Долины и взгорья (СИ) - Щепетнёв Василий. Страница 8

— Андрон Болеславович, — представился попутчик, и тут же добавил: — Главный редактор «Коммуны».

— Михаил, студент, — пришлось представиться и мне.

Андрон Болеславович начал устраиваться. Поставил чемодан на пол, газеты — штук пять, свежие, еще пахнущие типографской краской, положил на столик. Повесил шляпу, снял и повесил на вешалку пиджак, а потом сел напротив меня, не забыв поддернуть брюки.

— Завтрашняя, — кивнул он на газеты. — Только из типографии.

В голосе я уловил гордость человека труда. Ну да, он ведь главный редактор без году неделя: прежнего редактора буквально три недели назад перевели в Москву с повышением, он теперь возглавляет знаменитый «Крокодил». Откуда взялся Андрон Болеславович? Откуда-то с Волги, говорят. Своего назначать не стали. Должность главного редактора главной областной газеты ответственная, можно сказать, он — замполит области.

— Завтрашняя, вот как? — из вежливости удивился я. — Можно?

— «До отправления скорого поезда „Чернозёмск — Москва“ осталась одна минута»

— Разумеется.

Я осторожно, чтобы не испачкаться краской, развернул газету.

Завтра жители нашего дорогого Чернозёмска узнают много нового: доярка Анна Герасимова из колхоза «Красный Маяк» взяла повышенные обязательства по надою молока, комбайнеры Каборановского района намерены убрать урожай вовремя и без потерь, а продавцы книжного магазина подписных изданий борются за высокое звание коллектива коммунистического труда.

— Интересно, да, — сказал я.

Поезд тронулся, двадцать один час одна минута. «Амурские волны» провожали нас в путь.

— Вы на четвертой полосе посмотрите.

Посмотрел и на четвертой. Большой материал, и название необычное: «Облыжный пируэт».

Всё по полочкам: им оказали высокое доверие, а они не выдержали искус Жёлтого Дьявола.

Они — это олимпийские чемпионы, фигуристы Людмила Белоусова и Олег Протопопов. Перейдя из большого спорта в балет на льду, они ездили с выступлениями по стране и за её пределами. И вот в Нью-Йорке, когда получили очередной гонорар, решили не отдавать его Госконцерту, а оставить себе. Со всеми вытекающими.

Десять тысяч долларов, вот цена предательства!

Истории этой уже неделя. Сначала сообщили вражьи голоса, потом коротенькая заметочка в «Советском Спорте», а теперь, вижу, пришло время разбора полётов.

— Съездили, называется, на гастроли, — пробормотал я.

— И чего им только не хватало, — подхватил Андрон Болеславович. — Они получили от государства всё: квартиру, машину, дачу, интересную работу, поездки за границу, а в ответ — предательство. Измена.

— Хороший вопрос.

— Какой вопрос?

— Чего им не хватало.

— В народе говорят — с жиру бесятся. Вот вы, Михаил, за границей бывали?

— Приходилось, — ответил я.

Андрон Болеславович посмотрел на меня внимательно. На мой летний костюм из чесучи, шелковую рубашку, галстук-бабочку. Итальянские туфли, впрочем, не разглядел, столик мешал. Зато обратил внимание на лауреатский значок.

— Болгария? Польша? ГэДэЭр? Чехословакия?

— В Чехословакии был, да, — признался я.

— Понравилось?

— Хорошая страна, — осторожно сказал я.

— А остаться бы там хотели, навсегда? В Чехословакии?

— В каком смысле — остаться навсегда?

— В обыкновенном. Жить, работать, и вообще.

— Ну… Всё чужое. Язык — ладно, язык я выучу. Но работать? В посольстве нашем разве что. Но что мне делать после работы? Нет, навсегда не останусь. Не хочу.

— А если бы вам там дали квартиру, машину?

— Это само собой. Жить-то где-то нужно. Да и автомобиль не роскошь, а средство передвижения. Но — цель, в чём цель? Строить в Чехословакии социализм? Сами построят, без меня.

— То есть вы выбираете Родину?

— Получается, так.

— А они выбрали Америку.

— Получается, так — повторил я.

— И как можно к этому относиться?

— С чего бы мне к этому вообще как-то относится? Выбрали, и выбрали. Они фигурное катание выбрали, а я на коньках стою — у цирковых медведей лучше получается. Что мне теперь, проклинать их — за коньки, медведей?

— Но ведь они Родину предали! Меня, вас.

— Медведи?

— Эти… Невозвращенцы!

— А может… — и я сделал паузу.

— Что — может? — подал реплику главный редактор.

— Может, они выполняют задание Родины! Внедряются! Ну, в самом же деле, зачем им туда, в чужой мир? Квартира у них, наверное, есть, машина тоже, наверное, есть. Могут джинсы купить за границей, магнитофон, даже телевизор…

Главный редактор чуть заметно усмехнулся:

— Телевизор — это серьёзно.

— А, главное, слава, почёт, уважение. Опять же здесь родные, близкие, друзья, просто знакомые. А что там, в Америке? — я даже начал горячиться. Чуть-чуть, стараясь не переиграть. — Одиночество там, в Америке. Когда еще новые знакомые заведутся, да и заведутся ли? Мир капитала, человек человеку волк. Вся жизнь — погоня за наживой. Нет, в самом деле, зачем?

— Натура у них такая. Нам там, — он сделал неопределенное движение пальцами правой руки, — нам там рассказали о них. Эгоисты. Никаких друзей, никаких близких. Всё только для себя.

— Разве так… Тогда и жалеть не о чем. Эгоисты ушли к эгоистам. Закон парных случаев, — сказал я главному редактору, возвращая газету.

— Какой закон?

— Ненаучный. В районную больничку поступает человек с редкой болезнью, к примеру, с язвой Тофана. И через день — второй больной! При том, что болезнь и незаразная, и раз в десять лет по области бывает. Или вот недавно случай: поступил комбайнёр. Уборка, каждый час на счету, а он взял, и на спор лампочку в рот засунул. Засунул, а вытащить не сумел. Вот и привезли его в больницу. А через три часа — такого же, только из совсем другого совхоза.

— И что? — с интересом спросил главный редактор.

— Дали наркоз, мышцы расслабились, лампочку извлекли. Сначала у одного, потом у второго. А всего за неделю семь человек поступили — с лампочками. Поветрие какое-то. Вот и тут: в июне Корчной остался там, в июле фигуристы…

— Этому положат конец, — уверенно сказал Андрон Болеславович.

— Как положишь, если лампочки в каждом доме?

— Я не о лампочках, я о невозвращенцах.

— А тут-то что можно сделать? — удивился я.

— Уже сделали, вот — он показал на газету.

— Думаете, прочитают, устыдятся, отдадут гонорары и попросятся обратно?

— Думаю, что люди прочитают, и сделают выводы. Наши люди на деньги не польстятся, — сказал главный редактор. — Вот вы, Михаил, что бы выбрали: деньги, или Родину?

Ну, и что должен ответить советский человек?

— Что бы я выбрал? — я принял вид задумчивый и нерешительный. — А вместе нельзя? И деньги, и Родину? От каждого по способностям, каждому по труду?

— Можно, конечно, можно. Но это наши, трудовые советские деньги! За них не стыдно.

Пришел проводник, проверил билеты, пообещал чай. И принёс — скоро. Поезд-то скорый. А в вагоне на восемнадцать человек два проводника.

— А вы, Михаил, в Москву по делу едете? — интересно главному редактору, как это студент, пусть даже в чесучовом костюме, попал в седьмой вагон. Главный редактор в Чернозёмске недавно, ему не до чижиков, у него есть заботы поважнее: узнать птиц главных, орлов, коршунов и соколов Чернозёмска. То есть, возможно, про конкретного Чижика он слышал, но отнёс его к персонажам любопытным, но второстепенным. Даже третьестепенным, чего уж там. Диковинка, и только. Забавная, да. Вроде козленка, умеющего считать до десяти.

— По делу, Андрон Болеславович, точнее, по делам.

— Каким же делам, если не секрет? — главный редактор не утратил журналистской хватки, хватает любую кость и грызет, грызет, грызет.

— Какие секреты могут быть у комсомольца перед коммунистом? В Каборановске, вернее, в Каборановском районе осенью открывается Дом Ветеранов, вместо сгоревшего. Комсомольская стройка. А электрика задерживается. Вот, еду подтолкнуть…

И в самом деле, одно из дел, да. Внутреннюю проводку в жилых помещениях обыкновенно делают так себе. На десять ампер. Потому и пожары, не выдерживает проводка. И мы решили ставить проводку, выдерживающую нагрузки посерьезнее, чтобы никакие электрочайники, холодильники и прочие необходимые в быту вещи пожарами не грозили. Плюс противопожарную сигнализацию поставим, венгерскую. Потому что возрастные люди забывчивы, закурят и уснут. А то и включит кипятильник, вода в кружке выкипит, и…