Считайте его мертвым - Рассел Эрик Фрэнк. Страница 34

— Конструктивное мышление, — ответил Харпер. — Пес понял, что сбежать отсюда без посторонней помощи невозможно. Единственный для него шанс — найти слабовольного человека, который согласится на сотрудничество. И теперь он пробует разных кандидатов на эту роль по мере их появления.

— Именно это я и подозреваю. Но если мы правы и пес действительно подбирает подходящего сообщника, не слишком ли он умен для рядовой собаки?

— Не знаю. Правда не знаю. Как я уже говорил, я не специалист по собакам. Все, что мне известно, — это что некоторые собаки бывают весьма умны и способны решать не слишком сложные задачи. Про таких говорят, что они почти как люди.

— Да, но у исключительно умной собаки способности развиваются почти с рождения. Они не появляются внезапно, как новый ошейник.

— И что дальше?

— Это животное было рядовым представителем своего вида, каких полным-полно. Теперь же его разум намного выше среднего. Уровень его интеллекта повысился с семидесяти собачьих ай-кью до ста собачьих ай-кью. Или даже больше — что, учитывая обстоятельства, внушает определенную тревогу. Из этого можно сделать выводы, которые, как мы надеялись, вы сумеете подтвердить. Без вашей помощи нам будет крайне сложно.

— Есть неплохой выход, — предложил Харпер, — если кому-то хватит смелости на такое пойти.

— И какой же?

— Прикончите пса, извлеките из его тела эту дьявольскую жидкость и введите ее человеку. Или, если вам не жаль содержимого пробирки, которую вы показывали мне в лаборатории, воспользуйтесь им — заодно сэкономите время и не дадите возникнуть лишним проблемам.

— Это невозможно! — заявил Лиминг.

— Покажите мне человека, которому сделана инъекция, и я смогу с уверенностью сказать, сумели ли вы определить и выделить истинную причину всех неприятностей.

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Мы не можем подвергнуть человека столь опасному испытанию.

— Сейчас науке уже поздно считаться с моральными критериями. Такие времена миновали пятьдесят лет назад. Сегодня еще одна грязная проделка пройдет незамеченной. Общественность привыкла к мысли, что все мы дегенерировали до скопи-ша морских свинок.

Лиминг неодобрительно нахмурился.

— Все могло бы пройти нормально, если бы нам удалось найти добровольца, — сказал он. — Вот только где его взять? Вы же не согласитесь на роль подопытного, так?

— Не соглашусь. Даже если бы я оказался настолько безрассуден, мне бы этого не позволили. Дядя Сэм считает меня чересчур ценным, чтобы потерять.

Харпер ткнул в грудь Лиминга толстым пальцем.

— И уже сам этот факт подсказывает, где вы могли бы взять вашу экспериментальную тушку. А именно — среди тех, кто не представляет ценности, чья судьба никого не волнует, включая их самих.

— То есть?

— В камерах смертников сидят десятки головорезов, ожидающих, когда их отправят на виселицу, электрический стул или в газовую камеру. Дайте любому из них шанс, пусть даже один из тысячи, получить свободу — и увидите, как он за него ухватится. Скажите, что хотите сделать ему инъекцию. Если он умрет — что ж, ему все равно предстоит умереть. Но если его удастся вылечить, он получит прощение и будет освобожден. Возможно, ему даже найдется место на государственной службе, в награду за оказанную обществу услугу.

— Я не обладаю властью принимать подобные решения, выходящие за рамки закона.

— Кто-то же обладает. Найдите его и пинайте, пока он не проснется.

— Сомневаюсь, что на это способен тот, кто стоит ниже президента, и даже для президента это почти предел полномочий.

— Ладно. Тогда добивайтесь встречи с президентом. Если вы до него не доберетесь, это сделает кто-то другой и с куда более чудовищной целью.

— Послушайте, Уэйд, говорить — одно, а делать — совсем другое. Вы когда-нибудь пытались добраться до высокого начальства?

— Да.

— И как далеко вам удалось проникнуть?

— Я добрался до генерала Конуэя и застал его врасплох. Если подумать, он из тех, кто падок на лакомые кусочки. Расскажите ему подробно о том, что здесь произошло; о том, что я сказал; о том, что вы намерены сделать; о том, что ваш подопытный должен быть человеком, и только человеком. Вывалите проблему прямо генералу на колени и поставьте его перед фактом: от нее никуда не деться. Можете быть уверены, решение найдется очень скоро!

Пока Лиминг обдумывал услышанное, Харпер снова посмотрел на пса. Лабрадор заскулил, пытаясь просунуть лапу сквозь прутья. Он во всех отношениях выглядел собакой, всего лишь собакой и только. Но не было доказательств ни за, ни против того, что он — обычный пес. Где-то бродили существа, которые тоже с виду ничем не отличались от людей, но людьми не являлись. Главный вопрос — осталось ли это животное обычной собакой или стаю собакой-оборотнем?

Харпер попытался прислушаться к мыслям требовавшего его внимания пса, но абсолютно ничего не услышал. Пустота, полнейшая пустота. Естественный диапазон восприятия Харпера был слишком узок, чтобы воспринимать излучение мыслей существ, не принадлежавших к его собственному виду. Харпер попытался послать в собачий мозг импульс, вызывавший немедленную реакцию тех, кто скрывался в человеческом теле. На пса это никак не подействовало, он продолжал лебезить и подлизываться, явно не догадываясь, что кто-то пытается проникнуть в его разум.

Молчаливый эксперимент служил лишь подтверждением того, что Харперу было уже известно, а именно: мозг собаки настроен на общение с ее сородичами, а так называемая способность собак читать людские мысли — не более чем точная оценка поведения, жестов, выражения лица и тона голоса. По этой причине исследования Лиминга, продолжайся они в нынешнем русле, не могли привести к удовлетворительным результатам. Они зашли в тупик. Следовало двигаться в ином направлении, для чего требовалась высшая форма жизни.

Лиминг наконец вышел из задумчивости.

— Мне это не нравится, и вряд ли такое сойдет мне с рук. Тем не менее я согласен закинуть приманку Конуэю, при условии, что вы будете меня прикрывать. Возможно, если он не станет слушать меня, то послушает вас.

— Попытка не пытка.

— Я ученый, а он — военная шишка. Мы говорим нарезных языках. Ученый умеет убеждать, в то время как военный способен только лаять. Если он не сумеет или не захочет понять, что я пытаюсь ему объяснить, если потребуется на него рявкнуть, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки, вы возьмете телефонную трубку и пустите в ход нужные ругательства.

— Конуэй не настолько глуп, — ответил Харпер. — Высокий чин вовсе не означает пустую башку, несмотря на кое-какие исключения, которые лишь подтверждают правило.

— Пойдемте ко мне в кабинет, — предложил Лиминг, — Свяжитесь с ним, а потом посмотрим, что делать дальше.

Первым делом Харпер позвонил Джеймсону.

— Я в Лаборатории биологических исследований — о чем, вероятно, вы знаете, поскольку меня доставили сюда явно не без вашего участия. Я намерен позвонить генералу Конуэю. Доктор Лиминг хотел бы с ним поговорить.

— Тогда почему вы звоните мне? — спросил Джеймсон.

— Потому что я уже пытался связаться с Конуэем раньше, помните? С тем же успехом я мог бы попытаться пожать руку Господу Богу. И ни у Лиминга, ни у меня нет ни времени, ни терпения возиться с каждой мелкой сошкой в Вашингтоне. Ваше дело — сообщить им, чтобы меня соединили с ним напрямую.

— Послушайте, Харпер…

— Заткнитесь! — приказал Харпер. — Вы уже достаточно мною попользовались. Теперья попользуюсь вами. Делайте, что я сказал.

Бросив трубку, он откинулся на спинку кресла и фыркнул, хмуро уставившись на телефон.

— Кто такой этот Джеймсон? — опасливо спросил Лиминг.

— Большая шишка из ФБР.

— И вы приказываете ему, что делать?

— В первый раз, — сказал Харпер. — И судя потому, что я о нем знаю, — в последний.

Лицо его помрачнело.

— Так или иначе, почему одни всегда должны отдавать приказы, а другие — их исполнять? Почему иногда не меняться ролями, верно? У нас демократия, или я заблуждаюсь?