Путь рыцаря (СИ) - Белицкая Марго. Страница 109

Он обстоятельно поведал о пострадавших, переживших пытку и по непонятной причине скрывающих правду о случившемся, а также о своих подозрениях относительно Спанхейма. Филипп слушал внимательно, не перебивая, однако по его лицу невозможно было определить, счел ли он рассказ глупостью или насторожился.

— Понимаю, что никаких доказательств, кроме смутных подозрений и предчувствий, у меня нет, — закончил Фриц. — Даже увиденное святым зрением может оказаться лишь иллюзией. Нас учили в обители, что если не контролировать дар, он способен преподносить миражи, выдавая желаемое за действительное. Я хотел, чтобы в деле была замешана черная магия, и моя сила показала мне именно это. Все же, пусть мои слова прозвучат самонадеянно и дерзко, я прибыл посоветоваться с вами.

— Ты все правильно сделал, — ободряющим тоном произнес Филипп. — Когда в дело замешан высокородный дворянин, всегда следует действовать осторожно. Безусловно, существует вероятность, что ты просто ошибся, однако… Кое-что меня сильно смущает.

Он побарабанил тонкими пальцами по столешнице, видимо, неосознанно отбивая такт самого известного церковного гимна «Славься, о Сын!».

— То, что крестьян не замучили до смерти и не убили после пытки, очень странно. Здесь явно не тот случай, когда проводилось дознание и человека после допроса с пристрастием оправдали.

— Как будто кто-то хочет, чтобы их страдания продолжались, — поддакнул Фриц.

— Вот именно. И мне это о чем-то напоминает. Подожди немного, я постараюсь припомнить.

Сложив пальцы домиком, Филипп откинулся на спинку кресла и прикрыл веки. На его высоком лбу пролегли морщины, губы сжались в тонкую линию. Фриц затаил дыхание и старался даже не двигаться, чтобы не отвлекать Филиппа от блуждания по закоулкам памяти.

Прошло, наверное, минут пять-семь, прежде чем тот резко распахнул глаза.

— Вот оно! Только так можно объяснить все странности, как бы мне ни хотелось подобрать другую, менее пугающую возможность…

Фриц напрягся, зная, что зря Филипп стращать не будет.

— Некоторые виды демонов питаются человеческими страданиями, причем душевные муки им даже больше по вкусу. Поэтому так важно, чтобы жертвы пыток продолжали жить — по установленной с помощью магии связи от них к монстру в иной мир идет постоянный поток боли. Доставляющему еду колдуну обещается исполнение желания, но, конечно же, в итоге он ничего не получит. Набравшись таким образом сил, эти твари вырываются из Преисподней в наш мир, уничтожая все на своем пути, и в первую очередь своего «кормильца».

— Никогда о таком не слышал… — потрясенно выдохнул Фриц.

Филипп криво ухмыльнулся.

— В обители святого Марка подобному не учат, дабы защитить людей от соблазнов. Сам понимаешь, как опасно, если кто-то знает способ исполнения своего заветного желания. Тем более, для призыва демона не нужно иметь магических сил, достаточно пентаграммы и соответствующей формулы. Твари из Ада только и ждут, когда кто-то приоткроет дверцу в наш мир. Бесполезно уверять, что демоны всегда лгут, когда человек чего-то жаждет всей душой, его не остановить… Сам я почерпнул подобные сведения из книг древних колдунов, которые доступны только тем, кого готовят к борьбе с тьмой. Я ведь в юности был монахом-воином, пока не понял, что смогу приносить больше пользы людям на высоких постах и не начал пробиваться наверх. Вот теперь и ты обладаешь небольшой частичкой запретных знаний.

Фриц понял намек и без продолжения. Делать ему больше нечего, как разбалтывать везде сведения о демонах, и уж тем более вызывать их. Возможно, если бы он узнал о такой возможности лет пять назад… Нет, лучше не гадать.

Откровения Филиппа, безусловно, изрядно напугали Фрица, однако и принесли некоторое облегчение. Все-таки в Спанхейме действительно творятся черные делишки и раз такое дело, то можно надеяться на помощь Церкви.

— Нужно торопиться, — заявил Филипп, потянувшись к шнурку висевшего возле стола колокольчика. — Мы не знаем, сколько точно было жертв. Возможно, демон уже насытился и готов к воплощению в нашем мире. На счету каждый час.

«А ведь если бы тут не было замешано злое колдовство, и барон пытал бы крепостных просто ради садистского удовольствия, стали бы вы вмешиваться?» — с горечью вопросил про себя Фриц.

Ответ был очевиден…

Что всегда восхищало Фрица в Филиппе, так это умение заставить вертеться неповоротливые колеса мельницы церковной бюрократии. По звонку колокольчика явился секретарь, получивший несколько четких распоряжений, и вскоре в епископской резиденции закипела работа. Отправлялись гонцы, собирались монахи-воины гвардии.

Всего через час в сторону Спанхейма выдвинулся отряд, к которому присоединился сам Филипп, облаченный в рясу простого монаха.

— Мне лучше сохранить инкогнито, дабы не пугать барона появлением столь важной персоны. Но если демон вдруг вырвется, только я смогу загнать его обратно в Ад.

Филипп не рисовался, лишь констатировал очевидный факт.

По пути к отряду присоединилась группа инквизиторов во главе с братом Райнхардом, который по договоренности с Филиппом и взял на себя роль руководителя. Фриц с подозрением косился на служителей Трибунала, пусть и понимал, что не все они обязательно чокнутые фанатики. Новоприбывшие, по крайней мере, на первый взгляд казались нормальными людьми, по пути беседовали с остальными членами отряда не только о вере, но и о чем-то простом, вроде приготовления обеда или новых баллад придворного менестреля графа Доннерготтского. Райнхард же вообще оказался большим балагуром, а Фриц считал, что умение ценить юмор и тупой фанатизм вещи несовместимые. Несколько шуток, опасно балансирующих на грани приличий, он даже запомнил.

Отряд без приключений добрался до Спанфурта и, не заезжая никуда, прямо направился к замку. Только раньше, еще на границе баронства, по настойчивой просьбе Фрица несколько воинов, отделившись от основной группы, отправились в Вайсблюмен и Спандорф. Им предстояло приглядывать за Томасом и Утой, на случай если Спанхейм все-таки решит избавиться от свидетелей.

Стража у замковых ворот, проявив неожиданную храбрость перед слугами Трибунала (или наоборот трусость пред гневом своего господина), отказалась пускать отряд, пока инквизиторы не предоставят доказательств своей подлинности. Райнхард не стал запугивать служак, а спокойно продемонстрировал приказ о проверке замка с печатью епископа и затем начертал в воздухе особый святой символ, создать который могли лишь представители Инквизиции. Сложное изображение ангела с мечом, пронзающего чудовище с туловищем змея и отвратительной рогатой башкой.

Против таких доказательств стражники поспорить не могли и с видимой неохотой отворили ворота. Фриц надеялся, что за время этой заминки Спанхейм не успел спрятать все доказательства своей вины.

Пока отряд спешивался во внутреннем дворе, приветствовать их на крыльцо вышел лично Спанхейм в окружении свиты. Он не выглядел встревоженным, либо пока не подозревал, что инквизиторы явились по его душу, либо умело скрывал чувства. А, возможно, был совершенно уверен: проверка ничего не найдет, как бы ни старалась.

Безошибочно определив в Райнхарде главного, Спанхейм обратился к нему с приветствием:

— В моем доме всегда готовы принять славных защитников веры и борцов с нечистью. Позвольте узнать, что привело вас на земли баронства? Неужто у нас завелись какие-то богопротивные твари или, того хуже, еретики?

Представившись и назвав свой (немалый, между прочим) ранг, Райнхард сказал вежливо, но сухо:

— С прискорбием вынужден сообщить, что до нас дошли сведения о творящихся в вашем замке темных ритуалах.

Вот теперь на лице Спанхейма отразилось волнение, в общем-то, вполне естественное при подобном раскладе.

— Что за чушь! Как вы смеете заявляться сюда и произносить столь наглые обвинения?!

Он обвел быстрым взглядом присутствующих, не заметил держащегося позади воинов Филиппа, однако узнал Фрица. Тот изобразил на лице растерянность и легкую вину, как бы говоря: «Простите, сам удивлен столь внезапной проверкой». Хотя Фриц сомневался, что удастся обмануть Спанхейма. Была мысль вообще не появляться в замке, но ее Фриц быстро отверг. Раз сам заварил эту кашу, то сам и расхлебывай. Да и не настолько он доверял инквизиторам, чтобы оставить их без присмотра.