Баламут 2 (СИ) - Горъ Василий. Страница 9

Долгорукая мгновенно вычленила из этого монолога самое главное и нахмурилась:

— Ты считаешь, что засечники меня не примут?

— Принять — примут, так как мы, Елисеевы, пользуемся непререкаемым авторитетом и не нарушаем положения Права… в смысле, внутренних законов общины. Тем не менее, негатива в твой адрес будет предостаточно, и я не хочу, чтобы ты принимала его близко к сердцу!

— Рат, негатив меня не пугает! — фыркнула государыня. — Во-первых, я к нему привыкла еще в «прошлой жизни», а, во-вторых, выбрала не общину засечников, а вас троих. Далее, в тебе и Язве я нисколько не сомневаюсь. А перестать… или не перестать сомневаться в Оторве, увы, смогу только после первой встречи и разговора по душам. Ну, и последнее: ты командуешь всегда и везде, ибо мужчина и уже доказал, что по-настоящему надежен, а меня устроят роли аналитика группы, твоей персональной наставницы и, естественно, как можно более близкой подруги. Так, стоп — этот пункт был предпоследним. А последний прозвучит так: раз ты упомянул некое Право, то познакомь меня, пожалуйста, с его положениями…

…Послевкусие от этого разговора бередило мне душу часов до девяти утра, то есть, до появления в ауре леса той самой составляющей, которая когда-то привела меня, Лару и Рину к первому «обелиску». Тут я выбросил из головы все лишние мысли, остановился, сообщил спутницам, что мы где-то недалеко от «хрени», а значит, пора переключаться в параноидальный режим передвижения, и занял место замыкающего.

Затиранием следов занимался буквально минут двадцать. Потом засек взором первый датчик сторожевой системы корхов, прошел еще полсотни метров, неприятно удивился плотности нитей плетений охранных систем, почувствовал неподалеку какую-то неправильность и на самом пределе возможностей аурного контроля заметил силуэт «скрытника», прячущегося под чрезвычайно навороченным комплексом маскирующих заклинаний!

Вести дальше Язву с Бестией резко расхотелось. Равно, как и оставлять их без присмотра. Поэтому я наступил на горло собственному любопытству, отвел группу метров на двести назад и шепотом объяснил, что заставило меня переиграть планы.

— Все правильно… — также тихо выдохнула Шахова. — Раз этот обелиск обнаружился в расчетной точке, следовательно, твоя модель верна, и мы можем двигаться дальше. Где остановимся на дневку?

Я открыл рот, чтобы заявить, что пока еще не думал, но в этот момент Бестия шагнула ко мне, вцепилась в руку и требовательно сжала пальцы:

— Рат, насколько я понимаю, до пещеры, в которой мутировала Ярина, должно быть не очень далеко. Если это так, то давайте остановимся там — я должна увидеть место, в котором взрослела моя дочь, своими глазами!

— Может, заглянем туда как-нибудь потом? — спросила Язва, в отличие от меня не чувствовавшая эмоций, обуревавших государыню. А я чувствовал, поэтому заставил себя озвучить более-менее терпимый вариант согласия:

— Тут порядка пяти часов бега на крыльях ветра. Но есть неприятный нюанс: эта пещера находится в области с агрессивными мутагенами. То есть, если ты дашь волю чувствам и забудешь о сфере…

— Не забуду, Рат! — твердо пообещала женщина и зачем-то добавила еще два весомых аргумента: — Более того, займу себя тренировками прямо сейчас и надежно выключу голову на все эти пять часов. А там не стану замыкаться в себе и, если что, попрошу вашей помощи…

Я поверил. Тем не менее, по пути реагировал на любое «неправильное» шевеление силуэта Долгорукой, на каждом привале изыскивал возможность незаметно использовать щуп, а последний километр-полтора никак не мог решить, как наименее болезненно подвести Долгорукую к пещере. В итоге выбрал вариант без заблаговременного перехода на шаг — бежал по-над рекой до тех пор, пока не уткнулся в знакомые деревья, затем замедлился, резко повернул направо, остановился в десятке метров от темной дыры и поймал силками зварда, гревшегося на солнышке.

Государыня не подкачала. В смысле, расчетливо убила его заклинанием школы Смерти, не оставившим никаких следов на утоптанной земле, обошла хищника со стороны пещеры, приложилась к нему ударной волной и, даже не подумав провожать взглядом улетающую тушу, исчезла в логове. Не забыла о своих обещаниях после того, как увидела некогда расчищенное нами место — дождалась моего появления, взяла за руку, зябко поежилась и достаточно спокойно задала первый вопрос:

— Она мутировала тут, верно?

— Да.

— Я чувствую… Хотя разумом понимаю, что этого не может быть…

Я тоже понимал, что эта женщина не может чувствовать остаточных эманаций, так как их просто нет, но Долгорукая смотрела точно на то место, на котором большую часть времени пролежала Ярина! Ну и, конечно же, все сильнее и сильнее утопала в отчаянии. А когда почувствовала, что вот-вот сломается, снова вспомнила обо мне:

— Мне очень больно, Рат… Обними меня… Со спины… Пожалуйста…

Оказавшись в моих объятиях, вжалась в грудь, обхватила себя моими руками, несколько долгих мгновений боролась с нервной дрожью, а потом сделала попытку отвлечься:

— Говорят, что история не терпит сослагательного наклонения, но мне с раннего детства приходят в голову варианты настоящего, которые могли бы случиться, не прими я того или иного решения. Когда-то я чуть ли не каждый вечер кляла себя за то, что поддалась давлению родичей и вышла замуж за Мстислава. В такие моменты ревела в подушку и представляла себя замужем за кем угодно, только не за ним. За пару лет до появления на свет Ярины внезапно прозрела и отказалась понимать, как я умудрилась принять игру в любовь за настоящую любовь и поверить эгоистичному ублюдку, родить ему аж троих детей и согласиться отдать их на воспитание свекру со свекровью. Вот и мечтала о варианте настоящего, в котором разведена и бездетна. А сейчас ем себя поедом за то, что додумалась отправить сюда, в Багряную Зону, ребенка, в которого вложила всю душу без остатка, и представляю Рину живой. Точнее, пытаюсь представить. Но этот вариант настоящего получается каким-то зыбким. Ведь в это же самое время я корю себя за то, что не пошла в тот рейд вместе с вами и не увидела, как моя девочка превращается в личность с большой буквы!

После этих слов она вытерла рукавом заплаканное лицо и снова вжалась в меня спиной:

— Еще месяц назад я бы сочла вас невольными виновниками ее гибели и возненавидела ничуть не меньше, чем Мстислава. А сейчас вы для меня — все. И знаешь, почему?

— Нет.

— Ты наверняка помнишь, что всю вторую половину перелета из Дагомыса в Великий Новгород мы провели с Риной в салоне-спальне. Так вот, там она говорила только о тебе. Причем, поделившись впечатлениями о днях, проведенных в вашей компании, потребовала к тебе присмотреться. Я, естественно, спросила, чем ты ее так заинтересовал, и получила предельно прямой ответ: «Мам, слово «заинтересовал» подобрано неверно: если бы Баламут полюбил не Язву, то я бы сделала все, чтобы он полюбил меня!»

Тут я невольно сглотнул, а женщина и не думала замолкать:

— До того дня моя девочка ни разу не признавалась в настолько сильной привязанности к кому-либо, кроме сестер Нелюбиных, поэтому я поклялась, что не только присмотрюсь, но и буду тебе помогать всем, чем смогу. Неявно, чтобы ненароком не оскорбить. И начала выполнять это обещание сразу после вашего ухода за Стену — прорабатывала варианты такой помощи, записывала самые удачные в отдельный файл, чтобы при первой же возможности показать дочке, а под два особо интересных проекта даже заложила фундамент. Увы, потом началось Вторжение, и мне стало не до этого. Но все время, пока меня убивала неизвестность, я верила, что ТЫ ее обязательно вытащишь. Поэтому, приняв звонок Рины и услышав, что вы вышли, мысленно поклялась Силой воздать за спасение своей дочери сторицей. Варианты такого воздаяния перебирала весь перелет до точки подбора и страшно злилась из-за того, что все они казались слишком незначительными, а значит, не смогли бы порадовать дочку. И не ошиблась: когда вертушка села, Ринка, ворвавшаяся в салон, повисла на моей шее и горячечно прошептала: «Мам, найди мне такого же мужа!» А потом был взрыв, ее тело, сгорающее в огне, боль, разрывающая сердце, и… мысль, отказывавшаяся покидать сознание: «Елисеев Рину вывел, а Долгорукий убил»!