Чужбина с ангельским ликом (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 100
Итак, Антон бегал от меня, а я бегала от Рудольфа. Самому Рудольфу, вроде бы, бегать было не от кого, если по видимости. Иви, всеми замечаемая, изукрашенная старанием Латы, как гуляла с другими парнями, так и продолжала гулять. Мать её периодически побивала, а она не слушалась. С Рудольфом я больше не разговаривала по той причине, что он опять куда-то пропал, а я каждый раз выходила из машины и озиралась, не появится ли он? Даже последняя наша встреча, когда он едва не прожигал меня своими глазищами, борясь сам с собой, то сердито ворча, то внезапно млея, не в силах отменить своего же влечения ко мне, не изменила зависшую ситуацию. И я тосковала, не видя его.
В один из дней он опять возник, а я настолько испугалась, что не вышла из машины, ожидая Вильта. Рудольф сам подошёл, распахнул дверцу машины и сказал каким-то чрезмерно осевшим и сиплым голосом, — За рубашку спасибо. Надеюсь, пригодится.
Я вынужденно вылезла наружу, поскольку была воспитана, да и обрадовалась до такой степени, что сердце колотилось, будто я бежала куда-то.
— Что с вашим голосом? — спросила я, не глядя ему в глаза и оглаживая подол своего платья из-за нервического волнения.
— Болел, — ответил он, — Жарко было слишком, а я нахлебался ледяной воды.
— Денег слишком много Антон мне отдал, — сказала я, поспешно пытаясь достать деньги из сумочки, чтобы отдать ему лишние, — Или я чего-то не поняла, и вы хотите заказать ещё что-то для пополнения короба вашей невесты? Я взяла условленную заранее оплату, а остальное хотела вернуть Антону, но он сказал, что просили отдать все деньги без пояснений…
— Оставь себе! — тоном приказа остановил он мою суету. — Раз тебе вручили, значит всё твоё! — когда в его голосе появлялось такое вот жёсткое повелительное звучание, я невольно цепенела, а тут ещё эта непривычная хрипотца.
— Вам сейчас уже лучше? Горло не болит?
— Да пустяки, прошло уже всё, — пренебрежительно отмахнулся он от моего сочувствия. — Что такое короб невесты?
— Ну, как же… то, что и необходимо всякой девушке для предстоящей супружеской жизни. Платья, бельё, новая обувь, драгоценности или просто украшения.
— Вот и пополни свой собственный короб… — он хмыкнул.
— Как же ваша… избранница?
— Кто? — спросил он, тараща глаза так, будто и забыл, что стал женихом.
— Вам понравилась моя работа? — я умышленно тянула время, не желая, чтобы он ушёл.
— Ты умиляешь меня своей исполнительностью, — ответил он. — Антон притащил мне рубаху, а я понять не могу, что это. А потом вспомнил свой же прикол над тобой. Заодно уж проверил, не спрятала ли ты где-нибудь в ткани зловредную маленькую иглу, чтобы ужалить меня сюда, — и он указал на область сердца, — Оказывается, нет.
Зря радовался! Он не знал главного! Он не владел теми сакральными тайнами как та, кого он обзывал больше, чем вкладывал в это хоть какое почтение, жрицей Матери Воды. А я однажды в детстве подслушала бабушкин разговор с одной её заказчицей. Она объясняла той одну из примет, безотказно работающих. Если соединить инициалы жениха и свои в том изделии, в рубашке, в какой избранник переступит порог Храма Надмирного Света, то всю жизнь с ним и проживёшь в неразрывной уже любви. Я и вышила вензель из начальных букв его и своего имени, а потом замаскировала вышивку во внутренней части воротничка рубашки. Теперь никто с ним рядом не войдёт в Храм Надмирного Света и не приблизится к зелёному огню в семейном алтаре, кроме меня! Моя радость по такому поводу выпирала из меня настолько очевидно, что он замолчал, какое-то время удивлённо меня рассматривая, не понимая, чему я так радуюсь? После чего ответно засветился разгорающимися глазами, сминая собственную же игру в охлаждение ко мне.
«Рано или поздно, а ты пойдёшь в этой рубашке со мною в Храм Надмирного Света»! — ликовала я. Ведь я и бабушкину словесную формулу произнесла над рубашкой, о чём этот недотёпа небесный и знать не знал! Что там какая-то иголка против реального волшебства реальной некогда жрицы Матери Воды — моей бабушки… Детская память меня не подвела.
— Тебя в последнее время не видно в городе, — сказала я тихо, пряча свои глаза, — я переживала, всё ли с тобой в порядке. Я и понятия не имела, что ты заболел. Если бы я знала, что Антон твой коллега, то я…
Он взглянул пристально и насуплено, но тут же расплылся в довольной улыбке, — Пришла бы дежурить у постели тяжко больного старого знакомца?
Я молчала, жалея его, представляя, как было ему грустно наедине со своей хворью. Будь я рядом, то не отходила бы от него даже ночью, гладила бы его лоб, сделала бы ему целебные напитки и поила бы его из маминой чашечки…
У меня даже губы задрожали от невозможности выразить ему свою запоздалую озабоченность, — Вот почему важно человеку иметь семью, близких, чтобы не оставаться одному в часы недуга…
— Да я и провалялся-то всего лишь пару дней. Мне болеть противопоказано.
— Что же так долго не было видно…
— Где?
— Нигде…
— А я, знаешь, не страдаю маниакальным синдромом, чтобы тебя преследовать. Я никогда не преследую девушек, поскольку с самой юности у меня была потребность как раз в обратном. Защищаться от женских преследований.
— Скромный же ты парень, — поддела его я, — С самой юности, оказывается, таким был.
— Но, если так и было? К сожалению, тех, кто безмерно дорог, всего-то раз или два возникнет за целую жизнь. Ну, может, и три у кого бывает. Но больше вряд ли. Всё остальное «и лиц пустое мельтешение». Как-то так. А я, к твоему сведению, очень щепетильный человек в этом смысле. К так называемой сомнительной группе жизнелюбов я не принадлежу. Я и женщин, если в обобщающем смысле, не люблю. Я могу любить лишь те уникальные экземпляры, что и нахожу в череде никчемных подобий под искомый образец, — он с лёгкостью перешёл в режим прежнего нашего доверия, и даже голос его смягчился, не так уже сипел.
— Как же тогда главная отрада жизни — секс? Без этого можно ли прожить? — я невольно приближалась к нему всё ближе и ближе. Как ни странно, но и случай в лесу, где оголодавший и щепетильный бедняга-пришелец, всем тут чужой, демонстрировал мне, как самому близкому существу, своё самое главное сокровище всякого мужчины, вызывал у меня чувственное волнение и непонимание уже, чего я тогда настолько вознегодовала? Добилась-то чего? Он же не к посторонней прохожей сунулся со своей страстью, а ко мне — к своей прежней возлюбленной, всего лишь желая возобновления прежней близости…
— Не хочешь секса с тем, кого сама же и выбрала в юности, не надо. Живи как настоящая уже жрица Матери Воды. Помнишь, о чём мечтала в юности?
Я почувствовала, что щекам стало жарко.
— Как мило ты алеешь своими щёчками, — произнёс он тихо с забытой давно нежностью. Я воспринимала его нежность как реальную физическую ласку и поёжилась от странных, но очень приятных ощущений. Не знаю, что на него нашло в этот раз.
— Эх ты, лапочка в алом платьице… Где же оно, твоё милое платьице?
Я не понимала, о чём он. Только в ранней совсем юности, но тогда никаких пришельцев точно не было рядом. А то платье бабушка носить запретила. Сказала, что это знак будущих несчастий, если девушка посмеет обрядиться в цвет самой жрицы Матери Воды, не будучи посвящённой, — Разве ты, в самом деле, волшебник, что видишь чужое прошлое? К тому же такое и давнее…
— Невозможно было тебя забыть с того самого раза, когда ты читала книгу, сидя у реки в алом платьице и с нежно розовеющим лицом. Ты была той, кого называют посланницей для спасения души. А тот случай твоего попадания в обзор, когда и настроя-то такого не было, как и самого поиска чего-то личного… получается, что инсайд свыше всё же бывает… — он не давал пояснений. Где именно и когда он меня видел? Алое платье… Это не могло быть его вымыслом. Ведь такое платье когда-то я и сшила себе…. Но теперь и быль казалась небылью.
Я вздохнула и подняла на него ожидающие глаза. Я настолько устала жить в личном одиночестве…