Путь рыцаря (СИ) - Белицкая Марго. Страница 96

Фрица подлатали, путем больших усилий, по словам того самого иллирийца из Сейнта, восстановив разорванные внутренние органы. Пришлось валяться в постели еще четыре дня, и в это время Фрица даже навестил сам Филипп, похвалив за храброе поведение.

Везде трубили о грандиозной победе, на самом же деле сражение закончилось ничем. Да, северяне отступили, однако на поле брани осталось много павших, а во время прорыва врагов в лагерь погибли лекари и слуги.

Война растянулась на два с лишним года, успех клонился то в одну, то в другую сторону. Клирикан как и во время Крестового похода в Аласакхину подводило отсутствие сплоченности. Каждый дворянин мнил себя пупом земли, пытаясь добиться больше добычи, привилегий, власти. После любой победы знатные господа вместо того, чтобы развивать успех, начинали грызться между собой и гораздо более сплоченные северяне наносили ответный удар. Война походила на перетягивание каната, в котором никто не мог выиграть.

Все же постепенно Филипп забирал бразды правления, призывая к порядку строптивых аристократов, где добрым словом, где хитростью, а где прямым нажимом. Фриц не мог не восхищаться его силой воли и умом, понимая теперь, почему о Филиппе отзываются либо с восторгом, либо с яростью, но никогда — равнодушно.

Под единым началом воинство Креста стало все чаще одерживать победы. Северяне отступали, однако цеплялись за каждый клочок земли зубами и выпускали из своих пастей лишь с пролитой кровью. Все же язычники были тяжелыми противниками — воинами, словно вышедшими из древних легенд, безжалостными и напрочь лишенными страха смерти.

Но клирикан было больше, они лучше снабжались провизией, оружием и всем необходимым. С юга часто поступало подкрепление. Северяне же мало что могли получить со своих скудных земель, да и это приходилось везти через Серое море…

Фриц постепенно привык к каторжному труду в лазарете, научился отвлекаться от чужих страданий и не выносить их с собой по выходу из госпитальной палатки. Он даже находил в работе своеобразное удовлетворение, ведь теперь появилась настоящая возможность помогать людям. Спасать жизни, а не убивать. Лечить, а не калечить.

В отличие от своих товарищей по целительскому делу Фриц старался не опускаться до полного пренебрежения, когда пациент на столе превращается в бездушное соломенное чучело. Очень сложно было пройти по тонкой грани между излишним сопереживанием, разрушающим тебя изнутри, и наплевательским, даже циничным отношением к раненым, как к кускам мяса на скотобойне.

Многие целители берегли силу, если видели, что раненый совсем плох, то предпочитали с ним не возиться — ведь на лечение может уйти вся магия, а человек так и так помрет. Зачем же расходовать драгоценный дар?

Фриц же всегда старался бороться за раненого до конца, даже если это приводило к полному истощению и угрозе собственной жизни. Пару раз после таких сражений со смертью он впадал в беспамятство и просыпался на койке в лазарете, а потом выслушивал брюзжания иллирийского начальника. Да как можно быть таким ослом, у занятых лекарей нет времени на то, чтобы вытаскивать всяких молодых болванов с того света, бла-бла-бла. Фриц поддакивал, а потом делал все то же самое. Один раз его даже попытались выпихнуть в армию, но помогло заступничество Филиппа. Собственно если бы не он, после очередного переутомления Фрица вполне могли бы бросить умирать. Но все слишком боялись гнева Филиппа, чтобы покуситься на его протеже.

У Фрица появились враги, но врагов нет лишь у того, кто ничего не делает. Что стоят мелкие пакости и шепотки за спиной по сравнению со счастьем спасенных людей, которые потом находили Фрица и благодарили со слезами на глазах.

— Спасибо, что не дал этим рукожопам отрезать мне ногу и сделать калекой на всю жизнь!

— Если бы не ты, я бы лишился последнего сына. Вся моя семья будет молиться о твоем здравии, пока жив род Каталино…

Ради таких слов стоило стараться. Да и Фриц был не единственным честным целителем, не перевелись еще среди них благородные люди, составлявшие костяк госпиталя, на котором все и держалось.

В целом же лекари не могли похвастаться даже попытками следовать долгу: кроме наплевательского отношения к раненым существовало еще и различие в методах лечения в зависимости от статуса. Чем меньше титул, тем меньше заботы. Ратников из народного ополчения даже в лазарет не несли, так и оставляли на поле боя подыхать.

Фриц старался не делать различий, по возможности, если после сражения не требовалось сразу же бежать и оставались еще силы, шел к месту битвы. Бродил среди тел, находил еще живых воинов и лечил, часто без магии — беднягам ведь даже раны перевязать никто не удосуживался. Простолюдины всегда больше ценили помощь, чем знатные господа, принимавшие заботу о своей персоне, как должное. Фрица назвали святым, пытались целовать руки, но он всегда отказывался от такой унизительной благодарности.

Святой? Он-то? Нет, Фриц был обычным человеком, получившим нежданный дар. И, говоря начистоту, в глубине души всегда жил страх, что если не использовать силу во благо, Небеса отберут ее так же внезапно, как дали…

Во время одного из таких походов на поле боя Фриц нашел его.

Берсерк лежал под грудой тел, заваленный так, что была видна лишь голова. Сложно было сказать, тот ли это самый, кто напал на лазарет, или другой. Для Фрица все бородатые светловолосые северяне с косами у висков были на одно лицо.

Самое удивительное, что в берсерке еще теплилась жизнь, пусть и ненадолго.

Фриц собрался пройти мимо: видел наметанным взглядом лекаря и чувствовал даром — павшим крестоносцам уже не помочь. Однако что-то удержало его на месте, заставило всмотреться в грубые черты берсерка. И Фриц обомлел.

Это существо с искореженной природой, зверь в человеческом облике… плакало.

По выдубленной солнцем и морскими ветрами коже катились блестящие слезы. Берсерк с щемящей сердце тоской смотрел сквозь Фрица и шептал что-то, едва шевеля губами.

Фриц не знал северного наречия и разобрал в бормотании берсерка только одно слово, которое повторялось чаще других: «Аймо».

Может быть, он перед смертью призывал возлюбленную? Хотя есть ли вообще у берсерков возлюбленные? Или это имя… матери? Уж мать была даже у такого монстра, ведь он не искусственной созданный голем или химера.

В душе затеплился огонек жалости, который Фриц тщетно пытался затоптать. Глупо сочувствовать чудовищу: да, сейчас берсерк льет горючие слезы, но если его подлатать, тут же примется убивать. Сколько жизней на счету этого монстра? Сотни, тысячи? Он получил справедливую кару.

Разум подсказывал, что стоит не просто бросить берсерка, а добить. Тело же вдруг начало двигаться само, точно подчиняясь чьей-то воле.

Фриц с изумлением наблюдал, как его руки чертят в воздухе над головой берсерка крест. И голос, показавшийся чужим, произнес:

— Аминь!

«Ясно как день, святая сила на него не подействует, — убеждал сам себя Фриц. — Берсерк ведь чем-то сродни нечисти. И если убивает, чтобы принести жертвы своему богу, то служит самому Лукавому… Божий дар убьет такое существо. Вот и хорошо».

Символ креста вспыхнул золотом, и Фриц ощутил, как частичка святой силы перешла в истерзанное тело берсерка.

Такое явное указание Фриц игнорировать не мог. Пришлось сесть на корточки и прижать ладонь ко лбу необычного пациента, чтобы провести осмотр. Повреждения оказались ужасны: перерублены ноги и права рука, сломан позвоночник, вместо внутренних органов — каша. На теле берсерка не осталось живого места. Странно, что ему не отрубили голову — но рана на шее имелась. Поразительно, что он еще дышал!

Фриц не мог вылечить все, даже если бы отдал жизненную силу без остатка. Но жертвовать собой ради берсерка он точно не собирался, к тому же вокруг полно нуждающихся в помощи раненых. Фриц лишь остановил кровь, немного подлатал легкие и печень, да направил часть силы в позвоночник. Дальше берсерк пускай справляется сам, если верить молве, его порода может едва ли не отрубленные конечности приращивать. И то, что берсерк все еще не помер, отчасти подтверждало слухи.