Ночная Сторона Длинного Солнца - Вулф Джин Родман. Страница 55
Шелк заставил себя утвердительно кивнуть; он никогда не понимал, что даже пассивное согласие на преступление требует так много решительности.
— Да, в это я верю. Ты имеешь в виду трех-четырех из твоих несчастливых юных женщин. Однако их свидетельства не будут иметь большого веса; и потом они будут полагать, что ты им должен.
Следуя приказу Мускуса, крепкий мужчина, на голове которого было еще меньше волос, чем на голове Крови, поднял завернутое в простыню тело мертвой женщины. Шелк видел, как он пронес его через дверь у входа в контору Орхидеи, которую ему открыл Мускус.
— Да, ты прав. Лучше мне в это не впутываться. — Кровь понизил голос. — У нас и так слишком много неприятностей с этим заведением. За последний месяц гвардейцы побывали здесь трижды, и стали поговаривать, что нас закрывают. Сегодня вечером мне придется придумать какой-нибудь способ, чтобы избавиться от него.
— Ты имеешь в виду, избавиться от тела бедной женщины? Ты знаешь, я ужасно медленно соображаю во всех этих делах, наверно потому, что привык иметь дело с совсем другими людьми. Ее звали Элодея, верно? Ее так назвала одна из женщин. Наверно, у нее есть комната рядом с конторой Орхидеи. Во всяком случае, Мускус и другой человек понесли ее туда.
— Да, ее звали Элодея. Она помогала Орхидее управлять заведением. — Кровь отвернулся.
Шелк смотрел, как он идет через дворик. Прошлой ночью Кровь назвал себя вором; сейчас Шелку пришло в голову, что это не так — он соврал, ну конечно, чтобы романтизировать то, кем он на самом деле является. Да, он может и украсть, без сомнения, если будет возможность сделать это, ничем не рискуя; он из того сорта людей, которые считают воровство замечательным делом и склонны им хвастаться.
Но, фактически, он просто торговец — деловой человек, чьи сделки по большей части противоречат закону и, неизбежно, пачкают его. То обстоятельство, что он, патера Шелк, не любит таких людей, означает только то, что он не понимает их так хорошо, как требует его профессия.
Он постарался перестроить мысли, убрав Кровь (и себя) из категории преступников. Кровь — торговец, что-то вроде купца; один из его служащих убит, почти определенно не им и не по его приказу. Шелк вспомнил раскрашенного кота на рукоятке; это напомнило ему гравировку на маленьком игломете, и он вынул его, чтобы сравнить. На рукоятке из слоновой кости были выгравированы гиацинты, потому что оружие было сделано для женщины по имени Гиацинт.
Он опустил игломет обратно в карман.
Имя Крови… Если бы кинжал был сделан для него, картинка на рукоятке изображала бы кровь — скорее всего, окровавленный кинжал того же самого вида или что-то вроде этого. Кот держал в зубах мышь, и поэтому из мыши должна была идти кровь, конечно; но он не мог припомнить на рисунке ни капли крови, да и пойманная мышь была очень маленькой. Он никак не художник, но, поставив себя на место того, кто вырезал и раскрашивал изображение, он решил, что мышь включена главным образом для того, чтобы показать: кот — это кот, а не какое-нибудь другое животное, похожее на кота, например пантера. Другими словами, мышь — что-то вроде символа.
Сам кот алый, но не окровавленный; даже большая мышь не могла бы настолько запачкать его; скорее, кот раскрашен таким образом, чтобы показать, что он горит. И его поднятый вверх хвост действительно охвачен огнем.
Он шагнул от стены и был наказан вспышкой боли. Встав на колено, он снял носок, развязал повязку Журавля и высек ни в чем не виновную стену, от которой только что отошел.
Вернув повязку на место, он пошел в комнату, находившуюся рядом с крошечной конторой Орхидеи. Она оказалась больше, чем он ожидал, и в ее меблировке чувствовался вкус. Взглянув на разбитое ручное зеркальце и подняв с пола синий халат, он открыл лицо мертвой женщины.
Он нашел Кровь в уединенной комнате для ужинов вместе с Мускусом и тем крепким мужчиной, который унес тело Элодеи; все трое обсуждали целесообразность закрытия желтого дома на эту ночь.
Шелк без приглашения взял стул и уселся.
— Могу ли я вмешаться? У меня есть вопрос и предложение. Ни один из них не займет много времени.
Мускус посмотрел на него ледяным взглядом.
— Лучше бы не заняло, — сказал Кровь.
— Сначала вопрос. Что стало с доктором Журавлем? Мгновение назад он был с нами, но когда, после того, как ты ушел, я начал искать его, то не смог найти.
— Он проверяет девочек, — вместо Крови ответил крепкий мужчина. — Не подцепили ли они что-нибудь такое, чего у них быть не должно. Ты понимаешь, что я имею в виду, патера?
Шелк кивнул:
— Да, понимаю. Но где он это делает? Есть тут что-то вроде лазарета?..
— Он ходит по их комнатам. Они раздеваются и ждут в своих комнатах, пока он не придет. После осмотра они могут выходить, если захотят.
— Понятно. — Шелк задумчиво погладил щеку.
— Если ты ищешь его, то он, скорее всего, наверху. Он всегда начинает со второго этажа.
— Замечательно, — нетерпеливо сказал Кровь. — Журавль вернулся к работе. И почему нет? Тебе бы лучше сделать то же самое, патера. Я все еще хочу изгнать из этого места злых духов и, на самом деле, сейчас больше, чем когда-либо. Займись делом.
— Я и занимаюсь, — ответил ему Шелк. — По меньшей мере это и есть часть экзорцизма, и я верю, что смогу помочь тебе. Ты говорил, что нужно избавиться от тела этой бедной девушки, Элодеи. Я предлагаю похоронить ее.
Кровь пожал плечами:
— Я присмотрю за этим — она не пропала, и никто ее искать не будет. Не беспокойся.
— Я имею в виду, что мы должны предать ее земле, как предаем земле других женщин, — терпеливо объяснил Шелк. — И первым делом необходимо устроить для нее погребальную службу в мантейоне. Завтра сцилладень, и я могу совместить поминальную службу с нашим еженедельным жертвоприношением Сцилле. У нас есть неподалеку человек с благопристойным фургоном. Мы уже использовали его. Если ни одна из женщин не захочет обмыть и одеть тело их подруги, я смогу найти ту, которая позаботится о ней.
Кровь, усмехнувшись, стукнул Шелка по плечу:
— И если какой-нибудь грязный прыгун сунет свой нос, ну, мы не делаем ничего необычного. Вот авгур, а вот похороны, и мы хороним бедную девочку самым респектабельным образом — а он вмешивается в наше горе. Ты действительно помогаешь, патера. Когда твой человек сможет прийти сюда?
— Как только я вернусь в мантейон, то есть как только я очищу от бесов этот дом.
Кровь покачал головой:
— Я хочу, чтобы ее забрали отсюда как можно скорее. Как насчет той сивиллы, с которой я говорил вчера? Она может вызвать его?
Шелк кивнул.
— Хорошо. — Кровь повернулся к симпатичному молодому человеку рядом с собой. — Муск, сходи в мантейон на Солнечной улице и спроси майтеру Мрамор…
— Она, скорее всего, в киновии, — прервал его Шелк. — Главная дверь на Серебряную улицу, или пройди через сад и постучи сзади.
— И скажи ей, что завтра должны быть похороны. Заставь ее найти этого человека с фургоном. Как его зовут, патера?
— Голе́ц.
— Возьми Гольца и его фургон или, если его нет дома, возьми кого-нибудь другого. Ты не знаешь, что произошло с Элодеей. Врач осмотрел ее, и она мертва; патера собирается устроить ей похороны, и это все, что ты знаешь. Заодно приведи сюда женщину. Не думаю, что какая-нибудь из этих потаскух способна посмотреть в лицо покойнику.
— Сеслерию, — вставил Шелк.
— Возьми ее. Ты и женщина поедете в фургоне, и ты покажешь этому парню, Гольцу, где это. Если женщине надо что-то для работы, проследи, чтобы она взяла это с собой. Теперь иди.
Мускус кивнул и быстро вышел.
— А ты, патера, возвращайся к своему экзорцизму. Ты уже начал?
— Еще нет. Я едва приехал, когда это случилось, и я хочу узнать побольше о проявлениях, которые они видели. — Шелк на мгновение замолчал, потирая щеку. — Я сказал, что недавно приехал, и это правда; но я уже успел сделать одну ошибку. Я сказал Орхидее, что мне все равно, что бесы — или, возможно, я должен сказать, бес, потому что она говорила так, как будто есть только один — делают. Я сказал так потому, что так нас учили поступать в схоле, но сейчас мне кажется, что в этом случае я ошибся. Мне надо опять поговорить с Орхидеей.