Чужбина с ангельским ликом (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 118

— Он же выступал в маске, — уточнил он.

— Но в фургоне он снял эту серебряную маску. А где она, кстати?

— Не помню. Где-то так и бросил в кучу сценического хлама.

— Надо было подарить её мне.

— Чего ж ты не попросила?

— А ты бы отдал?

— Тебе? Да что угодно бы отдал.

— А вот прочим ты разбросал слёзы Матери Воды. Мне ни одного камушка не досталось.

— Пустяковые осколки. Я подарю тебе настоящий природный шедевр. Как только ты согласишься прийти ко мне в гости.

— В твоё хрустальное облачное убежище? — спросила я, замирая от сладких ожиданий.

— Какое облачное убежище? — спросил он. — Разве я живу в облаках?

— Тот, кого я люблю, живёт там, — ответила я. — Но вот где живёшь ты, я не знаю…

— Так ты определись, кого ты любишь, — ответил он. — Меня или облачный мираж.

— Очень жаль, что ты настолько не совпадаешь с моей мечтой. Но ведь это проблема нерешаемая. Приходится выбирать из тех, кто имеет реальное воплощение. А ты среди всех лучший… Ты доволен моим признанием?

— В данном случае, хотелось бы уточнить, с кем именно ты меня сравниваешь? — спросил он.

— Зачем тебе это? — спросила я.

— Ты же, наверняка, приобрела богатый опыт, живя где-то в своей загадочной нирване…

— Какой опыт? — спросила я.

— Любовный опыт, — ответил он весьма флегматично.

— Твоего опыта, как я думаю, будет достаточно.

— Мой опыт тебе же и не понравился. Я не общался с облачными миражными девами…

— А с кем же?

— Очень надеюсь на то, что ты проведёшь надо мной необходимую реставрационную и тончайше-филигранную обработку, моя капризная нимфея… — это был ощутимый сдвиг в сторону утраченного и, казалось, невозвратного прошлого. Он опять воспроизвёл прозвище, коим меня когда-то наградил. Он произносил слово «нимфея» на земном языке, не давая перевода, что это? Имя цветка, бабочки, драгоценного камня или земное женское имя? Уже не поражало совпадение моих мыслей о нём и того, что он озвучивал. Наши мысленные потоки, похоже, опять слились в единое русло. Я глупо и вполне себе счастливо засмеялась.

— Ты утащил мои штаны в свой ангар? — спросила я, вспомнив, что в прошлый раз так и оставила своё сброшенное нижнее бельё в машине. — Или ты их выбросил? Знал бы ты, какое дорогое бельё я ношу. Аристократическое…

Он раздумывал над моим вопросом, не очень соображая, о чём я? — Какие штаны? Ах, твой кружевной соблазн! Придёшь ко мне в гости, я их тебе и верну. Вместе с теми, что ты бросила в лесу. В следующий раз не упаковывай свою драгоценную птичку в эти сети… каждая лишняя минута это неописуемое благо…

Выходит, он и те, что утащил в лесопарке, сохранил?

— Ты всё время говоришь; «придёшь в гости», но ведь сам ни разу не сделал мне такого приглашения.

— Как-нибудь решусь. А то, понимаешь, у меня такой холостяцкий бардак повсюду, что стыдно и самому бывает, когда я оглядываюсь по сторонам. И вообще-то, я не в «Зеркальном Лабиринте» обитаю.

— Где же?

— Где-то, где тебе точно не понравится. Там нет желанного тебе комфорта. И что делать нам с тобой? Может, приспособить для встреч твою изумрудную шкатулку?

— Какую шкатулку? — искренне не поняла я его обозначения, не поняв, что речь идёт о моей «Мечте».

— Место, где ты и обитаешь. Ведь тебе там комфортно? У меня же нет никакого комфорта, в твоём если понимании.

— Как же ты себе такое представляешь? А что будут думать мои служащие?

— Разве они умеют думать? К тому же по ночам они уж точно не думают, а спят. Или же гуляют, где им и хочется. В отличие от тебя.

— Если их ловят на недолжном поведении, они тут же выставляются прочь отсюда. И как такое возможно, что я буду у всех на виду принимать гостей?

— Разве так уж необходимо представлять меня твоему персоналу как своего гостя? Уверяю тебя, я буду неуловим ни для чьих глаз. Только скажи: жду тебя! И я возникну. А уж ты там сооруди тот комфорт, который тебе и необходим.

— Когда ты бываешь серьёзным? Всегда кажется, что ты со мною играешь в какую-то игру. Меняешь свои маски, хотя и не буквально так, и никогда не показываешь, какой ты в действительности.

— Поверь, что серьёзным, как ты говоришь, я бы точно тебе не понравился.

Я вспомнила Гелию. Её страх перед ним вызывал у меня недоумение. Но я всё приписывала её же обману. Редкий мужчина не мстит женщине за измену, если узнаёт о том. Хотя она и намекала, что Нэиль был избран ею как возможность убежища от пришельца, возможность сбежать от него туда, где он не обнаружил бы её. Отношения с Рудольфом она считала взаимным самообманом, и была уверена, что даже не любя её, он, скорее, покалечит её, чем вот так запросто отпустит на волю. Что он готов был терпеть её как ненужную и заброшенную вещь в углу своего жизненного пространстве, чем отдать кому-то ещё. Но я ей не верила и ничего пугающего в нём не находила, кроме его потрясающей необычности во всём. И странным, не до конца понятным, пугающим рассказам Тон-Ата про Кристалл Хагора я тоже не верила до конца. У Тон-Ата была своя собственная и непостижимая для меня система воззрений на всё. Своя загадочная и тёмная, как ночное небо, не сопряжённая с обыденной реальностью вокруг космогония мира.

И на следующее утро я оказалась у стены. Под предлогом того, что мне необходимо получить деньги за то, что всю мою экспозицию, оптом, и скупил один из столичных салонов. Я собиралась побродить по столичным торговым кварталам, по бесчисленным разбросанным там лавчонкам всевозможной всячины, чтобы усладить себя пустяковыми никчемностями, всегда дорогими как по цене, так и по тому даруемому ими удовольствию, которое поймёт лишь женщина. Живя трудовой и довольно однообразной жизнью, я стала обывателем-накопителем, даже понимая, что все эти безделушки лишь суррогат радости, её куцая замена.

Вильт-Нэт, вылезая из машины, на сей раз как-то странно меня оглядел, после чего произнёс, — Госпожа Нэя, я недолго совсем на этот раз… — он озирался вокруг, — А чего мы так рано-то? Никого вокруг, все спят ещё, а вы в такую рань куда-то собрались.

— Я вам не обязана отчётом, зачем и куда! — оборвала я его надменно, — Ваша работа такая, возить людей туда, куда им и надобно. За что вам и платят, а не за ваше неуместное любопытство. Радуйтесь, что я столь лояльна к вашим сугубо профессиональным небрежностям.

— Так ведь… я и радуюсь.

Машины Рудольфа у стены не оказалось. Я расстроилась, но потом приободрила себя тем, что смогу спокойно подремать в машине Вильта и разобраться в собственных скомканных ощущениях, свалившихся на меня реально оглушающей лавиной, да ещё столь внезапно…

Пока я так раздумывала, на абсолютно пустой пока что площади возле стены остановилась знакомая машина. Вильт заметно напрягся, — Госпожа Нэя, я сегодня недолго совсем…

— Я вас не тороплю.

— Так ведь господин Инар-Цульф выговор мне сделал, что я надолго отлучаюсь. Так ведь я думал, вы обычно не особенно и спешите, раз уж вы сама себе госпожа…

— Можете не спешить, а я подремлю пока что в машине…

Парень покосился на выходящего Рудольфа в намерении ещё нечто сказать, но покинул площадь, скрывшись в пропускном пункте. То, что Вильт уже давно догадался о моём отношении к человеку, с которым заставал меня раз за разом, меня не задевало уже. Степень серьёзности всего прочего он мог домыслить, как ему и позволяло его воображение и жизненный опыт. Или же он избегал подобного осмысления, не загружая себя тем, что не имело никакого практического смысла для него лично.

Воспользовавшись тем, что вокруг никого, Рудольф обнял меня и потёрся подбородком о мою макушку, как любил делать всегда.

«Похоже, до хрустальной пирамиды мы так и не доберёмся», — подумала я, обдумывая, как именно дать ему понять, что такие странные отношения стоило бы перевести в какой-то иной режим, — Давай отложим наши совместные радости, пока ты не привёл в порядок своё обиталище в «Зеркальном Лабиринте»…