Тараканьи бега - 2 (СИ) - Литвин Виталий. Страница 49

— Нравится?

— Да, — ответила она и бёдрами (задницей, задницей, своей роскошной задницей!) потёрлась о меня. — А тебе?

— Ты мне, можно сказать, глаза раскрыла, — ага, вот они в положении некоторой выпученности и застыли! — Я поначалу и не заметил.

Она отклонилась ещё больше и теперь всей спиной опёрлась на меня. Мне пришлось, чтобы удержать её, даже ногу отодвинуть для упора.

— Какая интересная резьба! У нас любое дерево очень ценится, тем боле изделия из драгоценных его сортов. Что в ней?

— Не помню.

Ну да, Интеллект у меня все свои шестнадцать единиц в нуль сбросил! Зато, кажется, начал работать вдруг спевшийся с ЭтикетомСекс. А что, они в сумме почти столько же имеют! И они, не особо прислушиваясь ко мне, сдвинули мою ладонь с прикрытой тканью талии на её голый живот — плотный, непривычно для женщины рельефный, и раздвинули ладонь во всю ширь.

Её плечи передёрнулись, а она качнула головой:

— Всё интересней и интересней! Открываю.

Она и делала, что говорила, но совсем неспешно, так что, когда из шкатулки достала шёлковую полумаску, моя рука уже снизу оглаживала её укрытую тканью грудь.

— Теперь вспомнил? Так что это?

Так это она про маску?!

— Вспомнил. Маска двойника.

— Та самая? Она же безумно дорогая! Ты хочешь мне её подарить?

— Хочешь — бери. Но меня убеждали, что там, — отвёл я руку и указал на софу, — всё по одной цене, — руку вернул, но теперь распахнутой ладонью накрыл всю грудь. Огладил, чуть сжал. И загрузил Интеллект задачей: как хотя бы сдвинуть в сторону тряпку, облепившую эти выпуклости.

Интеллект оглядел всю конструкцию, но ни пуговиц, ни молний не нашёл и потребовал время на размышление. Секс предложил решение: порвать всё на хрен! Этикет предупредил, что он упадёт тогда в обморок и утащит за собою остальных. Тогда Секс сообщил, что время на подумать вообще-то есть, потому что прикосновения к соскам сквозь тонкую ткань поначалу даже более резко эрогенны, чем, если прямо кожей по коже.

Да ну, нафиг?

Для дамы!

— …тогда я взгляну на остальное. Эта игрушка больше для тёмной подходит. А я и так хороша. Правда?

И она повела грудью. Я как раз чуть расслабил руку, и её сосок проехал вдоль всей моей ладони. У неё веки заволокли глаза.

Она не глядя вложила маску в шкатулку, шкатулку — на софу, нащупала другой ящик, открыла, вынула шкатулку, коробку откинула всторону. Чуть покачнулась. Я рефлекторно подхватил её и второй рукой. Но она тут восстановила равновесие.

— … И что тут у нас? — опять распахнула глаза она.

У неё раскрылась “звериная кровь”, а у меня обе руки разместились у неё на груди и начали детальное исследование предметов — как поверхностное, так и более углублённое. Интеллект при этом решал свою стратегическую задачу. Но пока безуспешно. Тому мешали как вопросы дамы, так и её действия. Да и даже бездействия! — как-то это сбивало с мысли, когда она вдруг замирала и едва не оседала в руках! Впрочем, попробуйте сами как-нибудь решить простейшее квадратное уравнение, исцеловывая сзади шею девушки, когда она в это время, держа в руках мягкую игрушку за миллион баксов, нащупывает впадиной меж ягодиц вашу суть и движется вверх-вниз, вверх-вниз!

Но я придумал!

— А вон то, — указал я на предпоследний, самый большой ящик. — Кольчуга. Не хочешь примерить?

— Просто кольчуга?

Она отклеилась от меня, сдвинула всё с оттоманки всторону — пара шкатулок упали, и буквально рухнула на неё.

«Ставлю в известность, — вдруг пробухтел Этикет. — С начала действий прелюдии прошло двадцать четыре минуты. Строго следовать любым расписаниям на первом свидании — шанс на обвинение в занудстве. В общем, меня больше нет!»

— … Что молчишь? — не поняла девушка.

– “Кошачья кольчуга”, — опомнился я. — Раз в сутки спасает жизнь от любого смертельного удара. У нас говорят, что у кошки девять жизней. Может, поэтому?

— У нас — шесть. Хочу. Помоги.

Вот тут и Интеллект помахал ручкой: мол, я своё дело сделал, дальше, ребята, сами!

Долбанная крышка почтовой коробки заела, пришлось её вырывать с мясом! Вытащил фирменный резной деревянный ящик и не увидел, где у него запор! И хрен с ним!..

— Стой! — успела вмешаться орчанка. — Дай мне!

— На!

Она раскрыла. Нашлось два предмета — кольчуга и поддоспешник. У меня ещё одна кольчуга уже была — которую снял с Оггтея. Кольца меленькие-меленькие. Она мало того, что защиту от враждебного магического воздействия даёт, так ещё и удар кинжала держит! Почти всегда на мне. Но эта…

Оггтеева по сравнению с этой, как холстина рядом с шёлком! А поддоспешник и вовсе — чистый шёлк.

— Я уже влюбилась, — сообщила женщина.

Вернула оба предмета в ящик, но не успел я разочарованно выдохнуть: «А как же примерка?!», как она встала и опять сказала:

— Помоги мне, — поводила пальцами по ткани, натянутой на груди, и указала на полы, почти скрывавшие туфельки: — Оно снимается снизу.

А следом замедленным движением откинула назад голову и вытянула обе руки вверх.

Глава 12. Неспешно поспешая

12. Неспешно поспешая

Просыпаться в постели с влюблённой в тебя женщиной… или хотя бы с женщиной, которой ты нравишься, которая от тебя балдеет, которая тебя хочет — это эйфория! И от которой балдеешь, которую хочешь ты!

«— У-а-у-у! У-а-у-у! — где-то на заднем плане то ли повизгивала, то ли постанывала Несса.

— У-а-у-у! — хотелось поорать и мне.

Потому что теперь точно понимал, что все свои тридцать с лишним лет я прожил фригидным. И дело не только в сексе. Вот Верка… Нет, она, конечно, и ростом на голову поменьше и настолько отточенным атлетизмом не отличалась тоже. Но она же женщина — ей этого и не надо было. Целлюлит на тренажёрах сгоняла — чего ещё? А так — красавица! Мне парни за неё завидовали. Но чтоб любоваться ею?! А сейчас лежал и любовался. Как красиво!

В спальне у меня было тепло, даже в раскрытое окно воздух шел вполне комфортный, так что заснули мы, прикрывшись одной простынёй на двоих, сейчас я её стянул на пол, орчанка лежала голая и… Как красиво!

В своей земной жизни я не любил утреннего секса: удовольствий на четверть часа, а потом целый день…

«— Ты что, как потраханный?»

«— Почему — как?!»

Но сегодня… Неделя у нас ещё есть! Целая неделя. А уж этот день — полностью!

Подвинулся поближе, накрыл ладонью грудь — та уступчиво поддалась. Лёгкое круговое движение — сосок затвердел. Но дыхание оставалось лёгким, глаза — прикрытыми, и только чуть опустилась нижняя губа. Я бы и этого не заметил — губы у неё оставались сомкнутыми, но словно удлинились выступающие из-под неё клыки.

Что ж… Придвинулся ещё ближе и языком провёл сначала по левому, потом — по другому. И опять отметил: вкус их черни немного различался. А горечь левого действовала, как виагра! Впрочем, там и без того… Лицо девушки оставалось не потревоженным, но её руки… Её пальцы уже прогулялись по моим коленям, а потом потекли вверх.

Тогда — губы! Но её губы сжались, улыбнулись и прошептали:

— Ещё!

И опять сомкнулись.

Сегодня я никуда не тороплюсь. “Ещё”, значит, ещё! Но теперь я напряг язык и с силой длинно провёл сначала по правому клыку, а потом — по левому, левому, левому… И не сразу сообразил: что-то не так…. Что? Но тут она, наконец, вдохнула воздух. И рукой стёрла капельку пота со лба. Так на неё эта виагра действует тоже?! У неё от этого тоже перехватывает дыхание?

Но стало не до досужих вопросов: пальцы другой её ладони покинули скрещение моих ног и тоже длинно с нажимом двинулись — вверх, вверх, вверх! А потом обхватили, вернулись — и снова верх! И опять, и опять.

Моя ладонь непроизвольно сжала ей грудь, она поморщилась, я опомнился, расслабил пальцы, но и она… она не остановилась, но теперь прикосновения её руки стало мягким, более ласкающим, чем возбуждающим. И раскрылись губы, и послышалось: