Чужбина с ангельским ликом (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 128
— Он незаконнорожденный сын одного влиятельного аристократа. Образованный, но недалёкий человек. И поскольку он не числится в списке континентальных аристократов, то ничего другого, кроме карьеры, ему и не остаётся.
— Почему же сюда не допускают аристократов? — я действительно этого не знала.
— Потому что они сами не живут там, где надо работать на износ всех интеллектуальных, в том числе и физических сил. Здесь же ни у кого нет роскошных персональных дворцов, личных рощ и озёр, здесь относительный лишь достаток, равноправие и каждодневный труд. Здесь хорошо, но трудно. Легко тут живётся лишь простонародному и рабочему сословию, если в сравнении с той лютой жизнью, что за стенами. Работа хорошо оплачивается, полноценный отдых, еда вкусная, а дома удобные. А вы в отличие от прочих, тут живущих, одна живёте в настолько великолепном дворце, что даже жрецы Надмирного Света жаждали присвоить его себе. Но их отсюда изгнали. Они вынуждены были подчиниться, поскольку тут задействованы силы и интересы самой Коллегии Управителей. Им лишь и осталось, что напророчить нашему городу будущую катастрофу. Так что в определённом смысле наш город ими проклят.
— Ну, не одна я там живу. Со своим служебным персоналом, как вам известно. Не смогла бы я одна без людей жить в таком огромном здании, будто я призрак. Хотите сказать, что необыкновенный дом-кристалл достался мне благодаря вам?
— Не только, — уклонился он от ответа.
— Инар, — произнесла я вдруг его имя самым возможно-нежным и певучим голосом, подражая Ифисе, когда она обольщала мужчин, — Вы работали в имении нашего соседа Ал-Физа. Вы должны были помнить моего отца. Каков он был, как человек?
Он пялился на меня так, будто его внезапно накрыла болезнь вечерней слепоты, хотя было ясное утро. Было в его взгляде что-то беспомощно-умоляющее, как будто он надеялся, что я пойму его нежелание говорить на эту тему и отменю свой же вопрос. Я ожидающе молчала. И он заговорил.
— Ваш отец был человеком из другого времени, так бы я сказал. Из времени будущего, которое никому не ведомо, но все наделяют его лучшими свойствами, хотя бы затем, чтобы не бояться этого будущего, как оно и свойственно людям. А по мне пугают людей будущими временами лишь корыстные жрецы, коим и выгоден порабощающий душу страх. А также, чтобы свалить спрос за возможные беды, неизбежные при чудовищно преступном отношении к людям со стороны властей, на некие высшие силы. Поэтому я уточню. Ваш отец был человеком-пришельцем из мира, который всем желателен, но которого нет в наличии. Он был безусловный талант, очень добрый и сострадательный, но увы, доверчивый тоже…
— Вы знаете, кто донёс на него за его исследования тайн прошлой цивилизации? — спросила я, вовсе не ожидая ответа и уверенная, что Инар знать этого не может. — Бабушка думала на Ал-Физа.
— Она ошибалась, — ответил Инар, а я вдруг увидела, каким белым, вернее обескровленным, стало его лицо. Лысина тоже будто покрылась мелом, как и уши, не имеющие выраженных мочек. Он сжал свои некрупные руки в замок так крепко, что его кулачки, почти женские по виду, тоже побелели. Молчание слишком затянулось. Он смотрел прямо перед собой, не видя меня.
— Если вы знаете, что не Ал-Физ, то кто же?
— А зачем вам это знать теперь? Когда исправить ничего уже нельзя. А виновники понесли заслуженную кару…
— Их было несколько?
— А вы думаете, что раскрытие разветвлённого и продуманного заговора возможно одним лицом?
— Я думаю, Инар, что вы точно не шпион. Поскольку вы не умеете скрывать свои эмоции. А ведь многие думают, что их у вас и нет. И не маг вы, что тоже очевидно, поскольку я жила с магом как с самым близким мне существом. И уж точно отличу обычного человека от мага.
— Добавьте, что и не пришелец, — вымученно улыбнулся он, то есть покривил губы, тоже женственные. Он вообще был весь такой миниатюрный и, наверное, у него были красивые дочери. Как говорила мне бабушка, у миниатюрных и женственных по виду мужчин рождаются, как ни странно, красивые дочери. Но каковы они были, я их не видела. А сын мог быть любым, всё зависело от того, какой была его жена, бросившая его.
— И уж никак не дурак, — добавила я. — Вы умный, Инар. Но вот честный ли? Всё зависит от того, чьим интересам вы тогда служили.
— Не надо меня пытать. Эта история оставила незаживающий шрам на моей душе.
— Отчего бы? И чего вы так побелели-то? Чего испугались?
— Ничего. Я всего лишь невротик и мне противопоказаны сильные переживания. Поэтому я стараюсь не возвращаться даже мысленно туда, где претерпел столько мук и унижений.
— От Ал-Физа?
Инар молчал.
— Или это был отец жены Ал-Физа? Тот, кто всех и пытал в Департаменте Безопасности.
— У главы Департамента Безопасности всегда чистые руки, коими он не прикасается к грязным делам. Он производит чисто интеллектуальную работу. Там есть штатные палачи. Или любители, так скажем, вроде Ал-Физа… Но зачем вы пытаете меня?
— Почему же вы не прогоните меня? И почему вы отвечаете на мои вопросы, которые для вас мучительны?
— О, если бы я смел вас прогнать… но не смею. И не вы сама, а слишком уж значительные и скрытые от ваших глаз силы поставили меня здесь вашим телохранителем, можно и так сказать.
— А вам так хочется меня прогнать, — злилась на его уклончивость я. — Я вас раздражаю?
— Нет, — ответил он.
— А вы меня раздражаете настолько, что глаза бы мои вас не видели.
— Я об этом знаю, — спокойно ответил он.
— Скажите хотя бы ответную дерзость!
— Зачем? — всё также спокойно спросил он. — У вас больше нет ко мне вопросов? А то я очень уж занят.
Дальнейшее было сказано наобум, лишь бы его задеть, — Может, это вы были тем доносчиком?
У него дрогнуло лицо, как если бы это было не само лицо, а его отражение в воде. Он с усилием поджал губы и вперился мне в глаза. Они были такие чёрные, как у Чапоса, пожалуй. Только у Чапоса зрачки сияли свирепым и фиолетовым светом, а у Инара зрачки были тускловатые, как и весь он в целом.
— Поэтому вы и стали рабом Тон-Ата, что он пощадил вас, — выпалила вдруг я. — Иногда Тон-Ат по непонятным причинам щадил тех, кто причиняли ему вред. Как правило, это были те, кто выполняли чужие приказы. А потом они всегда становились его безропотными служителями. Вот и вы стали рабом без права освобождения. Вы же сами сказали, что тот, кто властен над собой, не может быть ничьим рабом. Но вы же раб Тон-Ата! Причём ваше раболепие таково, что вы и теперь его боитесь.
— Да, — произнёс он, входя в обладание над своими чувствами, так и не расшифрованными мною, — Потому что невозможно обычному человеку быть свободным перед нечеловеческой силой. А я говорил вам про обычных людей, хотя и наделённых властными инструментами могущества. Для Тон-Ата же их могущество мало отличается от обычного топора. Топор может проломить голову, но не сам же по себе. Его можно вырвать из рук нападающего, отшвырнуть, выбросить прочь, бросить в переплавку. Тон-Ат способен парализовать любую душу. Загнать её в необратимый мрак даже при жизни. А может и вылечить душу, покалеченную воздействием внешнего, как правило, зла. Тем более легко может вылечить всякое умственное расстройство, если причина поломки заключена в самом организме человека. Тон-Ат вылечил меня от глубокого повреждения психики, моя госпожа, столь нелюбезная ко мне по причине для меня непонятной. Я не мог есть, спать, не мог уже работать, боялся выходить на улицу… короче, был обречён на погибель… такая вот приключилась со мною беда…
— Что же стало причиной такого несчастья?
— Я сломался и физически, и психически после того, как меня подвергли истязаниям там, откуда редко кто выходит живым, а уж прежним никогда. Я ничего и не мог сказать про вашего отца потому, что я о нём ничего не знал. Я прикрывал своего тогдашнего господина Ал-Физа, ввязавшегося в такие дела, которые хотя и удалены от настоящего времени, подобны старому потревоженному, но страшному оружию с его дремлющей смертоносной силой… Лучше никогда и никому этого уже не тревожить. Тем более вам, маленькой женщине, зачем о том знать?