Только не|мы (СИ) - Толич Игорь. Страница 40

Я знала, что теперь под руководством Тони работали две сотни людей — около пятидесяти с российской стороны и в три раза больше с белорусской. Это были и рабочие, и складские сотрудники, и офисный персонал. Пару раз я побывала на его предприятии, и меня это повергло в настоящий шок. Мне было даже представить трудно, как Тони руководит всей этой живой махиной из людей и машин, как умудряется помнить всех по именам, как его телефон выдерживает сотни звонков в сутки. У меня даже от мыслей об этом закружилась голова. А Тони вращался внутри созданного им аппарата как единственный и незаменимый связующий механизм. Отвлечь его на иное общение не представлялось возможным, потому что каждую минуту кто-нибудь звонил или подлетал лично, чтобы о чём-нибудь спросить, уточнить, узнать, посоветоваться. Я чувствовала себя лишней в этом муравейнике. И мой Тони всецело принадлежал этому муравейнику, но больше нисколечко не принадлежал мне.

В сентябре случился какой-то обвал. Я понятия не имела, с чем он связан. А Тони стал жить фактически на два города. Хотя для меня это сложно было назвать жизнью. На три-четыре дня Тони уезжал в Москву, затем ещё три-четыре дня его можно было застать в Минске, затем он мог укатить на день в Могилёв, где находился большой склад материалов для печати, а оттуда — опять в Москву. Самолётом в Берлин, самолётом в Варшаву, самолётом в Киев, в Новосибирск, в Самару…

К Рождеству ситуация стабилизировалась. Мы смогли в относительно спокойной обстановке отпраздновать вторую годовщину и двухлетие Клауса. В качестве подарка я попросила только об одном: пусть приедет Габи. И моё желание сбылось.

Мы с Тони встретили Габриелю в аэропорту, и по дороге домой в машине Габи смогла лично убедиться, что я нисколько не преувеличиваю насчёт вовлечённости Тони в свой бизнес: он без остановки принимал звонки, совещался, ругался, улаживал какие-то вопросы. Мы смогли поужинать втроём в ресторане, но затем Тони оставил нас с Габи наедине, а сам улетел дальше по делам.

— А чего ты хочешь, Илзе? — спросила Габи на моё потерянное лицо, когда Тони, чмокнув меня на прощание, извинился и вышел из-за стола. — Он крутится, как может. Не думаю, что ему легко поддерживать такой ритм.

— Ему нелегко, — сказала я. — Но у меня складывается ощущение, что бизнес для него важнее, чем я, чем наша семья, понимаешь?

— Понимаю. И думаю, что ты неправа, — строго ответила Габи. — Все мечтают выйти замуж за миллионеров, но мало кто хочет проходить всё то, что, собственно, ведёт к миллионерству. Да, здорово прижиться на всём готовеньком, но если человек поднимается фактически с нуля…

— Я никогда не мечтала выйти замуж за миллионера, — перебила я. — Я хотела нормальной семейной жизни. Завести детей, сажать цветы на подоконнике…

— Ну, так сажай, — развела руками Габи. — Тебе что, запрещают?

— Я хочу вместе, как ты не можешь понять? Вместе с Тони, а не отдельно, где-то там в сторонке от него и без его участия.

Габи покачала головой.

В этот вечер мы словно находились по разные стороны баррикад, и каждая из нас не могла достучаться до противоположной стороны.

— Заведите ребёнка, — посоветовала Габи. — Нет, серьёзно, почему нет? Может, тогда Тони станет более внимательным, а у тебя закончится время скучать по нему.

— Мы говорили об этом, — призналась я. — Тони не против детей в принципе, но не хочет их сейчас. Он считает, что для этого нужно «встать на ноги». Но у меня такое чувство, что «вставание» будет продолжаться бесконечно. Никогда не наступит такого момента, что Тони скажет: «А вот теперь уже достаточно». Он будет хотеть ещё, ещё, больше, дальше, выше, сильнее…

— Потому что он деятельный человек, — объясняла мне Габи, а мне лишь хотелось махнуть на неё рукой.

Я надеялась, что хотя бы лучшая подруга поймёт меня, поддержит, разделит мою горечь. А она защищала Тони, смотрела на него как на божество. Они даже ухитрились шутить друг с другом в машине и смеяться над общими хохмами. В то время как я, сгорая от ревности, сидела с ними рядом и не могла вспомнить, когда в последний раз Тони при мне так живо смеялся.

Помнила только, как я плакала в одиночестве бессчётное количество дней и ночей, как пыталась достучаться до Тони и донести ему, насколько мне его не хватает. Помнила, как ссорились, как он или я хлопали дверьми, как мирились на кровати, а потом я снова рыдала, потому что Тони пора уходить. Он даже прекратил утешать меня. Просто оставлял одну и, когда возвращался, я уже остывала, точнее, слёзы заканчивались и больше не могли литься.

— Габи, я так больше не могу… — едва снова не разрыдавшись, сказала я подруге.

— Возьми себя в руки, дорогая, — отрезала Габи. — Строй свою карьеру. У тебя же получается. И, в конце концов, допиши уже свой роман.

— Какой? — вскинулась я от неожиданности, будто меня укололи иглой в болевую точку.

— Тот, который «Не мы». Сейчас такой период, что каждый из вас должен занимать себя своими делами.

— А какой в этом смысл? Тони — отдельно, я — отдельно. И что у нас общего?

Габриеля долго глядела мне в глаза. Она словно хотела пожалеть меня, вразумить меня, погладить по голове и сказать: «Какая же ты дура, Илзе…».

Но Габи произнесла то, чего я совсем не ожидала:

— Общего у вас то, что вы любите друг друга.

— По-моему, этого мало…

— По-моему, — ввернула Габи, — это всё, что у вас было с самого начала. Иначе бы ты давно прекратила эту связь. Я неправа?

К сожалению, Габи была права.

Права настолько, что мне захотелось ударить её за такую правоту. Отныне я пожелала, чтобы Гариеля уехала как можно скорее. Но Габи провела в Минске вместе со мной ещё целую неделю и улетела только под Новый Год, чтобы встретить его с Вовой, который уже места себе не находил после их очередной ссоры.

За эту неделю мы втроём сходили в Большой театр Беларуси. Наверное, это была первая культурная вылазка со времён, как мы с Тони переехали в Минск.

И я опять ревновала. Ревновала из-за того, что Габриеля взяла инициативу в свои руки — сама выбрала и купила билеты, сама настояла, чтобы Тони непременно выкроил время, хотя я убеждала Габи, что Тони ни за что не пойдёт. А он в итоге пошёл. Вот так, просто.

Мы гуляли по вечернему городу. Эти двое смеялись как ненормальные. Я тоже улыбалась, но думала лишь о том, что хочу уничтожить Габи. И когда она уехала, первым делом я закатила Тони скандал.

— Лиз, ты с ума сошла? — орал он на мои обвинения в заигрываниях с моей лучшей подругой. — Ты сама хотела, чтобы она приехала!

— Да, но откуда мне было знать, что ты станешь её клеить?!

— Лиз, это ни в какие ворота не лезет! Мы всего лишь принимали гостя!

— Ты так усердно её принимал, что чуть не залезл ей в лифчик!

— Прекрати пороть чушь!

— Да я своими глазами видела, что вы ржали как кони!

— А что, мне надо было ходить с кислыми щами, как ты?!

— Ах, у меня ещё кислые щи вместо лица?!

— А как ещё можно назвать твою вечную хандру?!

— Раз я такая фиговая, что ж ты со мной живёшь? Также, как с Катей — из жалости?!

— Хватит вспоминать Катю!!!

— А как я могу её не вспоминать, если она до сих пор тебе фактически жена, а я нет?!

— Мы разводимся! И ты об этом знаешь!

— Вы уже год разводитесь!!! Может, ты просто не хочешь никакого развода?!

— Ты совсем сбрендила?!.

Новый Год мы провели по разным комнатам.

Благо, в квартире их было две. В одной оставалась я с Клаусом. Во второй Тони пил виски.

Наутро, когда он страдал тяжелейшим похмельем, а я не могла спокойно смотреть на его страдания, мы помирились. И пока Тони, вымотанный и похудевший практически до голых костей, спал у меня на груди, я молилась, чтобы его бизнес рухнул. Он бы убил меня за такие послания к богу, но я ничего поделать с собой не могла. Я ругала себя и продолжала усердно молиться.

Кажется, бог не остался в стороне от такого усердия. В феврале на производстве вышли из строя сразу несколько машин. Это привело к серьёзным потерям. Тони был вынужден платить огромные штрафы, его работники устроили забастовку из-за несвоевременной выплаты зарплаты.