Внучка жрицы Матери Воды (СИ) - Кольцова Лариса. Страница 39

— Куда?

— К нам. В подземный город. А потом показал бы тебе горы с высоты птичьего полёта.

— Ты точно так сделаешь?

— Конечно! Давно бы уже катались с тобой, не бегай ты от меня.

— Когда же я бегала от тебя?

— А в Саду Свиданий для чего вцепилась в свою глупую подружку? Почему не турнула того самозваного охранителя? И потом удрала отсюда в то утро после ночного урагана, когда я уже решил взять тебя с собой на прогулку. Я оделся, вышел не спеша, думая, что ты с Гелией завтракаешь, а тебя и след простыл! Гелия сказала, что ты была страшно перепугана и не хотела даже остаться ради завтрака. Ну, не переживай, заоблачные полёты у нас с тобой впереди. А то, что ты называешь меня многоликим, так сама здешняя жизнь вынуждает меня быть таковым. Это же неизбежная адаптивность к условиям мира, где я чужак. Ведь так назвал меня твой приятель? Он попал в точку. Хотя имел в виду он нечто другое. Он же решил, что я бродячий фигляр.

— Кто? — я понимала далеко не все его слова в те времена.

— Акробат, ты же сама так думала.

Перед тем как уйти, он предложил мне неожиданное по любому. Встретиться нам завтра на том самом мосту, на котором он и отслеживал меня когда-то. Я замялась, заволновалась, заметалась своей душой, едва не задыхаясь. Впервые мне назначали свидание! Поскольку купальный сезон уже прошёл, там было пустынно, и мы могли бы прогуляться вдоль реки без ненужных свидетелей.

Прогулка на Дальних Песках

На другой же день, когда Ихэ-Ола едва-едва перекатилась через зенит в другую половину небосвода, я неслась в сторону моста, на бегу поражаясь тому, что он выбрал для свидания светлый день, а не вечер. Но тут же решила, что это вполне объяснимо его желанием прогуляться и полюбоваться на практически нетронутую природу столичной окраины. Взбежав по ступеням наверх, я сразу же увидела, что он там, в самом конце моста. С усилием преодолевая учащённое сердцебиение, я какое-то время стояла у ограждения, глядя в перспективу реки, делающей изгиб там, где и мерцали в дневном серебре довольно облачного дня бесконечные «Дальние Пески». Внизу, на плоту, какая-то девушка, стоя на коленях, склонилась над водой, полоща тряпьё. Её волосы были упрятаны под тюрбаном, но гибкая узкая спина и быстрые движения выдавали юный возраст. Я обратила внимание на странную деталь её одежды, красный корсет.

Рудольф сразу же увидел меня, но ждал и не трогался со своего места, видимо, чуя на расстоянии моё волнение и давая время на то, чтобы я успокоилась. Свою машину, как он мне объяснил потом, он оставил у входа в заброшенный парк, на городской улице. Он встретил меня радостно, но сдержанно в своих проявлениях. Всего лишь пожал мою ладонь, а потом осторожно погладил саму руку чуть повыше локтя.

— Будем купаться? — спросил он, заглядывая мне в глаза, напоминая мне тот самый день, когда мы встретились впервые. Я обескураженно ответила, что вода пока что не прогрелась до нужной температуры, поскольку сейчас наступил сезон, когда в верховьях реки бьют из-под глубинных пластов ледяные гейзеры, сильно охлаждая воду. И я не подумала, чтобы захватить купальное платье.

— Зачем оно тебе? — спросил он и добавил, что вода, по его мнению, отличной температуры. Но раз я не хочу учиться плаванью, то и отложим до лучших времён. Мы пришли к тем самым брёвнам, что остались от когда-то разобранного и прежнего моста. Древесина лакового дерева, хотя и тронутая трещинами поверху, отлично сохранилась, и кто-то, видимо, оставил её для каких-то нужд, не вывез сразу, — брёвна были перетянуты проволочным каркасом, — но отчего-то так и забросил на берегу. Ползучие заросли поглотили большую часть бережно сложенной, впечатляющей конструкции, используемой уже местной детворой для рискованных игр. Он ловко вскарабкался на самый верх слежавшегося за немалое время, уступчатого нагромождения, откуда протянул мне руку. Я с опаской взобралась следом. Расстелив свою куртку поверх брёвен, он усадил меня рядом с собой. Никогда в жизни не испытывала я такой теплоты, отрады и странной тишины в душе, отчего-то чувствуя, что он испытывает то же самое.

— Тот военный, что побежал за тобой в тот вечер, догнал тебя? — спросила я.

— Догнал, — ответил он. — Ведь я еле плёлся, надеясь вернуться, когда твои знакомцы пошли бы своей дорогой. Ты можешь и спросить, чего я ушёл и бросил вас, но ведь тебе и твоей подружке ничего не угрожало. К чему было затевать побоище?

— Что же тогда ты не вернулся?

— Так мне пришлось скинуть того придурка с кручи в реку. А потом вытаскивать его же за волосы и спасать. Он плохо плавал или же так ударился, что едва не захлебнулся.

— Не зря он хвалился своей шевелюрой, она ему пригодилась… Он тебя поблагодарил за спасение? — я отлично чуяла, что он говорит правду и это не бравада.

— Обещал убить, когда найдёт в ближайшее же время.

— А если найдёт в самом деле?

Он хмыкнул, — Вряд ли он успел разглядеть меня толком, к тому же пережитый стресс будет для него поводом включать голову хоть иногда. У этих агрессивных вояк хорошо развит рефлекс остерегаться тех, кто способен им противостоять.

— Он же мог быть при оружии…

— Ну, тогда я не стал бы его спасать, и он утонул бы вместе со своим огнестрельным дулом.

— Но ведь… если бы он стрелял в спину?

— Я же отлично осведомлён обо всех бесчеловечных приёмах этих боевых животных, так что я опередил бы его в любом случае. Жаль, что столь чудесный мир наполнен такими вот недоразвитыми гоминидами…

Последнее определение расшифровке не поддавалось, и я сочла его за ругательство, принятое в той местности, где он и обитал. Какое-то время я повздыхала, соглашаясь с его умозаключением без всяких слов. Он тоже молчал, любуясь на течение абсолютно пустынной реки, чьи воды имели в это время насыщенный бирюзовый цвет. Мне такое зрелище было привычно, а он восторженно взирал на словно бы окрашенную, а всё равно прозрачную воду.

— Почему она такая голубая, как думаешь? — спросила я.

— Минеральные примеси, я думаю. А потом уже, при усилении инсоляции светила, они разлагаются…

— Нет! Это Мать Вода меняет цвет своих одежд. Она же женщина, и ей надоедает носить платья одного и того же цвета.

Он засмеялся, оглядывая моё платье нежно-бирюзового оттенка, — Ошеломительно! — произнёс он, — ты уж точно любимая дочь этой Мать Воды. Наверное, и бельё такая водичка может окрасить?

— Нет. Ничуть не окрашивает. Только если очень белое бельё, то может возникнуть лёгкий оттенок. Но он потом смывается обязательно. Некоторые женщины специально полощут в такой воде свои застиранные простыни, чтобы придать им вид свежести.

— Ручная стирка, — сказал он, — тяжкий труд, я думаю… тебе приходилось этим заниматься? — и он взял мои ладони в свои, разглядывая их, — Но у тебя ручки белоручки.

— Я не занимаюсь столь грубым трудом. Мне нельзя. У бабушки есть знакомая женщина, которая за плату стирает нам вещи.

— Откуда же у бабушки лишние средства?

— Отчим даёт. И потом, семейные драгоценности пока что не иссякли…

— А, ну да, ты же аристократка. Как я и забыл!

С той стороны реки, где был плот, кто-то, мизерный и неразличимый из-за расстояния, продолжал возиться со своим бельём. Рудольф вдруг протянул мне пластинку размером с мою ладонь. Я взяла и увидела подвижную картинку непостижимо приблизившегося противоположного берега реки. Там, на плоту, стояла девушка, она выпрямилась во весь рост, вглядываясь в сторону лестницы, спускающейся с крутого берега. Тюрбан на её волосах уже отсутствовал, она его сняла, завершив свою постирушку. Я сразу же признала в тонкой и довольно высокой фигуре Азиру. Видимо, мать заставляла её отработать ту потерю, когда она упустила часть тряпья в реку. Тот, кто спускался по береговой лестнице, ведущей к реке, оказался… Нэилем! То, что произошло дальше, не соответствовало реальности уж никак. Он сел рядом с Азирой на плот, закатав штаны и свесив ноги в воду, а она повернулась к нему спиной, нагнулась и стала убирать своё бельё в корзину. Он ухватил её за край подола, потянув к себе, и она плюхнулась рядом с ним. Он сразу обхватил её и принялся целовать… Целовались они очень долго, запойно. Потом она встала, собрала своё хозяйство в бельевую корзину, но отодвинула её ногой в сторону и вновь плюхнулась рядом с Нэилем, жадно обхватив его. Начался очередной и бесконечный сеанс взаимных ласк и поцелуев. Мне пришлось прикрыть ладошкой поверхность этой волшебной диковинки. Моё целомудрие запрещало мне подглядывать, кто бы там ни находился. Увиденное и невозможное, тем не менее, не являлось миражом. Но чем?