Чужбина с ангельским ликом (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 157

Была ли исключением подруга и помощница Эля? Умеющая служить и словами, и делами, не устающая, не унывающая, не упускающая возможности лишний раз напоминать, как исключительно она честна, как предана делу процветания «Мечты», она искренне любила свою работу. Но это была лишь показная, так сказать витринная, часть её работы. А вот другая и скрытая деятельность Эли велась вовсе не ради блага той, кто ей доверяла. Искушённая в очень осторожном, продуманном и лукавом воровстве, Эля успела развить в себе, ещё при жизни с Чапосом, навыки вводить в заблуждение и использовать любого человека. При том не забывая, что-то и отдать ему взамен. Чего жалко не было, чего в избытке имелось, — свою лошадиную буквально силу, свою природную выносливость для любой активной деятельности, чёрной работы, но никогда не бескорыстно.

Нэя жила на первом этаже, самом роскошном, по мнению её служащих. Что и соответствовало правде, если иметь в виду простор и дорогое оформление интерьеров. Но жить там было поначалу неуютно, пока ей не перестроили один из залов в сносное жильё со спальней, душем, маленькой гостиной и большой комнатой, которую она не использовала как жилую, храня там свои вещи и самые ценные изделия из тех, с которыми жалко расстаться. Всем этим она пользовалась одна. И сразу же изгнала Элю, поначалу пытавшуюся пристроиться рядышком на правах близкого человека. В ту самую пустующую и обширную комнату рабочие по требованию Эли притащили атласный диван, а та отгородила его ширмой с вышитыми птицами, водрузив рядом столик с атласными же креслами и хрустальную горку с посудой, расписанной также птицами. Всю эту роскошь она приобрела вовсе не на собственные средства, а на те, что ей и выделялись на разные нужды «Мечты». Поэтому, уйдя, Эля осталась и без атласного ложа и без шёлковых, а также фарфоровых птиц. Даже никем не востребованное это добро Нэя не пожелала отдать подруге, вошедшей во вкус роскошной жизни. Всему должна быть мера, даже дружеской щедрости. Впоследствии она и сама обустроила этот уютный уголок для себя, если ей требовалось уединение от всех.

На первом же этаже располагались и швейные мастерские, кладовые, просторная приёмная с примерочными комнатами и просторный круглый зал в центре под прозрачным куполом — потолком. На втором этаже размещались комнатки для персонала, — швей, девушек-моделей и работниц-садовниц в одном составе. Эля, всё же, вытребовала для себя отдельную комнату, но вынуждена была довольствоваться самой заурядной мебелью, не отличимой от той, какую предоставили и всем прочим. Кто желал, мог покупать себе личное постельное и тонкое бельё, но желающих таких не нашлось. Общие комнаты, хозяйское бельё всех устраивало. Здесь же никто не собирался жить всю оставшуюся жизнь. Также отдельную комнату, раз уж таковая нашлась, отдали Ноли Глэв, навязанной Нэе той же Элей под предлогом того, что сама Эля, занимаясь обслуживанием высокой клиентуры, не справлялась со сложным хозяйством.

Прибывшая особа позиционировала себя помощницей в делах непростого управления предприятием. Из бывших актрис, но неудачниц. Нэя сразу узнала её, хотя видела лишь раз в жизни, на том злосчастном пиру у Гелии. Ноли же вела себя так, будто увидела Нэю лишь здесь, льстиво, но и очень тонко, умело преклоняясь перед той, кто и стала её хозяйкой. А может, она на самом деле Нэю не помнила. Она и Гелию-то почти забыла, как выяснилось, когда Нэя попыталась завести разговор о прошлой столичной жизни. Есть такие люди, что не обременяют свою память ничем избыточным и не имеющим для них никакой практической пользы. Непостижимым чудом попав в мир за стеной, — уж коли её не нашёл лишней и сам Инар Цульф, утверждающий каждого служащего для работы в «Мечте», — склочная приятельница Эли стала кем-то вроде надсмотрщицы. Следя за хозяйством, она зорко высматривала, как бы кому чего ни досталось в тайно вороватые руки. Тут уж она точно стала преградой для алчности и беспринципности Эли, но сильно уступала той в тончайшей осторожности. Ноли, умеющая прекрасно считать и всё замечать, стала спасением от наглой воровки. Она честно платила Нэе за жизненную поддержку, если и не полной отдачей своих сил, то достаточно, чтобы Эля не привела «Мечту» к разорению. Чего прекраснодушная хозяйка даже не замечала.

День обычно начинался и заканчивался полушутливой лишь по виду грызнёй между Элей и Ноли, мечтающей стать администратором. Нэя упрямо не утверждала Ноли, не переводя из временного испытательного срока на постоянную должность. Она питала к вновь прибывшей стойкую, но тайную неприязнь за то, свидетелем чего стала Ноли в ту ночь, когда погиб Нэиль…

К тому же Нэя стала подозревать, что бывшая актриса, осчастливленная столь неуместно Элей, служила каналом утечки всей информации их модельного мирка в стан врагов, невидимо петляющих вокруг зеркального кристалла. Однако, не понимала того, что и Эля оберегала не столько территорию творческой самореализации хозяйки «Мечты», сколько свою личную ресурсную базу. И тщательно следила за сохранностью имущества — тканей, украшений, готовых изделий не только из-за бескорыстной преданности, а чтобы и самой было чем поживиться.

Попутно она следила и за тем, чтобы в фантазии Нэи, часто воспаряющей от грубой реальности, никто не вторгался. Ведь там, на загадочной и вроде бы незримой территории творчества и был скрыт источник их материального преуспеяния, их общего блага.

За созданной иллюзией якобы гармоничной трудовой общины «Мечты», — закрытой от внешних наблюдателей лишь по виду прочной металлической оградой и густым роскошным садом, — по сути, зыбкой и не спасающей никого ширмой, вроде кисеи, когда настырный наглец пройдёт, а по возможности и что-то опрокинет, поломает, — кипела весьма дисгармоничная жизнь. Толкотня, свары и неразбериха в коллективе разномастных пришлых людей, мало кому здесь подконтрольных. Парящая над ними фея в феерических убранствах, их управительница, никого толком не контролировала. Эля и Ноли практически одни несли на себе тяжесть управления, как они его понимали. Ноли старалась, но вполсилы, делая вид, что почти сгибается от взваленной на себя ноши, параллельно являясь осведомителем Латы-Хонг, да и мало ли кого ещё, постоянно отлучаясь в столицу, имея давние связи с теми, кто одевали столичную богему, актрис и тоже были конкурентами Нэи. Пропадали эскизы новых разработок, эксклюзивные выкройки, но за руку схватить никого не получалось, поскольку и рядовые сотрудницы могли быть к этому причастны.

Эля же реально сил не жалела, но никогда не забывала себя же и отблагодарить. Она ещё и училась, поступив в Академию, воспользовавшись таким нереальным шансом. Кто тут поспособствовал приложению её способностей и к учёбе, знала только она сама. В столице жили дети, можно сказать, что на руках её матери, всех вместе Эля и содержала, живя сама тем, что пристроилась к еде, платьям и прочему сложному хозяйству непрактичной хозяйки. Да и о содержимом коробов с доставляемой провизией никто не требовал отчёта. Сама Нэя ела мало, довольствуясь тем, что готовила девушка повариха. Кухня располагалась в стороне, в маленькой пристройке, хозблоке, чтобы кухонный чад и запах еды не оскверняли волшебную атмосферу салона «Мечты» Нэи. В тесной столовой при кухне ели и все те, кто жил и работал в кристалле. Охранял территорию муж поварихи, единственный мужчина — страж «Мечты». Он жил с женой во флигеле, где находились кухня и столовая, имея в личном распоряжении небольшой закуток.

Многих из числа необходимой обслуги приволокла из столицы именно Эля, наблюдательная, общительная и весёлая на показ. На самом деле ни грамма подлинного веселья или лёгкости характера в ней не было. Беспечная розовая и кудрявая лакомка осталась лишь в воспоминаниях Нэи, всё ещё не понимающей, что их общая юность исчезла навсегда. Уже искусанная жизнью женщина Эля принадлежала к той породе людей, что обозначают как двужильная. Как неистребимый сорняк, кем и обозвала её когда-то проницательная Ифиса, она, попав на богатую и обильную почву, пристроилась у корней культурного и великолепного цветка. И зацвела вдруг ярко и оригинально, что и случается порой с сорняками. Заметно не вредя самому цветку, поскольку и света, и питающей влаги, и жизненно необходимых минералов в почве имелся избыток. Она стала бы колючим врагом изнеженному цветку лишь в борьбе за скудный и насущный ресурс выживания, а так…. пусть цветут все цветы.