Касание пустоты (СИ) - Волков Игорь Владимирович. Страница 4
Далее спор продолжился в том же ключе. Кто-то высказывался, что работать над проектом должны ученые, кто-то упирал на мои личностные качества. Райли молча всем кивал головой и предлагал повторить мои действия. Закончилось все закономерно — меня взяли в проект, но Акихиро полностью открестился от ответственности за мою жизнь, поэтому курировать мое состояние здоровья поручили Виктору.
В целом, в истории с новым полем или излучением логика была. Космос совершенно не изучен, песочница солнечной системы — не в счет. Насколько вакуум вакуумный и каких новых сюрпризов от него можно ждать — пока еще большой вопрос. Предположение, что бактерия или вирус выжили в космосе и смогли проникнуть внутрь корабля и раньше казалось очень шатким. А вот поле или излучение проникнуть вполне могли. Только что же это было за воздействие, способное спровоцировать такой вид распада в живом организме?
К жилым корпусам мы возвращались втроем — я, Райли и Лео.
— Первый раз жалею, что лингвист, — посетовала она, пока мы неспешно шли по дорожке, вдыхая осенний, уже слегка пропитанный морозцем воздух.
— Почему? — недоуменно обернулся к ней Райли.
— Потому что не могу принять участие в ваших экспериментах.
— Можешь, приходи и участвуй, — Райли пожал плечами.
— Зачем? — я придержал его за плечо, дав Лео нас обогнать и надеясь, что она не услышит. — Зачем ей смотреть, как мы экспериментируем? Мало ли что может случиться в процессе…
— Вы же общаетесь, Алексей, — Райли искренне удивился моему вопросу. — Она лучше других знает тебя и твои реакции. И быстрее мониторов или Виктора скажет, если что-то будет не так. Кроме того — это интересно. Я уверен, что вся банда хочет присутствовать, но у нас нет таких помещений, чтобы безопасно всех собрать. Поэтому подумаем над трансляциями.
— Еще в соцсети прямой эфир дайте, — обалдел я.
— Не можем, — сокрушенно развел руками Райли, — все-таки научная тайна, секретность.
Я фыркнул и ускорил шаг, чтобы нагнать Лео.
На следующий день машины с новым оборудованием приехали уже к нам. Пока собирали лабораторию, я старался восстановить форму: бегал по парку, занимался в тренажерке, даже почти бросил курить.
А еще я боялся, только об этом никто не должен был знать. Если мы хотим куда-то сдвинуться с мертвой точки, подопытные мыши нам необходимы. И жертвы среди них наверняка будут, как же без этого. И, видимо, моя будет первой, но поменяться ролями мне было не с кем. Это ведь только кажется, что выбор есть всегда, но какой выбор был у меня сейчас, или тогда, когда мы сидели в конференц-зале? Отказаться? И приведет это исключительно к тому, что мы пожизненно останемся в своей резервации на психотропах. Хотя, не исключено, что я переоценивал свою значимость и прекрасные ученые экспедиции со всем справились бы и без меня. Но если это так, то почему до сих пор не справились?
У нас вошло в традицию по вечерам после ужина пить чай в гостиной лабораторного корпуса. Мы садились в уютные зеленые кресла вокруг круглого столика в самом дальнем углу, подальше от игровой зоны, особенно шумной по вечерам. Расставляли чашки, и можно было вести неспешную беседу. Костяком нашей компании оставались я, Лео, Райли и Виктор, но периодически к нам подсаживался и кто-то еще.
— Интересно, — задумчиво протянула Лео, в последний перед началом экспериментов вечер. — Вот оглядываемся назад, всех великих ученых с их открытиями можно пересчитать. И сразу понятно: вот эти — список — великие. А как они себя ощущали, когда делали эти открытия? Тоже знали, что вот оно — великое вошло в их жизнь?
— Вряд ли.
Я попытался себе представить, как пивовар Прескотт Джоуль проснулся с утра, обнял жену, хорошо позавтракал, вышел из дома, потянулся, посмотрел на небо и изрек — «Пойду-ка открою закон сохранения энергии. Пора, товарищи!»
— Может и не будет у нас никаких открытий, — отозвался Виктор.
— Нет, так не получится. Загадочное явление уже есть, так или иначе, объяснять его придется. А когда объясняешь загадку — формулируешь открытие, — Райли многозначительно задрал нос. — Так что нам осталось только выбрать, кто из нас станет великим.
— Посмертно, — тихо сказал я.
— Посмертно, — уверенно поддержал Райли. — Потому что при жизни великость открытия мы вряд ли осознаем, только потомки и смогут оценить всю мощь наших умов.
— Не ту профессию я выбрала, — взгрустнула Лео. — В нашей реальности великие — одни физики.
— Это еще почему? — возмутился я. — Гельмгольц и Майер были врачами.
— Значит у нас с Акихиро огромные возможности, — обрадовался Виктор. — Надо правильно донести потомкам, как мощь оценивать.
Лаборатория состояла из двух комнат, разделенных перегородкой с ударопрочной дверью. В основное помещение, похоже, стащили все приборы, какие только удалось найти в институте. На консолях вдоль стен и под потолком в совершенно неожиданных местах были развешаны различные фотодатчики и лазерные излучатели. По покрытому крупной плиткой полу змеились провода, местами уложенные в коробы, а местами просто скрепленные пластиковыми стяжками. Все оставшееся пространство стен было занято приборами, часть которых я даже не смог определить. Из знакомого здесь были осциллографы, частично подключенные непосредственно к датчикам, а частично — к ящикам непонятного вида, несколько анализаторов спектра электомагнитных и звуковых волн, излучатели высокочастотных колебаний. Зачем-то — рефрактометры и спектрометры. Также меня удивили измерители амплитудно-частотных характеристик. Я даже поинтересовался, зачем они, но в ответ получил лишь выдержку из школьного учебника: они, мол, показывают зависимость амплитуды колебаний от частоты и с их помощью можно ловить резонанс вынужденных колебаний. Где у меня резонанс и зачем его ловить я решительно не понимал.
Данные со всей аппаратуры сбрасывались на центральный компьютер, расположенный во второй комнате. К компьютеру были подключены развешанные по стенам мониторы, на них выводились таблицы, графики и какие-то трехмерные визуализации. У противоположной от двери стены комнаты стоял небольшой диван, напротив которого ютился журнальный столик.
С лабораторией я познакомился вечером, а уже на следующее утро меня вызвали на инструктаж.
— Мы поставим на тебя датчики. Будем измерять температуру, сердцебиение, давление, насыщенность крови кислородом, нейронную активность, — сообщил Виктор. — Мы отреагируем на информацию о начале распада, но на некоторое время оттянем введение препаратов. Определенный риск в этом есть. Но ты постараешься сам справиться, верно?
— Верно, — кивнул я. Интересно, датчики увидят, как у меня трясутся поджилки? Пальцы на руках были ледяные, и я схватился за спасительную горячую чашку чая, которую мне сунула Лео. Смотрела она сочувственно, так что, видимо, мое состояние не осталось незамеченным. Надо срочно взять себя в руки, пока мы все тут не расплакались и не разошлись.
— Ты должен будешь попытаться повторить то, что сделал при заезде китайской лаборатории. Что ты, кстати, делал, давай еще раз обсудим, — Райли сидел с диктофоном, тут же стояла камера для записи видео.
— Я пытался услышать и увидеть, что происходит за стеной. Поставьте какую-нибудь преграду и запустите за ней «Матрицу». Лучше первую. Загляну посмотреть.
— Ты слышал, как мы с тобой говорили в тот раз?
— Да, слышал.
— Тогда делаем так. Ты сходишь за экран, но будешь слушать нас. Если мы говорим, что надо возвращаться — возвращаешься. Мы тянем до последнего и вводим лекарства. Ясно?
— Ясно.
Райли отошел к мониторам. Я держался за спасительную чашку, отвернувшись к окну, чтобы никто не увидел моего лица.
— Я не дам им тебя убить, — уверенно пообещала Лео. — Все будет хорошо.
Все будет хорошо. Да.
— Мы готовы, — Райли кивнул на дверь в лабораторию. — Иди, мышка, сыр ждет.