Только не|мы (СИ) - Толич Игорь. Страница 24

А я… Я просто боготворила его. В Библии сказано: «Не сотвори себе кумира». Однако, согрешив множество раз, я уже потеряла счёт своим грехам и в конце концов устала грызть себя. Так пусть же моя неправедная вера хотя бы изредка радует меня. И неважно, что золотой телец однажды подвергнется уничтожению, а поклонявшиеся ему грешники попадут в ад. Без Тони для меня не существовало рая, а с ним рай становился ближе, чем весь остальной мир.

В марте вышла моя первая настоящая книга. Конечно, она не заняла первую строчку рейтинга продаж, а Пестов продолжал жаловаться, что в моих работах «маловато огонька», но, тем не менее, у меня всё же появился свой круг читателей. А с начала лета началась подготовка второй книги.

«Не мы» так и оставалась недописанной, но время от времени я возвращалась к ней, заполняла деталями, иной раз переписывая по несколько страниц — что-то добавляя, что-то убирая. Я не торопилась, хоть и была увлечена, а Тони поддерживал меня в этом процессе.

Иногда мы спорили и по-настоящему ругались из-за того, что я написала. Несмотря ни что, мне нравились наши споры — в них я чувствовала себя живой и значимой, пусть даже где-то реплики Тони доводили меня до крайней стадии бешенства. Всё равно. Это время было одним из лучших и плодотворных, потому что в перерывах между встречами с Тони я успевала не только порыдать, чем занималась всё реже, но и написать множество статей для разных журналов, куда я устроилась, чтобы заработать дополнительные деньги. Кроме того, параллельно я задумала ещё один роман и уже делала к нему наброски.

Меня переполняло ощущениями безграничной силы и энергии. Не припомню такого подъёма, наверное, со времён самых первых воспоминаний о себе. Творчество било изнутри живым, ярким потоком, переливаясь всеми оттенками цветового спектра: от весёлости — до жалкой пустоты, из беспросветного мрака — ввысь к неизведанному, а затем — обратно.

Но минуты тотального уныния опять внезапно сменялись громадным желанием свернуть любые горы. Особенно в те мгновения, когда Тони отправлял мне звонок или сообщение: «Я скоро приеду», когда шептал мне на ушко: «Лиз, ты безумно талантлива. У тебя всё получится…», когда с видом бывалого литературного критика вдруг заявлял: «А знаешь, мне нравится. Это смело!», я готова была вновь разрыдаться, но уже от счастья.

В августе вторая книга также поступила в продажу. Где-то в душе я надеялась с её помощью реабилитироваться в глазах своего издателя, в глазах Тони и, конечно, в собственных глазах, если этот роман побьёт успех предыдущего. Но чуда не случилось. Возможно, именно это событие вкупе с надвигающейся осенней хандрой остудило меня. Трудно чувствовать себя несокрушимым лидером, когда ты таковым никогда не являлся.

Я поглядела на свою жизнь со стороны и ужаснулась. Господи, что я делаю? Зачем?..

— Лиз, это пройдёт, — сказал Тони, чтобы поддержать меня.

Мы сидели в летнем кафе на открытой веранде. Уже смеркалось. По центральной улице шли горожане и туристы. Я смотрела на них, Тони держал меня за руку и смотрел на меня. А я не знала точно, чего хочу сейчас: чтобы он исчез и стёрся насовсем из моей никудышной жизни или же обнял, прямо сию минуту, обнял и больше никогда не отпускал.

— Мне кажется, что я — какой-то очередной бестолковый графоман…

— Ты знаешь, что это неправда.

— Нет, — я отрицательно покачала головой. — Не знаю. Вот именно, что я этого никогда не знала и не узнаю. Такое вообще невозможно узнать. Можно быть в этом почему-то уверенным. Например, потому, что кто-то внушил. Или потому что ты неадекватный псих с отсутствием самокритики. Но что толку с такой уверенности? Просто иллюзия…

— Лиз, ты пишешь для четырёх журналов. У тебя выпущено две книги. Тебя любят читатели. Пусть их не миллион, но разве в этом дело?

Я снова качала головой, просто от безысходности, не в состоянии сформулировать хотя бы какую-то убедительную причину происходящего со мной.

Загорались огни фонарей. Отовсюду лилась музыка, превращаясь в какофонию звуков, что раздражало и ещё больше дезориентировало. Мы пили «Венецианский спритц» на основе просекко и «Кампари», и до того он был сладок, что хотелось залить его до краёв водкой, потому что даже виски сейчас оказался бы слишком приторным.

— Тони, — сказала я, — давай уедем куда-нибудь. Хотя бы на пару дней. Без разницы куда, хоть в Подмосковье.

— Хорошо. Вернусь из отпуска и что-нибудь придумаю.

— У тебя отпуск?

— Да, со следующей недели.

— И как ты его проведёшь?

Тони деликатно откашлялся и ответил:

— В Турции. Там хороший сервис для отдыха с детьми.

У меня почернело в глазах.

«С детьми». Точнее с ребёнком женщины, к которой Тони, по его же собственным заверениям, давно ничего испытывает. Однако с этой женщиной он летит в Турцию. С ней и с её ребёнком. Толстым, избалованным ребёнком, которому наверняка всё равно, где играть в компьютерные игры — в Москве или на берегу моря.

— Это невыносимо… — обронила я, закрыв глаза, уверенная, что сказала это лишь в мыслях, но почему-то вырвалось вслух.

— Лиз, мне тоже нелегко, — отпустил в ответ Тони.

— Тебе? — я резко распахнула веки. — Тебе нелегко? Ты живёшь, как тебе удобно, ни в чём себе не отказывая.

— Это неправда. И ты об этом знаешь.

— Я знаю только то, что ты ничего не хочешь менять. И говорить сейчас, что тебе нелегко, ты не имеешь никакого права, потому что ты сам решил так жить.

— Ну, в таком случае, ты тоже знала, на что шла.

— Ах, вот как?! — выпалила я в сердцах.

— Давай сменим тему, — мягко предложил Тони. — Ты не в настроении, а ссориться я не хочу.

— Не хочешь ссориться перед отпуском с любимой семьёй? — огрызнулась я, всё ещё думая, что сохраняю спокойствие, но ни о каком спокойствии речи давно не шло.

— Я вообще не хочу с тобой ссориться, Лиз.

— Ты не хочешь со мной ссориться, ты не хочешь со мной жить. А что ты хочешь со мной делать? Веселиться и пить дрянные коктейли?

— Ты сама их выбрала.

— Да я кругом у тебя виновата! — крикнула я.

— Успокойся, я тебя прошу.

— А я не хочу! Не хочу!

Вне себя от обуревавших чувств я буквально вылетела из-за стола. Тони схватил меня за руку, пытался вразумить.

Вся эта сцена, такая театральная и вместе с тем абсолютно правдивая, тысячи раз случавшаяся с теми, кто близок и всегда далёк друг от друга, до пошлости важен, почти неотделим, но остаётся вне зоны досягаемости в решающие минуты, весь этот диалог на повышенных тонах в декорациях летнего кафе, все эти жесты, движения, упрёки — всё говорило о том, что нужно уметь вовремя остановиться. Но остановиться, как правило, невозможно. Невозможно просто прекратить вглядываться в пёстрый комок накопившихся претензий, невозможно замолчать, невозможно простить себе и тому, другому, изъяны и несовершенства.

Я распалялась больше, больше. Тони уставал подбирать слова.

В конечном счёте, он тоже повысил голос:

— Лиз, прекрати!

Тони с силой толкнул меня обратно на место, где я сидела до этого. А мне уже весь свет опротивел. Я не хотела знать, что он скажет в следующий момент. Пусть уж лучше бы молчал.

Но вместо молчания Тони сказал ровно:

— Если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь объясниться со мной.

— А что не устраивает тебя, Тони?.. — ответила я глухо.

— До сегодняшнего дня — почти всё.

Я усмехнулась, чувствуя, как с каждой секундой слабею и всё хуже понимаю, к чему стремлюсь и какого жду результата.

— Лиз, — сказал Тони, — если тебе действительно невыносимо, тогда нам лучше расстаться.

Вот так просто были озвучены эти слова. Будто Тони осведомился, хочу ли я ещё коктейль или какое кино мне хотелось бы посмотреть на досуге.

— Вот так просто… — повторила я вслед собственным мыслям.

— Нет, непросто, Лиз. Но так будет лучше.

Я подняла глаза к Тони, чтобы взглянуть в его неукротимые искры. Однако его глаза залила чернота, и глубина этих чёрных дыр измерялась миллионами световых лет, измерялась непреодолимым расстоянием, которое разом возникло между нами, потому что Тони самолично подписал нам приговор.