Я вернусь в твою жизнь (СИ) - Малиновская Маша. Страница 29

— Ты закрываешься, — говорит, продолжая прикасаться. — Сейчас начнёшь себя корить или когда я уйду?

Он чувствует меня, понимает. И это плохо. Скрыть свои чувства не получается. Это обнажает.

— Не сегодня. Я слишком устала, — говорю откровенно.

— А может вообще не нужно?

— Может.

— Мы ничего плохого не сделали, Василина.

— Знаю.

Нас окутывает тишина. Молчим. Я понимаю, что с утра горечь начнёт подниматься. Начнёт, давить, жечь, заставлять мысли снова и снова толкаться в голове. И сожалеть, сожалеть, сожалеть…

Мне хорошо с ним. В моменте. Но у нас уже есть своя история, своя боль, которая оставила слишком глубокий след.

А я боли больше не хочу.

Я к ней не готова и не хочу быть готова. Я не из тех, кто рискует снова и снова, несмотря на рваные раны и сломанные кости. У меня нет волшебной суперсилы самоисцеления. Поэтому я не хочу рисковать снова. И снова. И снова. Это у кошки девять жизней, а у меня одна. И я выбираю себя.

— Я сделаю кофе, — встаю, поднимаю с пола свою футболку и натягиваю её. Прячусь будто, а не одеваюсь. Но прекрасно же знаю, что это не поможет, не спасёт.

— Я в душ пока, — Семён тоже поднимается с дивана.

Он уходит, но я понимаю, что душ Семён мог бы принять и дома. Это его уступка. Даёт мне несколько минут вдохнуть, прежде чем мы посмотрим друг другу в глаза за чашкой кофе. Не так, как когда он был на мне, во мне, тогда мы тоже держали взгляды друг друга.

Но за столом это другое. Это сложнее. Это больнее.

Он возвращается тихо, я даже шагов не слышу до момента, пока он не оказывается рядом и сам переставляет обе чашки кофе на обеденный стол.

Семён уже одет в джинсы и футболку. Влажные волосы торчат колючками. Он присаживается и делает глоток из чашки, не отводя от меня внимательного взгляда. Того самого, которого я всегда опасалась — острого, проницательного, достающего до самой глубины души, которую никакими средствами от него закрыть мне так и не удаётся.

Я тоже опускаюсь на стул. Мышцы внутри напоминают о том, чем в последние часы я занималась. Лишь облизнув губы, я понимаю, что сделала это при проскользнувшей мысли о недавнем сексе. Сделала ненамеренно, но определённо зря. Потому что тут же в ответ получила вспышку в глазах Семёна.

Но он её подавил, продолжая смотреть на меня. Это он тоже умел всегда — взять над собой контроль, когда этого требовала ситуация.

— Это ничего не меняет, — говорю негромко. Стараюсь твёрдо, но получается едва ли не шёпот.

— Я знаю, — отвечает в тон. — Но ведь было классно.

— Да, было, — киваю, будто мы обсуждаем поездку или удачную экскурсию. — Но нам не стоит этим злоупотреблять.

— А мы не будем зло… — в его глазах мелькает усмешка, и тогда я понимаю, что именно сказала. Хочется и самой улыбнуться. — Мы будем во благо.

— Я серьёзно, Семён, — качаю головой, опустив глаза. — Нам не стоит… больше… Это может всё осложнить.

— Хорошо.

Он пожимает плечами, заставив посмотреть на него удивлённо даже, потому что… потому что это Семён и так просто он не соглашается ни с чем. Если только ему самому не всё равно.

Последняя мысль почему-то оцарапывает. Вопреки здравому смыслу. Он ведь согласился со мной, не стал спорить. Я же этого и хотела. Но…

— Спокойной ночи, Василина, — мягко улыбается и встаёт. Ставит чашку в мойку. — Напиши, во сколько забрать Настю из сада завтра.

— Хорошо…

Чувствую себя растерянной, пока наблюдаю, как он обувается и, махнув рукой на прощанье, уходит. Даже стою и пялюсь какое-то время на входную дверь.

А потом внезапно чувствую… злость.

Не на себя — на него. Трахнул и свалил, значит? Вот так просто согласился, что “нам не стоит больше”?

Может, это гормональный взрыв череды оргазмов даёт всплеск, а может это просто эмоциональный выброс как результат годами запертых чувств, но я вдруг начинаю смеяться.

Он ведь сделал это специально. Со всем легко согласился и ушёл, вроде бы как просто позабавился. Чтобы я злилась на него, а не на себя. Чтобы не занималась самоедством.

Манипулятор.

Умеет же. Знает меня как облупленную. Но и я его знаю. Да, Бамблби, это игра вничью.

И что самое удивительное, у него это получается. Мозгом я понимаю, что мы действительно всё это зря сделали, но меня не тянет в этом копаться. Загонять себе иголки под ногти совсем что-то не хочется.

Хочется спать. Просто спать.

35

— Ну хочешь, сделаем кудряшки? — пытаюсь отвлечь дочь от горестных мыслей. — Можно распустить или в два высоких хвоста убрать.

— Нет, — сердито говорит Настя и шмыгает носом.

— Или я могу заплести тебе косу ободком, а сзади распустим. Заколки твои любимые вставим, блёсточками розовыми присыплем. Под новое платье будет супер.

— Мама, неважно, какая у меня прическа, если я улыбаться не смогу.

Вздыхаю и разворачиваю её кресло к себе.

— Настя, у всех когда-то выпадали молочные зубы. Это нормально. Это естественный процесс.

— Но почему именно перед днём рождения? — хнычет она, и я вижу, что любимый остренький носик краснеет. Вот-вот заревёт.

Надо спасать ситуацию.

— Так, давай успокаивайся. Не забыла, что ты ресницы накрасила? Сейчас всё по щекам потечёт. Придут твои подружки, а ты вся чумазая будешь, ещё и глаза красные. Мне кажется, это куда хуже, чем выпавший зуб.

Она распахивает глаза и часто моргает, чтобы улетучились уже появившиеся признаки влаги. Кажется, сработало. Дочь несколько раз глубоко вздыхает, как я учила её, если нужно быстро успокоиться, и снова поворачивается к зеркалу. Растягивает рот в улыбке и, увидев зияющую дыру, снова опечаливается, хотя уже и не так сильно.

Передний верхний молочный зуб шатался у неё уже около недели. Она старалась его не трогать, чтобы не выпал до дня рождения, но по закону подлости именно это вчера и произошло. Настя укусила яблоко и увидела на нём кровь. Не столько самой крови испугалась, как когда поняла, что зуб-то в яблоке и остался. Рёву было… Даже Семёну пришлось звонить, чтобы помог успокоить. Так он ещё и подтрунивать начал, мол, язык прикольно показывать можно.

Вот и сегодня с самого утра вместо того, чтобы радоваться празднику, Настя бесконечное количество раз бегает к зеркалу посмотреть, какая у неё теперь “безобразная” улыбка.

И смешно, и грешно, как говорится.

— Мам, а папа точно приедет?

— Уже едет, Настя, вечером придёт.

— Жаль, — вздыхает.

Так получилось, что именно сегодня Семёну нужно было уехать в Сочи. Точнее вчера. Что-то с работой связано. И перенести было нельзя. Он и сам расстроился, ведь это его первый день рождения дочери. Но к вечеру должен успеть.

После той ночи мы с ним ведём себя так, будто ничего не произошло. Это и странно, но одновременно с этим и легче так. Но тем не менее, я не раз ловила себя на том, что внутри что-то сжимается, когда Семён оказывается слишком близко. Я давлю это, стараюсь не обращать внимания, сознательно обращаю своё внимание на то, что его самого это совершенно никак не тревожит. Но всё же не замечать совсем не получается.

В дверь раздаётся звонок.

— Ты у меня самая красивая! — целую дочь и прижимаю к себе. — Беги встречать гостей. Наверное, тётя Люда с Сашкой и дядей Асланом.

Настя вскакивает, одёргивает платье и несётся к двери, а я за нею.

— Привет, моя дорогая племяшка! — Люда обнимает Настю, когда я открываю дверь, расцеловывает её в обе щёки. — С днём рождения тебя! Ты красавица просто — вы посмотрите!

Люда треплет Настю за щёки и немного щекочет, Саша тоже поздравляет сестру и протягивает большую коробку. Очередная стотысячная кукла. Ну и цветы, конечно, Настя как истинная женщина их просто обожает.

— Аслан приедет позже, — сообщает Люда на мой немой вопрос. — Его попросили срочно проконсультировать пациента.

Мы идём с ней на кухню, пока Сашка и Настя убегают в её комнату, раскладываем по тарелкам угощения, украшаем атрибутикой. Через полчаса должны прийти подружки Насти.