Жрица - Соколова Анюта. Страница 5

– Вам не больно?

– Мне странно. Что вы делаете?

– Считаю позвонки.

Надеюсь, он не решит, что я его лапаю?! Понимаю, что прикосновения такого чудища ему неприятны, но спайки в энергопотоках иначе не рассосутся. Да и кто на него польстится… Страшненький, на курёнка ощипанного похож, ключицы выпирают, рёбра и впрямь пересчитать можно, живот к позвоночнику прилип. Без слёз не взглянешь.

– Садитесь, только потихоньку, без резких рывков… Вот так.

Я протянула ему кружку с бульоном.

– Пейте, сколько сможете. Давиться не надо.

Кружку маг вернул на третьем глотке. Хищно улыбнувшись, я тут же всучила ему вторую – с отваром.

– А это придётся допить до конца. Зато, обещаю, к вечеру вам мои услуги интимного характера не понадобятся.

Он ожёг меня взглядом.

– Вы точно жрица?

– Даже не сомневайтесь. – Я закатала рукав и предъявила восьмиконечную белую звезду на предплечье. – Ещё вопросы будут?

– Как скоро я смогу ходить?

– Смотря куда вы захотите дойти. Если до уборной – то к концу сегодняшнего дня, как я и сказала. Если порталом в Асгэр, то в лучшем случае через денницу.

Выдав данную тираду, я с удовольствием допила оставшийся бульон. Не пропадать же добру! Тем более свежий, куриный, с травками… Поймав изумлённый взгляд мага, я чуть не поперхнулась.

– И не брезгуете? – он ехидно оскалился и ткнул пальцем в кружку.

– Вы не больной и не заразный, – пожала я плечами. – Заодно и убедились, что тут вас не травят.

– Я об этом не думал!

– А принюхивались, наслаждаясь ароматом?

Он опять покраснел. При такой бледной коже ему следовало бы или загорать почаще, или смущаться пореже.

– Возьмите кружку, – буркнул маг.

– Спите, – посоветовала я. – Сейчас вам нужно как можно больше спать.

Излишнее пожелание, учитывая, что я напоила его снотворным. Но люди всегда что-нибудь говорят, особенно когда им нечего сказать.

Жрица должна утешать и успокаивать.

Жизнь в храме порой напоминала мне пребывание у бабушки на хуторе: все, от старика до ребёнка, заняты делом, даже отца, несмотря на его положение и редкие визиты, умудрялись нагрузить работой. Поздняя осень, когда основной урожай был снят и в огороде оставались лишь теплицы да одинокие гряды с капустой, не становилась исключением.

Но когда я только попала в храм, жрицы большую часть дня занимались своими прямыми обязанностями. Три года назад новый император Рагара решил, что его подданные вполне обойдутся без благословления Предвечной. Поток посетителей резко поредел, жриц стали тревожить исключительно в случае смерти. Следующий указ императора, призывающий предавать тела покойных магическому сожжению, народ воспринял с недоверием. В отличие от магов, Предвечная, забирая своих детей, не оставляла гари и пепла. А после того, как пару раз среди праха нашли несгоревшие крошки костей и зубов, люди и вовсе начали шушукаться.

Стремление Негара заменить служительниц Предвечной магами одобрения не вызвало. Пусть многим было всё равно, кто признает законным брак, озарит светом колыбель и избавит от тела умершего, но услуги магов стоили дорого, а жрицы довольствовались скромными подношениями или устной благодарностью. Поэтому за исполнением запрета строго следили, дозволялось разве провожать покойных, и то, похоже, до поры до времени. В любой момент император мог одним росчерком пера запретить всё, что «не рекомендовалось» и «не поощрялось». И хозяйство при храме, что раньше было лишь подспорьем, постепенно превращалось в единственную возможность выжить.

С такими невесёлыми мыслями я вернулась на кухню. Рейша увидела меня и оживилась.

– Карен, будь добра, отнеси Мелне завтрак. Что-то она совсем ослабла, хотя чему тут удивляться. Сто три года – не тринадцать.

Я цапнула со стола горбушку, подхватила поднос и направилась в комнату нашей старейшей жрицы. Лиара и Софен тоже давно перешагнули рубеж, за которым определение «пожилая» выглядит грубой лестью. Лиаре весной исполнилось девяносто три, Софен денницу назад отметила девяносто четыре года. Рейша была моложе их лет на десять, о возрасте Айшет я не спрашивала. Порой мне казалось, что главная жрица моя ровесница, временами она вела себя так, словно старше Мелны. Однажды Лиара назвала Айшет «избранной Праматерью», но пояснять, что это значит, не захотела, наоборот, сделала вид, мол, оговорилась.

Мелна дремала в кресле у окна. С середины лета она не выходила из храма и проводила дни в безмятежном забытьи. Иногда жрица ненадолго приходила в себя, ласково разговаривала и улыбалась, но даже в этом случае создавалось впечатление, что какая-то часть её сознания отсутствует. Существовало поверье, что жрицы Предвечной заранее узнают о своём переселении на Небеса: глядя на Мелну, словно сияющую изнутри каким-то особенным, невероятно мягким потусторонним светом, я начинала думать, что так оно и есть.

– Мелна, проснись, – окликнула я жрицу. – Я тебе поесть принесла.

Тёмное, почти чёрное лицо плавно повернулось в мою сторону. Мелна родилась где-то на краю света в степях Гутэра. Сотню раз она рассказывала нам о том, как замечательно жилось раньше, когда Аргэр представлял собой единое государство. «Порталы бесплатные, иди, куда душа зовёт, путешествуй, смотри, выбирай. Понравился край – оставайся, работай, люди везде добрые, примут, помогут…» Я слушала жрицу с горечью, Софен и Лиара – с грустью, Рейша – с тоской, а Азира с Найдой принимали воспоминания Мелны за сказку.

– Благодарствую, Карен… Присядь, посиди со мной. Как у вас дела? Яблоки собрали?

– Поздние остались, пусть ещё повисят.

Мне пришлось сесть на кровать. Старушка смотрела на и одновременно сквозь меня, видя за стенами храма сады, и долину, и гору, и осенний лес…

– Суровая будет зима, – произнесла Мелна. – Да, суровая…

Я хотела возразить, что на западе Аргэра зимы всегда холодные, и только потом поняла, что жрица имеет в виду не морозы.

– Мы справимся, – повторила упрямо, возражая незримой Айшет.

Цепкие карие глаза поймали мой взгляд. Теперь Мелна глядела мне в душу.

– Знаешь, Карен, когда зарождается новая жизнь? Нет, не весной… А в то время, когда всё старое отмирает. Бурый лист отрывается от ветки, падает на землю, его засыпает снегом, он гниёт, возвращая земле долг. Дерево кажется голым, но если приглядеться, ты увидишь крохотную почку. Это будущий лист, тот, что переживёт зиму и распустится по весне.

Старушка светло улыбнулась.

– Я – осенний лист, Карен. Ты – почка.

Уважение к старой жрице не позволило возмутиться вслух. Это я – почка?! Во мне всё выжжено, отравлено, искалечено… Удивительно то, что я вообще живу – жалким подобием себя прежней, уродцем с навечно оледеневшем сердцем.

За прошедшие годы я почти смирилась. Заставила себя не мечтать о смерти. И сейчас, когда храму нужны любые руки, я тем более не смогу бросить Айшет сражаться с трудностями в одиночку. Но это единственное, что принуждает меня жить.

Жрица молчала. Кажется, она опять задремала.

– Мелна! – позвала я вновь. – Ты же так и не поела!

Она опять ушла в свои грёзы и меня не услышала. Я осторожно коснулась худенького плечика под вязаной кофтой, Мелна продолжала сладко посапывать. Поднос с едой я поставила на стол: проснётся – сразу увидит.

Жрица должна быть заботливой.

Айшет отыскала меня в теплице, где я старательно воевала с сорняками. Несмотря на скудное солнце, зелень всё ещё росла, а осоту с лапчаткой безразлично время года, они глушат грядки что ранней весной, что поздней осенью.

– Карен, взгляни, – голос Айшет дрогнул.

Она протянула очередной лист с новостями. Пришлось стащить садовые перчатки, подняться с колен и вчитаться в криво напечатанные строки. Никакого сравнения с листками моего детства – на глянцевой белоснежной бумаге, с ровными столбцами текста и милыми завитушками в прописных буквах. Разница между крупным городом и окраиной.