На грани фола (СИ) - Орлова Настя. Страница 13

— Блять! — рычит Платонов пораженно, пока вокруг все затихают. — Что за хуйня происходит? Кто-нибудь, звоните в скорую!

Меня охватывает горячая волна паники. Арсений выглядит ужасно — жадно хватает воздух ртом, его лицо стремительно сереет, только щеки горят алым, будто он долго был на морозе. Я подлетаю к нему, понятия не имея, что буду делать. Когда я профессионально занималась гимнастикой, мы проходили курсы первой помощи, но на деле я никогда никого не откачивала.

— Руслан, положи его на диван, — говорю и сама сажусь на край. Мой голос дрожит, и я боюсь, что меня никто не услышит, но Платонов, видимо, тоже пребывает в шоковом состоянии, потому как слушается сразу же. — Ноги надо приподнять. Голову давай набок.

Краем уха я слышу, как кто-то разговаривает со скорой. Это хорошо, но пока они приедут, может быть поздно. Ужасные, жуткие мысли! Думай, Тори, думай, думай… Что же это? Неведомая болезнь? Сердечный приступ? Аллергическая реакция?

— Где у него аптечка, знаешь? — обращаюсь к Руслану, пока тот безуспешно пытается привести друга в чувство.

— В спальне, наверное.

— Тащи все, что есть.

Руслан кивает, мчится в комнату, а я кричу застывшей толпе вокруг.

— Окна откройте, все, что можно. Настежь. И не толпитесь, если не знаете, как помочь — дуйте вниз. Есть кто-то, кто не пил и может сесть за руль?

— Я могу, — неуверенно произносит высокий парень из баскетбольной команды.

— Тогда заводи машину, — инструктирую я, едва не визжа от радости, когда Платонов возвращается с коробкой лекарств.

Народ, толкаясь, расходится, прохладный вечерний воздух проникает в помещение через окно. Становится легче дышать. Мне. Но не Арсению.

— У Арса мама врач, — вдруг говорит Платонов. — Я позвоню.

Поставив коробку на пол, он достает из кармана телефон и, потыкав в контакты, набирает номер. Громкая связь. Бесконечно длинные гудки. Мои пульсирующие виски отдают шумом в ушах, и я крепко жмурюсь, чтобы унять этот стук.

— Русланчик, — в трубке раздается обеспокоенный женский голос. — Что с Арсением?

Маму не обманешь. Видимо, Платонов не так часто ей звонит, раз она сразу догадалась, что случилось что-то на самом деле серьезное.

— Он задыхается, теть Тань. Мы ели, пили, и вдруг он начал задыхаться и… Я не знаю. Мы вызвали скорую, но…

— Что он ел? — перебивает мама Громова. — У него аллергия на мед.

— Меда не было. Был бургер. Помидоры, сыр…

Внутренне я умираю за один миг.

— Был мед, — говорю, едва ворочая языком. — В соусе.

Платонов пронзает меня темным ненавидящим взглядом.

— Что делать? — спрашиваю я, наклоняясь к трубке. — У нас коробка с лекарствами. Что искать?

— Антигистаминное.

— Чего? — Платонов непонимающе хлопает длинными ресницами.

— Супрастин, Лоратадин. Что-то от аллергии, — поясняет мама. — У него должны быть лекарства. Всегда.

— Нашел, — вопит Руслан, тыча мне в руку белую коробку. — Я принесу воду.

— Это не таблетки, — огрызаюсь я. — Шприцы есть?

— Что? — снова таращится на меня парень.

— Ампулы для внутримышечного введения, — говорю я, уже выворачивая содержимое аптечки на пол, с облегчением замечаю упаковку шприцов и вскрываю ее.

— Блять, блять, — повторяет Руслан без остановки. — Ты точно знаешь, что делаешь?

— Помолчи, пожалуйста, — мой голос дрожит, руки тоже, но я очень стараюсь успокоиться. — Его надо перевернуть на бок. И штаны спусти.

— Куда?

— Задница его мне нужна! — кричу я, от стресса совершенно позабыв, что мы продолжаем оставаться на громкой связи с матерью Арсения. — Давай же!

Глубоко вздохнув, я секунду смотрю на обнаженную ягодицу бессознательного Громова, а потом вонзаю в нее тонкую иглу шприца.

Глава 13

Тори

— Он в порядке? — Я подрываюсь на ноги и с трудом удерживаю себя на месте, когда мама Громова наконец выходит ко мне.

Мы с парнем, имени которого я так и не спросила, привезли Арсения в больницу, где она работает, как выяснилось, главврачом кардиологического отделения. Руслан остался разгонять вечеринку, безымянный парень быстро сбежал, сообщив, что ему нужно отдать машину брату, а я… я оказалась один на один с Громовым и его задницей, которая застыла у меня перед глазами. Боже, нет! Фу, не в том смысле. Просто я до сих в шоке от того, что смогла это сделать — поставить укол, который, по словам врачей, встретивших нас на входе в отделение реанимации и интенсивной терапии, возможно, спас ему жизнь. До этого я только бабушке колола лекарства. От силы раз десять. Ну и знала теорию. Попроси меня сейчас повторить, и я не…

— Да, он в порядке, — очень сдержанно отвечает его мама, и я громко выдыхаю, не следя за собой. И только страх отходит на второй план, как меня затапливает чувство вины.

— Я понятия не имела, простите меня, я… — выдаю на одном дыхании и сглатываю горечь во рту. — Мне ужасно стыдно, я не хотела…

— Я думаю, тебе следует сказать все это Арсению, а не мне. Он спрашивал о тебе.

— С-спрашивал?

Его мама смотрит на меня внимательно, изучающе, прямо в глаза. Уверена, у нее много вопросов. Хотя бы что ее сын делал с девчонкой, которая похожа на бродяжку в старом свитере, и почему та решила его убить. Но ее манеры явно не позволяют спросить об этом в лоб.

— Да. Утром его переведут в стационар. Сможешь навестить его. — Я киваю, пытаясь уложить в голове все, а Громова, прежде чем оставить меня, добавляет с циничной улыбкой: — Только, пожалуйста, обойдемся без меда. Арсений любит зеленые яблоки, их можно принести.

Уверена, мои щеки вспыхивают, и я даже не пытаюсь это скрыть. Я готова извиниться перед этой женщиной еще сотню раз. У меня ведь и мысли не было… Чертов Громов! Зачем он вообще потащил меня с собой? И кто в здравом уме хранит дома продукт, который может убить? А вдруг они подумают, что я специально?..

— Руслан выяснил, как мед появился в доме, — говорит мама Громова, будто отвечает на невысказанный мной вопрос. — Он был в подарочной продуктовой корзине, которую кто-то из ребят притащил на вечеринку. Оттуда достали алкоголь и фрукты на стол, а мед и сладости остались.

— Ох…

— Арсений предпочитает не распространяться об этом, — она особенно подчеркивает последнее слово.

— Конечно, — шепчу я, испытывая нечто вроде облегчения от того, что с меня подозрения в предумышленном убийстве сняты.

Но тугой ком, в который сжались мои внутренности, все равно не расслабляется. Внутренний голос нашептывает мне, чтобы я была спокойнее. Везде можно извлечь выгоду. Чем, мол, аллергия на мед не то самое слабое место, которое я искала, чтобы избавиться от Громова? Этим фактом ведь можно воспользоваться, чтобы надавить на него, шантажировать. Тем более, Арсений не жаждет, чтобы об этом узнали все, но… Вечное дурацкое но, которое подсовывает моя совесть! С ней попросту невозможно планировать никакую месть. Потому что, только я подумаю, как плохо все могло закончиться… От этой мысли меня даже тошнит.

К черту Громова.

К черту месть и шантаж.

К черту его слабости.

Вполне возможно, что после горчично-медового покушения на него Арсению и так надоест возиться со мной. По крайней мере, я очень надеюсь на это. Сбегаю по лестнице на первый этаж и собираюсь убраться подальше, когда в голове проясняется, и я четко осознаю, что стою посреди больничного коридора в домашней одежде без карты и наличных денег, а на телефоне сдохла батарея.

— Чертов Громов, — рычу я под нос, проклиная мажора, с появлением которого вся моя размеренная и спокойная жизнь пошла под откос. И откуда он взялся со своей аллергией на мед? У кого вообще бывает аллергия? На мед? Моя бабушка бы его засмеяла.

Взвесив все, я понимаю, что до утра точно не доберусь до общежития, да меня и при большом желании не пустят туда ночью — дверь после двенадцати закрывают, а сон у Лилии Петровны, нашей вахтерши, такой крепкий, что ее из пушки не разбудишь. Если я вообще живой до него дойду пешком, и меня никто не ограбит, не изнасилует и не убьет. Бр-р-р. Поэтому я устраиваюсь удобнее на скамейке в углу и не замечаю, как совершенно случайно прикрываю глаза.