Тараканьи бега (СИ) - Литвин Виталий. Страница 87

— Куда ты на ночь глядя? — попытались остановить меня мужики. — Хоть в корчме комнату сними!

Мои девочки тоже попытались что-то вякнуть — однако, что победителю чудовищ местные зверьки? Особенно после бутыли виски, жбана бренди и бочонка пива?! Я попёрся назад, в монастырь… Но боги хранят пьяниц — добрался без приключений. Да и где-то на полпути в себя я уже пришёл, для Восприятия моего ночная тьма абсолютной не представлялась, а Тропа, в сочетании с Картой блукать не давали. До монастыря дошёл.

И попал на ещё одни посиделки — теперь не под крепкое аббатское, а под красное монастырское. И теперь не по поводу одного охромевшего барашка, а одного из потерявших свой хвост аллигаторов. Хельга их перебила около полусотни и свои два уровня сделала — у неё нынче пятый. Похвасталась, что и к Алебарде единичкудобавила. А уж сколько к Плавучести, я интересоваться не стал. Но что тагриды, которые, между прочим, на несколько уровней её выше! — ей не соперники, было весьма наглядно.

Когда я подошёл, настоятельпоказательно принюхался, улыбнулся, сказал, что про награду поговорить не к спеху, что, чтоб до библиотеки добраться мне проводник больше не нужен, и что мне постелили прямо там. А то вдруг опять книжка неинтересная попадётся! И кстати, список интересных мне — на столе! Ушёл.

Хельга попросила описать деревню, поинтересовалась, встретились ли мне герои? Да, в таверне несколько хомо я видел. И даже парой слов с ними перекинулся: один услышал про артефактора и посоветовал не связываться с этим психом. Другой проворчал, что псих он для тех, у кого отношение с деревней не прокачено. «Ага, десять золотых! — это самому надо психом быть, чтобы такие деньжищи незнамо на что отдавать.» — проворчал первый.

Хельга сразу заинтересовалась: если ни с того, ни с сего упираешься в ограду, то чаще всего за нею что-то есть. И чем та выше — тем утаемое ценнее. Что ж, завтра посмотрим.

— Может, со мной? — предложил ей я.

— Нет, — отказалась она, — буду дочищать реку. А ты всё выяснишь и, если что сладенькое, напоследок и я схожу. А пока… Я когда про третий каскад оповещение получила, так надеялась… Но опять тюнинг. Неужели они меня бросили… — о чём она, я понял: боги опять не дали ей ничего, чтобы она могла спрятаться. — Вот, может, в мутацию чего-нибудь всё-таки подкинут. Да и не хочу я без тебя, без подстраховки твоей, в песочнице оставаться: слишком мелко здесь, слишком трудно скрываться.

А когда я начал собираться — уж полночь близилась! — вдруг показала мне сетчатую тряпочку — пояс суккубы, узнал я.

— Видишь?

— Не понял?!

— Я хочу, чтобы ты твёрдо знал, сейчас он не на мне. А ты… Ты не хочешь надеть тот «браслет хлада»?

— Ну, если просишь.

«— И щит!

«— Господин! Я активирую щит Аэгана! — сразу всё поняли мои коррелятки.

А она встала, отвернулась… Мерцающие блики костра заскользили по её фигуре, по зашевелившейся, неспешно оплетающей её тело ткани — сейчас материя несаешно формировала нечто вроде сари… Спина, где её не прикрывали божественные шелка, высохшей или плоской уже не была. И одновременно при этом освобождалась её голова, открывая водопад волнистых солнечно-светлых волос.

Хельга повернулась ко мне.

— Ты же говорила, что была рыженькой? — только и сумел выговорить я.

— Что стала блондинкой, упоминала тоже.

— Я про то, что… Вот всё это, — я бестолково поводил руками, — …ты просто придумала?!

Хельга потупилась. Синева из её глаз выплёскиваться перестала, уголки губ немного опустились, на лоб словно набежала тень от далёкого, почти из стратосферы! — облака, и ещё прозрачнее стала кожа.

«— Хозяин! Стерва на жалость давит! Не поддавайся! Закройся!

«— Господин хотя быпросто отведите взгляд!

Сил, оторваться, опустить глаза, еле хватило. Но хватило и Восприятия, чтобы периферийным зрение увидеть, как она недоумённо вскинула ресницы, и чуть качнула головой.

«— А, выдра, съела?!

«— Господин, Вы её удивили. Она точно рассчитывала на большее.

— Ты не ответила, — глаза я поднял, но смотрел на шкаф у стенки за нею, чтобы сама она была не в фокусе. Старый приём. Но на Земле я его использовал, когда приходилось разговаривать, торговаться, настаивать на своём — с людьми, с которыми дело иметь было жутко. Не только с бандитами. Среди тех, которые в 90-е добились денег, пушистиков не осталось.

— Внешность я срисовала с портретов, писанных Эллистоуиллом. Это художник. Гений. Был.

— Ты его тоже?..

— Да. Из тех трёх дюжин, которые за мною в последний раз гонялись — пятеро не могли простить именно его. Арджейн, кстати, как раз из них, — улыбнулась она. И меня опять проняло: столько детского недоумения отобразилось на совершенном лице. — Он и сам был поразительно красив, и пользовался своей красотой, как опиумом. А потом уходил «искать совершенную красоту. А ты… Ты же понимаешь? — не совершенна», — пожала плечами она, и голос её налился темнотой: — Посмотри на меня! Нет, не на мой затылок — на меня, на моё лицо! На её лицо… Посмотри!

Я заставил себя сначала выдержать тридцать секунд и только после того, как убедился, что мог бы и дольше, перевёл фокусировку глаз.

… вспомнилась строка из Этикета: «… для первого прикосновения к лицу возлюбленной рекомендуется слегка раскрывшийся бутон розы, сорванный не позднее, чем за час до события.»

— Девушка помимо своей красоты была ещё и спортсменкой и поражала окружающих вроде бы несочетаемым — отточенным атлетизмом и абсолютной трогательностью. Четверо из его моделей покончили с собой. Она была третьей. Её мать пообещала мне за его голову передать в собственность все её портреты. Передала. Не только кисти убиенного. Ну, и ещё пару я забрала из его мастерской. Еле удержалась, чтобы не сжечь остальное. Еле-еле… Может, зря?

Потом мы ещё долго сидели…

И отблески огня перемежались с тенями ночи… И она говорила. И её голос больше не контрастировал с её лицом. И мне вдруг начало казаться, что колени под её сари проглядывают всё отчётливее, что ткань, прикрывающая живот — всё прозрачнее, а косое декольте — всё откровеннее.

«— Не кажется, — хмыкнула Чи-сан. — На шестнадцать миллиметров стало ниже.

«— Хозяин, — заоблизывалась тут моя рыжая сладострастница, — а не трахнуть ли нам её?

«— Господин, — тут же вмешалась вечно трезвая училка, — не советую попадаться на очевидную провокацию. Умудрённая жизнью… Вы ж помните, ей и до всех этих 144 лет было уже несколько за тридцать! Она сейчас ферзевый гамбит разыгрывает: отдаст Вам пешку — поцеловать, может, позволит — и возьмёт инициативу в свои руки: хочу дам, хочу — уйди с глаз моих, но ты меня так обидел, что на всю жизнь уже должен!

«— Эх-х, — пригорюнилась ответственная за интуицию: — сегодня точно не даст… Морковку перед носом подвесит и прыгать заставит. Не меньше недели. Акула с сиськами!

Когда эти двое заодно, им лучше верить. Уже доказано. Но… И ведь даже щит молчит! Даже браслет не холодит. Что она вытворяет! Как?! Ничего, у нас на их женские гамбиты есть защита Чигорина!

«— Конь на с6, что ли? — ничего не поняли они обе.

Ага, ход конём — прыжок всторону, то есть. Уроки с актрисой мне даром не прошли, в память запали. И что слово “этюд” — это не только шахматный термин, выучил. Я намеревался, чуть утрируя опьянение, направиться к ней, а на первую же её улыбку: не пойти ли тебе, милок, протрезветь? — трезветь и уйти. Сегодня мне ещё пол ночи букинистику перетрагивать («Да, да, господин!»), а завтра с утра пораньше — в деревню. Грегор хвастал, что я не пожалею. Очень надеюсь.

Но взрослая стерва меня опередила. Она поднялась первой! Пробормотала, что ей завтра пять уровней надо сделать, так что сегодня «ни-ни»… И тю-тю…

Э? Что за дела?! — вопросил я своих экспертов. — Где же ваши гамбиты?!

Эксперты скромно промолчали. А я полночи щупал книжки.

*****************************************