Самый яркий свет (СИ) - Березняк Андрей. Страница 12

— Штуляр[8], сударыня, — усмехнулся чиновник. — Без шансов на повышение.

— Все возможно в нашей жизни. Помогите мне, а я обещаю, что замолвлю слово при случае. Срок ведь выслужили на повышение?

— И не один. Благодарствую, Александра Платоновна. Но помочь Вам я так буду стараться. И из уважения к памяти Вашего батюшки, и душа у меня за дело это радеет.

Дальше ехали молча, наконец вырвавшись на Петербургскую часть. За последние годы она сильно изменилась после отмены Государем матушкиного запрета на каменную застройку на острове[9]. На месте бывших срубов и убогих мазанок постепенно появлялись приличные доходные дома, пусть и не самого высокого пошиба. За Кронверком разрасталась вторая Коломна, хотя пока еще более приличная в плане порядка и спокойствия. Фабричный люд здесь как-то уживается с мелкими чиновниками, дорастая до них умом и проведением, а не опуская к себе. Однако и тут в сумерках следует проявлять осмотрительность, ибо различных кабаков, в которых горожане отдыхают от забот, понаоткрывалось множество, а вино в непотребном количестве до добра никого не доводит.

На Зелейной улице[10] расположились теперь уже мои «Мастерские Болкошиных». Я помню, как отец много лет назад осматривал разбитые тут огороды, выкупленные им за приличную сумму, и говорил своей непоседливой малышке, что скоро тут развернутся огромные цеха.

И вот они стоят передо мной, нависая угрюмым красным кирпичом, оглашая окрестности металлическим лязгом. Целые три высоченные трубы подпирают небо, из одной валит дым черный, из остальных — белый. Основательный забор из того же материала огородил территорию завода от любопытных взглядов и нечистых на руку людей, а подъездные ворота выполнили не из рассохшихся досок, а из тяжелого железа. Коломина на въезде узнали, но про меня стали расспрашивать подробно, на что титулярный советник объявил меня хозяйкой фабрики, породив некоторую суету, итогом которой стало спешное прибытие к проходной управляющего.

— Степан Иванович Вяжницкий, — представился полный мужчина, обильно потеющий, несмотря на прохладный ветер, дующий от устья Карповки при впадении ее в Неву. — Имею честь управлять «Мастерскими Болкошиных» по поручению Министерства внутренних дел. Александра Платоновна, готов показать Вам все, что прикажете. Желаете взглянуть на…

— На все, Степан Иванович. И начнем с цехов. Осип Петрович, — при упоминании имени министра управляющий вытянулся… в пузатую струнку, — велел вникать в дела, а батюшка всегда говорил, что начинать надо с самых корешков и пробираться к вершкам постепенно.

— Золотой был человек — батюшка Ваш, — вздохнул Вяжницкий. — Мудрый и обстоятельный. Большая потеря. Пройдемте тогда сначала в главный цех.

Главный цех занимал, наверное, половину территории всего завода. Огромное здание подавляло свей массой, от пола до потолка, пробитого несколькими окнами, было аршин двадцать, а то и более. Грохот стоял неимоверный, от паровой машины, источающей адский жар, отходили по блокам ремни, крутящие многочисленные станки. Перекрикивая какофонию ужасающих звуков, управляющий пытался давать мне пояснения, что здесь происходит, чем занимается тот или иной мастер, так еще успевал раздавать подзатыльники снующим с тяжелыми ящиками мальчишкам. Один из таковых, щуплый и низенький, с трудом тащил какую-то блестящую железную деталь, от тяжести которой его повело, и мелкий поганец чуть не уронил ее мне на ноги.

— Вот ты бестолочь рукозадая! — вспылил Вяжницкий и замахнулся на маленького работягу, но я остановила его праведный гнев, придержав за руку.

— Погодите, Степан Иванович! — приходилось орать чуть ли не в ухо.

Я присела и внимательно присмотрелась к мальчишке. Тот размазывал брызнувшие от обиды и испуга слезы, и понять его можно было: на глазах самого важного на заводе человека чуть не зашиб богато одетую сударыню, очевидно высочайшего полета.

— Как зовут?

Паренек посмотрел на управляющего, который строго кивнул: отвечай, мол, если спрашивают.

— Гришкой!

От моей десницы с белоснежным платком он сначала дернулся, но я не позволила и утерла чумазое лицо.

— Сколько лет?

— Семь!

— Давно работаешь тут?

— С Пасхи!

Я задумчиво посмотрела на управляющего и министерского титулярного советника. Не сказать, что мои знания законов о промышленности всеобъемлющи, но что-то такое в голове крутилось, указывая на вопиющую несправедливость.

— У получаешь сколько?

— Две деньги в день! — гордо ответил Гришка.

Представить себе, как можно прожить на такие средства, я не могла, но Арсений Петрович удивленно покачал головой и пояснил: «Щедро!»

После осмотра еще двух цехов, в которых мастеровые смотрели на меня, как на Венеру, вышедшую из пены морской, Вяжницкий проводил меня к инженерам. Таковых набралось аж семеро, и к моменту нашего появления они… мутузили друг друга!

— А-а-атставить! — гаркнул управляющий, и ученые люди нехотя перестали пытаться выдрать друг другу клоки волос и выбить зубы.

Увидев даму, они принялись безуспешно приводить в порядок платья и поправлять прически, стреляя в мою сторону недоумевающими взглядами. Их контора несла все следы разгрома: по полу раскиданы бумаги, на столах пролитые чернила, разбросанные по всему помещению книги с какими-то таблицами. Ну хоть окна целы остались.

— Это что еще за фортели? — грозно спросил Вяжницкий. — К вам приехала владелица завода, Александра Платоновна, дочь Платона Сергеевича, а вы как себя перед ней показываете?! Вышвырну каждого пинком под зад на улицу!

Инженеры смутились и принялись оправдываться. Управляющего они боялись, меня — нет. Слово взял, как я поняла, старший из сотрудников, объясняя произошедшую битву несовместимостью взглядов на решение проблемы расположения каких-то валов относительно неких шкивов. Пользуясь предоставленной возможностью, главный умник попытался донести до Вяжницкого свое — истинно правильное! — видение, что тот час же вылилось в новый скандал. Но на этот раз гаркнула уже я:

— А ну-ка выстроились в ряд передо мной!

Немного Света, добавленного в голос, заставило не готовых к этому инженеров опрометью кинуться исполнять приказание, и только потом, уже стоя навытяжку, словно солдаты перед унтером, господа ученые стали недоуменно оглядываться, не понимая, что побудило их вести себя столь странно и необычно.

— Итак, как вам уже представили меня, я — Александра Павловна Болкошина. С сего дня принимаю на себя дела завода, поэтому мои слова для вас являются непреложным законом, если только не нарушают законы Мани и Империи.

— А Господа нашего Христа? — несмело поинтересовался высокий инженер.

Его рыжая шевелюра премило кудрявилась, совершенно сопротивляясь густому слою помады. Оттого выглядел спрашивающий весьма нелепо.

— Пусть и Христа, я не против. Пока можете не разъяснять, чем тут занимаетесь, но помочь, думаю, смогу.

Теперь все посмотрели на меня скептически. Ведь перед ними стоит молодая девица в дорогом наряде, которая этот вал от шкива отличить не сможет ни в каком случае. И я их понимала, но сейчас требовалось показать и власть, и уважение, и пользу.

— Значит, научный спор у вас, господа?

Господа вяло подтвердили, что да, самый ни на есть что. Предложение начать обдумывать сию премудрую проблему восприняли вяло, так что пришлось приказать.

— Не вижу старания, шевеления мыслей на лицах и челах! Вот, уже лучше.

Титулярный советник хитро глядел на меня, управляющий размышлял о чем-то своем, очевидно решив для себя, что барышня мается дурью, и главное сейчас ей не мешать, чтобы развлеклась и успокоилась. Поэтому Коломин начало озарения увидел, а Вяжницкий заметил спустя несколько секунд. Он побледнел и отступил на шаг, но до него мне уже не было дела. Привычно вгляделась в стоящих передо мной людей. Яркие образы, бесталанных здесь точно нет. Никакого удивления хаотическая мешанина, наблюдать которую могла только я, не вызвала — все как всегда.