Три товарища (СИ) - Селютин Алексей Викторович. Страница 25

— Лейтенант, — перехватил инициативу подполковник. — Вы опять несёте какую-то чушь. Но мы, уж поверьте, со всем пониманием относимся к ситуации, в которой вы оказались. Мы понимаем, что провалы в памяти, галлюцинации и воспоминания о том, что вам казалось явью, на самом деле — сны истощённого организма.

— Да? — скептически усмехнулся я. — Понимаете?

— Конечно. Что мы нелюди, что ли? — я хотел, было, на этот риторический вопрос ответить утвердительно, да смог удержать свой рот под контролем. — Я позволю себе открыть вам несколько важных деталей. Пока идут дипломатические торги с американцами за то, чтобы они вернули нам обнаруженные истребители, мы можем работать лишь с вами… Да, вы верно меня поняли: пока они ни в какую не хотят передавать ваши "Центавры". Вас выходили, вылечили и переправили на Землю…

— Мы всё же на Земле? — впервые за незнамо сколько времени, я улыбнулся. Я был счастлив, что оказался дома. Я помню моменты, когда вернуться домой я уже не мечтал.

— Совершенно верно, лейтенант. Вы — здесь. Порите нам чушь и хотите, чтобы мы поверили вам на слово. И, пока у нас нет доступа к самописцам, вашу чушь мы вынуждены слушать. Но, поверьте, когда дипломаты — даже через международный суд, если придётся, — истребуют "Центарвы", ваш бред рассыпется, как карточный домик.

— А если не рассыпется? — улыбнулся я, почувствовав уверенность. — Если всё это окажется правдой?

Подполковник промолчал. На этот вопрос он не стал отвечать.

— Тогда нас всех ожидают бо-о-о-льшие проблемы, — медленно произнёс глава комиссии.

Опять возникла неловкая пауза. Впервые я осознал, что они, возможно, верят мне. Что рассматривают такой вариант развития событий. Напряжённая тишина как бы намекала, что страх эти люди испытывают не меньший, чем тот страх, который тогда испытал я. Ведь если они поверят в мои слова, вопрос "одни ли мы во Вселенной" будет окончательно снят с повестки дня. И не только для меня.

— Скажите, если уж на то пошло, как мы выжили? Что случилось? С тех пор, как пропала связь между истребителями, я вообще мало что помню. Практически уже не соображал.

Члены комиссии переглянулись. Слово взял пожилой профессор.

— Патруль с планеты Благодать запеленговал вас, лейтенант, — спокойно произнёс он. — Вы дрейфовали в открытом космосе вдалеке от стандартной зоны патрулирования. Но они вас засекли. Сразу опознали и отправили спасательную команду… Вы трое висели на волоске, скажу честно. Энергия в истребителях едва теплилась. Температура в кабинах давно ушла в минус. Вас спасли резервы кислорода в гермошлемах и, как ни странно, холод. По полученным от американцев данным, вы дрейфовали больше недели. Они нашли вас в крайне плохом физическом состоянии, быстро доставили на орбитальную станцию, поместили в реанимацию и выходили.

— Я помню, они допрашивали нас, — я вспомнил ломанный русский язык, на котором пытались задавать вопросы американские представители. Но от них удалось отбиться простой ошибкой выхода из подпространства, из-за которой корабли флота разбросало неизвестно куда. Вряд ли они поверили, конечно. То, что они до сих пор удерживали наши истребители, доказывало, что они желают получить информацию с самописцев не меньше наших дознавателей. К счастью, мы давно научились оберегать информацию, которую хранит мёртвый ИИ. Вряд ли американцам удастся что-то извлечь без помощи Российского командования.

— И, наверное, вы рассказали им правду, раз они всё же передали вас нам? — ехидно поинтересовался подполковник.

— Спросите у них, — пожал я плечами. — Я не очень хочу беседовать с вами, понимаете? Мы чудом выжили в бою, чудом пережили дрейф, в последние дни не мечтая даже о спасении. Пережили допрос американцев. Думаю, переживём и ваш допрос, если вы не станете разбирать наши мозги на части. За себя скажу лишь одно: ничего в своих словах менять не собираюсь. Никаких ядерных бомб и подельников не существует. Мне не приснилось и я не мелю языком, находясь в малярийном бреду. Всё было в точности так, как я сказал.

Глава комиссии вздохнул, а затем кивнул головой охранникам:

— Давайте третьего. Этого можно уводить.

Лейтенант Телегин Алексей Сергеевич.

— Как же вы за…ли, — я перестал контролировать свою речь после того, как, в очередной раз усадив меня на стул, эти тупоголовые твари начали сыпать всё теми же вопросами. — Вы тупые совсем?

— Лейтенант Телегин, следите за выражениями! — недовольно произнёс подполковник. — Вы не на рынке находитесь! И не в кругу пьяных друзей языками чешете!

— Да вы реально задолбали, — я немножко сбавил тон. — Я вам кто? Почему уже столько дней я закрыт в одиночке? Только жрать, спать и принимать лекарства. Я вам что — преступник? Я — лётчик! Пилот истребителя! Элита ВКС! Что за отношение такое?

— Вам троим вообще повезло, что на вас наткнулись американцы, — фыркнул какой-то дрищ. — Плазму поставили, выкормили, вылечили. А затем передали в родные руки, а не отправили в Гуантанамо…

— Это вы-то родные руки? — чуть не рассмеялся я. — Вы хуже американцев. Те хоть и задавали вопросы, но, блин, не… сколько уже дней подряд? Я давно счёт потерял. Одно и тоже, одно и то же. Попугаи долбаные…

— А может, американцы вас перевербовали? — не унимался дрищ. — Они же наверняка выяснили, кто вы такие. Выяснили, где учились. Выяснили, в какой экспедиции участвовали. Может, вы сообщили им координаты пригодной для преобразования планеты, к которой направлялся флот? Может, вы их действительно знали?

Хрень, которую нёс задохлик, признаться, задела меня за живое. Обвинение в предательстве… Беспочвенное обвинение… Это было чересчур. Я не терпел, когда меня обвиняли в том, чего я не совершал.

Несмотря на общую слабость, я, кажется, зарычал. Получилось нестрашно, конечно. Но меня это мало беспокоило. Я даже совершил попытку встать со стула, чтобы вонзить в костлявую переносицу кулак, а затем добавить с ноги.

Но мне не дали. Тяжёлые лапищи опустились на плечи и не позволили вскочить. Я обернулся и увидел, что меня обступили четверо здоровых парней.

— Спокойно, лейтенант, — посоветовал один из них. — Не горячитесь.

Я последовал совету и опустил задницу на стул. А затем опять протёр уставшие глаза.

— У вас же есть данные с бортовых самописцев. Просто проверьте их. Деметра сказала, что распределила информацию так, что получить её можно, только если объединить данные сразу с трёх истребителей. Не с одного — сразу с трёх, — сообщил я и с удивлением обнаружил, что мои последние слова все члены комиссии торопливо записывают в пухлые блокноты. Будто они этого не знали.

— А если своими словами? — вновь обратился ко мне дрищ. — Что на самом деле произошло? Расскажите, что вы видели.

— Повторяю для дебилов, — выдержка очень быстро меня покинула. — Уже не один раз рассказывал. Не один раз говорил. Меня ваши камеры с четырёх сторон снимают. Пересмотрите мои ранние показания перед сном.

Женщина-психолог недовольно покряхтела, когда увидела, что дрищ то ли обиделся, то ли просто стушевался, и решила взять инициативу в свои руки. Она покопалась в своих записях и извлекла какую-то бумажку.

— Лейтенант Телегин, в моих руках ваша характеристика, полученная из академии по запросу. Здесь говорится, что вы вспыльчивый и крайне несдержанный человек. Задира, можно так сказать. Как вы стали пилотом? Как вас зачислили в академию?

— Ну, там же, наверное, это тоже есть? — пожал я плечами. — Вы что, не знаете, что я был одним из десяти стипендиатов на потоке? Я просто поступил, на отлично сдав все экзамены. Я готовил себя к поступлению ещё со школы. Ни богатого папы, ни связей, ни админресурса у меня никогда не было. Я просто мечтал стать пилотом. Вот и всё. Только желание двигаться к своей мечте, несмотря на любые преграды.

— Но вы же проходили психологическое освидетельствование перед поступлением? — дама почему-то крайне удивилась.