Сад Рамы - Кларк Артур Чарльз. Страница 18
— Ура! — завопила Кэти, когда я рванула ее от пропасти. Я была в ярости, дочка заплакала. В подземелье стоял оглушительный шум.
Буквально через несколько секунд она вдруг умолкла и затем спросила:
— Ты слышала?
— Что? — сказала я, сердце мое еще колотилось.
— Там, — она показала в черный коридор за часовым. Я посветила фонариком в пустоту, но ничего не увидела.
Взявшись за руки, мы замерли без движения. Из-за танка действительно послышался звук, но я едва уловила его.
— Это птица, — с убежденностью проговорила Кэти. — Я слыхала, как она хлопала крыльями. — Ура! — вновь изо всех сил завопила она.
Звук прекратился. Мы прождали пятнадцать минут, прежде чем подняться наверх, но не услышали ничего. Майклу и Симоне Кэти сказала, что слышала птицу. Подтвердить слова дочери я не могла, но не стала с ней спорить. Она была счастлива. Какое приключение на день рождения!
8 марта 2208 года
Патрик Эрин О'Тул, ребенок идеально здоровый во всех отношениях, родился вчера в 2:15 пополудни. Гордый отец держит его на руках, поглядывая с улыбкой на мои пальцы, перебирающие клавиши электронного блокнота.
Сейчас уже поздно. Симона уложила спать Бенджи — она всегда делает это в девять часов — и сама отправилась в кровать. Она очень устала. Ей пришлось заботиться о Бенджи без всякой помощи с моей стороны в течение неожиданно затянувшихся родов. На каждый мой крик Бенджи подавал голос, Симона старалась успокоить его.
Кэти уже решила, что новый братец будет принадлежать ей. И это логично: если Бенджи достался Симоне, значит, ей остается Патрик. Во всяком случае, в Кэти обнаружился интерес к кому-то из членов семьи.
Появление Патрика не планировалось, однако мы с Майклом рады, что он решил явиться на свет. Зачатие произошло поздней весной, наверное, в первый месяц после того, как я начала спать вместе с Майклом. Инициатива исходила от меня, впрочем, я уверена, что и Майкл подумывал о том же.
В ночь, когда исполнилось два года со дня ухода Ричарда, я совершенно не могла уснуть. Как всегда, я остро чувствовала свое одиночество. Подумала, что все ночи моей жизни мне суждено провести в одиночестве, и приуныла. И после полуночи отправилась в спальню Майкла.
После этого нам с Майклом было легко друг с другом. Надо полагать, мы просто созрели для этого. После рождения Бенджи Майкл все время помогал мне с детьми. Он чуть поумерил свое религиозное рвение и сделался куда доступнее для всех нас, в том числе и для меня. Постепенно восстановилась наша прежняя совместимость. Оставалось лишь признаться самим себе в том, что Ричард никогда не вернется.
Удобство — этим словом следует описать мои взаимоотношения с Майклом. С Генри я познала экстаз, с Ричардом — страсть и волнения, вроде прогулки по диким американским горам в жизни и в постели. Майкл утешает меня. Мы засыпаем, взявшись за руки… вот истинный символ наших взаимоотношений. Любовью занимаемся нечасто, но мне довольно.
Я пошла на некоторые уступки. Даже молюсь, потому что это радует Майкла. Он же со своей стороны обнаруживает большее терпение, когда я знакомлю детей с концепциями, выходящими за рамки его католицизма. Мы сошлись на том, что ищем лишь гармонию и согласие в воспитании детей.
Теперь нас шестеро… наша одинокая семья ныне находится ближе к звездам, чем к родной планете. Мы до сих пор не уверены, действительно ли наш огромный цилиндр направляется в какое-то конкретное место. Впрочем, иногда про это удается забыть. Мы создали на Раме свой собственный мирок: пусть он и невелик, но я считаю, что все его обитатели счастливы.
11
30 января 2209 года
Я уже забыла, как адреналин заставляет пульсировать сердце. За последние тридцать часов наш мирный и тихий мирок на Раме разлетелся вдребезги.
Все началось с двух сновидений. Вчера утром, перед тем как проснуться, я увидела Ричарда — совершенно отчетливо. То есть собственно в моем сне его не было, он ничем не проявлял там себя рядом с Майклом, Симоной и Кэти. Просто мы занимались во сне повседневными делами, а над нами в левом углу маячило его лицо. Он звал меня. Звал так громко, что голос его еще раздавался в моих ушах, когда я проснулась.
Я только что начала рассказывать свой сон Майклу, когда в дверях появилась Кэти в пижамке. Она трепетала от испуга.
— Что такое, моя дорогая? — спросила я, раскрыв для объятий руки.
Она подбежала и прижалась ко мне.
— Папочка во сне звал меня.
По моей спине пробежал холодок, и Майкл уселся на ложе. Я утешала Кэти, но самой было не по себе от совпадения. Или же она успела подслушать мой разговор с Майклом? Едва ли. Она не могла стоять за дверью: мы ее сразу бы заметили.
Кэти отправилась в детскую переодеться, а я сказала Майклу, что такое совпадение нельзя оставлять без внимания. Мы с ним уже обсуждали мои иногда проявляющиеся особые психические способности. Обычно отвергавший всякие экстрасенсорные восприятия, Майкл тем не менее допускал, что сны в известной мере могут предвещать будущее.
— Я должна подняться наверх и поискать Ричарда, — сказала я после завтрака. Майкл ожидал этого и был готов посидеть с детьми. Но на Раме было еще темно. И мы согласились, что лучше мне подождать, пока здесь в подземелье не наступит вечер — тогда мир наверху вновь будет освещен.
Я вздремнула, чтобы хватило сил на долгие поиски. Спала я тревожно: все мне снились какие-то беды. Прежде чем выйти, я набросала в моем портативном компьютере достаточно точный портрет Ричарда — чтобы показать птицам, если встречусь с ними.
Поцеловав детей и пожелав всем спокойной ночи, я направилась прямо к птичьему подземелью и без особого удивления обнаружила, что танк исчез со своего поста. Давным-давно, когда я впервые посетила гнездовье птиц, приглашенная одним из его обитателей, танка там тоже не было. Может быть, меня опять пригласили? И как все это увязывается с моими снами? Сердце мое отчаянно колотилось, когда, миновав комнату с цистерной для воды, я направилась по коридору, прежде преграждавшемуся часовым.
Не было слышно ни звука. Я прошла, наверное, с километр, когда по правую руку от меня появился высокий дверной проем. Я осторожно заглянула внутрь. Там было темно, как и повсюду в птичьем подземелье, за исключением вертикальной шахты. Я посветила фонариком. Комната была не очень длинной — возможно, метров пятнадцать, — но оказалась очень высокой. Возле противоположной стенки к потолку ряд за рядом поднимались овальные гнезда. Луч мой проследил их до самого потолка, должно быть, располагавшегося где-то под одной из площадей Нью-Йорка.
Назначение комнаты понять было несложно. Гнезда размером и формой соответствовали манно-дыне. Конечно, решила я, здесь птицы держали припасы. Нечего удивляться, что сюда не хотели пускать незваных гостей.
Убедившись, что все гнезда и в самом деле пусты, я повернула обратно к шахте. И вдруг, повинуясь внезапному озарению, изменила направление на обратное, миновала пищевой склад и пошла дальше. Тоннель должен куда-то вести, подумала я, иначе он окончился бы у комнаты, отведенной для дынь.
Примерно через полкилометра тоннель начал понемногу расширяться и привел меня в округлый просторный зал. В центре его под высоким потолком располагалось невысокое, увенчанное куполом сооружение. В круглой стене с правильным интервалом размещалось двенадцать ниш. Света не было, и, пользуясь одним фонариком, я лишь через несколько минут сумела составить представление о зале с куполом посередине.
Я полностью обошла его по периметру, внимательно обследовав все ниши. Они были пусты. Лишь в одной, у задней стенки, теснились три одинаковых танка. Я сперва испугалась, однако опасаться было нечего — часовые оставались пассивными.
Но самой интересной оказалась ниша, расположенная прямо напротив входа
— в ста восьмидесяти градусах, если считать по окружности. Она обнаруживала признаки планировки — в стенках была устроены прочные полки. Всего их было пятнадцать: по пять по бокам и на стене против входа. На боковых полках были расставлены (в строгом порядке) какие-то предметы; в полках же, расположенных у дальней стены, было сделано по пять углублений. Подобно ломтям пирога, они делились на дольки и были наполнены весьма странным содержимым. В одной дольке находился тонкий порошок вроде пепла. В следующей размещались одно, два или три кольца, вишнево-красные и золотые, очень похожие на те, что были на шее нашего крылатого друга. Другой упорядоченности в содержимом углублений не обнаруживалось. В некоторых не было ничего, кроме пепла и колец.