Чужбина с ангельским ликом (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 51

Ты хочешь мести?

Рудольф сам обратился к Антону, когда прошло несколько месяцев.

— Чтобы ты сделал, если бы нашли убийцу твоей жены?

— Убил, конечно, — и Антон заметил совсем неуместную в такой ситуации насмешку в глазах Венда. — Да не найдут, не ищут и не будут! — добавил он, злясь и собираясь уходить от своего нового шефа.

— Ты хочешь мести? Сам сможешь его ликвидировать? — спросил Рудольф, став суровым, как и положено старшему по возрасту и положению в их земной колонии.

— Да не найдут, где?

— Уже нашли. — Рудольф рассказал ему, что они подкидывают местным нехитрые технологии, выдавая за разработки ЦЭССЭИ. За это местные правители открывают им колоссальные возможности и средства для дальнейшего строительства, давая полную автономию во всём. Земляне же под этим прикрытием ведут свои собственные нужные им исследования планеты.

— Он попал в визуальный обзор, и его нашла наземная агентура из местных. Он и не думал прятаться. Они и не знают, как легко их теперь вычислить. Его фэйс попал в камеру уличного наблюдения. Там же охраняемый объект.

Рудольф привёл его в небольшой отсек в подземных технических лабиринтах. Две стены в этом отсеке были оборудованы интерактивными обоями с пейзажем соснового бора в утреннее время. Розовели в нежно-фиолетовой дымке ближние и далёкие прямые колонны синеватых и сочно-хризолитовых хвойных лесов, уходящих вдаль и вниз, — обзор был вроде как сверху. Помещение напоминало уютную комнату-фонарь, и Антон после неяркого освещения технических лабиринтов зажмурился от красочности фальшивого окна — панорамы на две стены.

— Красиво! — пробормотал Антон неожиданно, — как у Олега.

Олег был любитель в смысле украшательства своего жилого отсека, и любил при случае разодеть любые интерьеры в земные ландшафты, ностальгируя по дому. Вместо ответа на замечание Венд нажал на пульт, взятый со стола, и стены мгновенно угасли, став серебристо-белыми.

— Пермяк и разукрасил, — равнодушно пояснил он, — у него сегодня было тут дежурство.

— Тут? — изумился Антон, зная назначение отсека, — Олег?

— И что не так? — как показалось, с вызовом ответил шеф.

— Всё так… — отвлекшись от стен, Антон увидел как-то вдруг того субъекта, ради которого и привёл его сюда Рудольф, удивляясь, почему не заметил его сразу, настолько ослепила его картинка земного миража.

В белом круглом кресле сидел у кристаллического стола спокойный, худой человек и пялился в круглую сферу-глобус. Это был не простой глобус, а связь со всей базой, со всеми объектами, разбросанными в горах и на поверхности. Человек был хорошо по местным понятиям одет, не бедняк. В чёрной паре, рубашке и штанах, в дорогой обуви ручного изготовления. В нём не было ничего от монстра, каких пришлось повидать Антону в их тюрьме. В целом он выглядел мало заинтересованным необычным интерьером, сидел неподвижно как изваяние, не выражая никаких эмоций и явно не подозревая о том, что попав сюда, в подземный город других людей, он уже никогда не выйдет отсюда живым под ласковое светило своей жестокой Паралеи.

Каким он его представлял, убийцу девочки Голубики? Она при первой встрече показалась Антону несколько головастой, поскольку была наделена пышными волосами и хрупким тонким телом. Бледной и нежной как полевой колокольчик, смотрящей ему в глаза, как никто и никогда не смотрел. Как на живого ангела, спустившегося с неба, способного дать ей безмерное счастье. Понятно, что ни о каком таком его спуске откуда-то сверху она и понятия не имела, но смотрела именно так — снизу вверх, замирая в так и не покинувшем её трепете перед ним. Хорошо ещё, что он часто её оставлял одну, пребывая в подземном городе или в горах, а то она и не вынесла бы огромности свалившегося на неё чувства. Антон так и не дал себе ответа на вопрос, за что она была ему так благодарна? Поскольку с её стороны это была любовь-благодарность за некое благо, данное им, но которого он не ведал за собою. Ничего такого особенного он ей и не давал. И если честно, то только пользовался её всеохватным чувством, плавал в её любви и заботе как в мягком, ласковом, убаюкивающем, но чрезмерно прогретом и мелком водоёме, довольно часто ощущая кожей его чужепланетное дно, смутно мечтая о накатах подлинных, оглушающих волн, о настоящей глубине, об ответном трепете, которого не было…

Ему казалось, что у бессмысленного убийцы вместо лица должен быть плоский блин с дырками в пустоту вместо глаз и слюнявый хищный рот. Но этот? Совсем не то. И Антон повторно растерялся.

— Ну что, Антуан? Будешь с ним говорить? Тянуть время? — спросил Рудольф, будто речь шла о чём-то обыденном и надоевшем давно. Но само обозначение Антона Антуаном несло в себе определенную смысловую нагрузку. Это было выражением его предельного личного отчуждения в данный момент от своего молодого подчинённого. Как будто их и не связывали никогда узы внеслужебной дружеской расположенности. — Как знаешь. Давай разговаривай, что называется, по душам. Только откуда уверенность, что душа у твари бездушной и жестокой есть?

Усевшись в кресло напротив, Рудольф даже не снял свой странный серый плащ из кожи местного экзотического зверя. Плащ блестел, как кожа змеи. Что это было за животное? Даже в одежде шеф был не как все они тут, земляне и местные, что работали в городке. Аристократические замашки бурно в нём эволюционировали вне контроля со стороны земных иерархов из Галактической разведки. Кому тут было следить за тем, кто сам был одним из главных. Да и что значат здесь все эти игры в непохожесть на прочих. Даже ботинки на толстой подошве для ходьбы в горах и предохраняющие от укусов змей и опасных насекомых были дикой смесью прошлого военного стиля и новейшего дизайна.

«Кто шьёт ему тут эту странную одежду»? — вот о чём думал сейчас Антон, сам себе удивляясь. И это в такой момент он думает об экзотических одеяниях шефа, а не о маленьком человеке, сидящем в наручниках?

— Кто вам шьёт всё это? — не выдержал он. В конце концов, убийца пойман и никуда не денется. Хотелось оттянуть момент его изучения и его допроса. Вернее, не хотелось к этому и приступать.

— У них в столице хорошо развита индустрия обслуживания элиты. — Рудольф даже заискрил глазами, так ему понравилось, что Антон оценил его экипировку. — Качественная ряженка, не находишь? А это, — он оттянул рукав плаща, — шила одна искусница, но она даже не видела меня. Я просто передал через людей свои размеры. Вот перетянул её сюда, чтобы обшивала наших местных индюков и их индюшек. Я люблю всё экзотическое, это как маскарад, форма отвлечения тоже. — Говоря, он не переставал внутренне насмехаться, Антон чувствовал. Он будто прочитал его мысли дословно. И ему нравилось втайне, что Антон вовсе не убивается, как было бы положено безутешному молодому вдовцу. И ведь не убивался!

Антон не без тайного содрогания сел напротив человека — тролля, как называли они меж собою местных, и стал смотреть ему в глаза. Но глаза убийцы ярко — синего цвета, что само по себе было очень странно для трольца, не выражали никакого как явного, так и тайного переполоха, — спокойные, не испуганные, не загнанные. Они были задумчивы той странной задумчивостью, какая может быть у людей чудаковатых и мечтательных, но уж никак не у бездушных убийц! Он полностью ушёл, что называется «в себя», будто он сидел один или медитировал. Не удивительно, что Антон его не заметил сразу, он словно тут и не присутствовал, словно не дышал, не шуршал, словно был таким же миражом, как удалённые только что изображения на стенах. Лицо без мимики, гладкое. Непонятно было, какого он возраста? Из породы тех людей, о которых можно подумать двояко: либо они молоды, но выглядят старо, либо они стары, но смотрятся слишком молодо. Чёрные волосы вились и не были париком, потому что было заметно, как они растут в том месте, где волосяной покров соприкасается со лбом.

Антон включил маленький монитор и показал изображение Голубики, стараясь не смотреть сам. Как она идёт по улице, и как сам преступник выскакивает из-за глухого ограждения, за которым лежали, всё ещё лежали, остатки руин того места, где и грохнулся «Финист». Не до того было правителям, занятым вечной взаимной борьбой или нескончаемыми наслаждениями, как умственного, так и всякого иного рода в своих персональных «парадизах».