеть выражение своего лица, он подошел к окну и раздвинул шторы. Внизу, на террасе, лежала только мертвая птица. — У тебя есть все эти травы. Безусловно, у тебя есть и противоядие, если оно вообще существует.

— Я не хочу искать никакое противоядие, патера. Я хочу тебя. — Ее рука легла ему на плечо; губы коснулись его уха. — А если, как тебе хочется, ты уйдешь отсюда, коты разорвут тебя на куски.

Клинок азота просвистел мимо его уха, разрезал мертвую птицу, лежавшую пятьюдесятью кубитами ниже, и оставил длинный дымящийся шрам на каменных плитах. Шелк отшатнулся:

— Осторожнее, ради любви Паса!

Гиацинт опять нажала на демона и закрутилась, как в танце. Воздух в спальне замерцал, как от летней жары, беспредельный разрыв азота зажужжал смертью, разделяя вселенную, шторы срезало как бритвой, длинный кусок, вырезанный из стены и оконной рамы, упал к ногам Шелка.

— Теперь ты должен, — сказала она ему, и широкий разрез, который оставил шрам на половине комнаты, побежал к нему. — Скажи, что ты сделаешь, и я верну азот тебе.

Когда он бросился в окно, гудящий клинок азота разрезал камень подоконника позади него; но весь страх, который он обязан был бы чувствовать, заглушило понимание того, что он покидает ее.

Если бы сначала он ударился о каменные плиты головой, то избавил бы себя от страшной боли. Но он свернулся в воздухе в клубок. Темнота настигла его лишь на мгновение, как боксера, сбитого на колени. В течение того, что могло быть секундами или минутами, он лежал рядом с разрубленным телом белоголового, слыша, как ее голос зовет его из окна, и не понимая, что она говорит.