Моя. Чужая. Истинная (СИ) - Сафина Анна. Страница 6

У меня пересохли губы, но каждый раз, когда я хотела открыть рот, чтобы выдавить из себя хоть какой-нибудь звук, раздавалось только тихое сипение. Меня, казалось, лишили либо голоса, либо слуха.

— Ар… Архей Т-титус, — ответила наконец дрожащим голосом Марта.

Я замерла, когда услышала отцовское имя. Глаза повитухи снова скользнули ко мне, но так мимолетно, что я понадеялась, что Айвен не заметил наших боязливых переглядываний.

— Первый лорд? Этот прохвост? Что ж, тогда неудивительно. Чего замерла, неси одежду.

Холодный тон не располагал к излишней лени, и Марта пронеслась мимо меня довольно быстро, казалось, не испытывая боли от кровоточащих ран на коже.

— Кто твой отец, масойя? — мужской голос стал хриплым, на градус ниже и на тон глуше.

Медленной поступью шагов он оказался слишком близко, источая флюиды подавляющей волчьей энергетики. Похожая была у альфы Райдзена, но гораздо слабее и не настолько вкусной.

— Мой отец? — выдохнула, боясь поднять глаза выше мужского подбородка.

Марта часто повторяла, что «глаза — отражение помыслов», а мои «словно чистые бездонные блюдца, наполненные истиной». Одним словом, врать я не умела — ни словом, ни видом.

— Опекун? Кто отправил тебя ученицей к повитухе?

Вопрос был двойственный и сложный. Я с надеждой глянула на колыхающийся полог, мысленно поторапливая Марту, которая, судя по звукам, доносившимся из кладовки, рылась в старых сундуках, куда складывала всякое ненужное тряпье.

— Она местный лекарь, — решилась снова подать голос, подняла взгляд чуть выше, остановившись на крыльях прямого носа. — Меня готовят стать ее преемницей в нужный срок.

Я всегда про себя по привычке называла ее повитухой, да и она сама иначе себя не величала, но почему-то сейчас, когда незнакомец принизил достоинство и род деятельности наставницы, которым и мне в будущем предстоит заняться, всё внутри меня взбрыкнуло. Впервые за много лет подняла голову моя гордость, о существовании которой я совершенно позабыла.

— Для этой стаи она вполне возможно и лекарь, но оставим эту не стоящую внимания ерунду. А ты выбрось эту глупость из головы, не пристало тебе заниматься грязной работой. Ни о чем не беспокойся, масойя. У нас еще много дел, но как только я решу вопросы с гнилым костяком этой стаи, сразу же встречусь с твоим отцом. Он только обрадуется моему появлению в твоей жизни.

Его слова звучали уверенно, но это только пока. Айвен еще не знает, как сильно ошибается в своих суждениях.

Я не стала говорить вслух свои мысли, вся отдалась на волю телесным ощущениям. Его палец скользнул к моему подбородку и погладил чувствительную ямочку, отчего у меня в бешеном ритме застучал было успокоившийся пульс. Дыхание участилось, грудь приподнялась и опустилась, привлекая мужское внимание, вгоняя меня в ещё большее смущение.

— А ты пугливая птичка, Нереа, — прозвучали слова сквозь зубы и рваное дыхание.

Раздалось сипение, словно он выдохнул воздух сквозь зубы, тело его напряглось, но я это скорее ощутила, чем увидела. Слишком стыдно было смотреть на обнаженные мужские изгибы мускулов, пресса… Ммм…

— М-мой от-тец, — мой дрожащий голос прозвучал в тишине слишком надорванно и слабо, но меня впервые так внимательно слушали не перебивая.

Сил держать в себе тайну не было. Чем больше проходило времени, тем сильнее казалось, что когда вскроется правда, мои страдания будут равны пройденным часам. Уверена, такой волколак, как Айвен, ложь не прощает. Даже невольную.

— Т-ти… — залепетала, запинаясь на каждой букве, но оказаться честной сегодня мне было не суждено.

— Не серчайте, нагваль, всё что нашла, — прервал меня виноватый голос Марты.

Следом ее рука коснулась полога, отодвигая ткань в сторону, а затем появилась она сама. От испуга я дернулась и отошла к самой стене, забившись в угол. Привычка, выработанная годами. Мне нельзя стоять слишком близко к половозрелым самцам, иначе повитуха будет вынуждена доложить об этом альфе Райдзену. Таков был его самый главный приказ, как только у меня пошли лунные регулы. Рука по памяти скользнула к животу, на котором до сих пор оставались белые полосы от самого первого наказания за недопустимый по меркам альфы интерес. Сглотнула и опустила взгляд, опасаясь выдать собственную боль.

— Отвернись, старая, — последовал глухой бас Айвена, а затем шуршание.

Я рискнула поднять глаза, надеясь, что Марта подчинилась приказу волколака. И не ошиблась, она стояла с опущенной голову к нам спиной, молча, не шелохнувшись. Только мелкая дрожь выдавала волнение повитухи, да тремор пальцев, судорожно сжатых в кулаки.

— Кто сейчас глава старейшин? Сколько их у вас? — продолжал параллельно допрос Айвен.

— Трое, — ответила скрипучим голосом повитуха, хватаясь за горло.

Я задержала дыхание, боясь пропустить хоть слово. Происходящее казалось мне лишь затишьем перед настоящей бурей — истинным гневом небес.

— Трое? Или ты плохо считаешь? — недоуменный голос волколака заставил меня замереть.

Воздух накалился, казалось, вот-вот затрещит от молний и тока, но время шло, а тишину Марта нарушить не решилась.

— Отвечай, язык проглотила? — гневный вопрос от мужчины.

Боковым зрением увидела, как он выпрямился, закончив с одеждой, и уставился на затылок повитухи, сверля ее требовательным взглядом. Выделенная одежда пришлась ему почти впору. Светлая рубаха обтягивала плечи, а штаны доходили до щиколоток, не скрывая, что он оделся с чужого плеча. Серый цвет подчеркивал его отдающие голубым отсветом глаза и сочетался с практически белым окрасом шерсти. Облик его волколака я не видела, но по всем законам природы цвет волос всегда определял волчью масть. Рыжий — рыжую, черный — черную, белый — белую.

Основная прослойка волчьих ставок — черноволосые, в то время как огненноволосые — поголовно археи, а вот белый окрас — довольно редкий. Говорят, что в некоторых кланах на севере есть старейшины белой масти, но в наших краях о таком не слышали.

“Белые — ошибки природы, ее насмешливый плевок” — убеждение, ходившее среди волчат с самого детства.

Вот только по тому, как уважительно и со страхом к нему обращалась Марта, казалось мне, что это чья-то ложь. Хитрая и выдуманная не просто так.

— Т-трое, я же сказала, нагваль, ни единым словом вам не соврала, — наконец ответила повитуха, но осталась стоять на своем месте, слегка покачиваясь из стороны в сторону.

— Почему трое? Их должно быть пятеро. Что случилось с двумя другими? — гневно спросил мужчина. — Повернись ко мне лицом, хочу видеть твои глаза.

Старуха громко сглотнула, что особенно было слышно в тишине комнаты. Я же воспользовалась тем, что на меня пока никто не обращает внимания. Прикрыла глаза, вслушиваясь в звуки безмолвного леса, пытаясь уловить его настроение, направление мыслей и желаний, но как назло сейчас он молчал, не отзываясь на мои просьбы. И это тревожило, заставляло переживать.

— Один утонул по весне на озере, а другой из лесу не вернулся, поговаривают, медведи задрали старого. Они у нас поди не молодые, жалко, конечно, но…

Чужой вскрик заставил меня резко вскинуть голову и дернуться, зажав рот рукой. Марта замолчала с выдохом и сипением, в ужасе глядя на Айвена, лицо и руки которого покрылись светлой шерстью. Его ладонь зажала в тисках ее шею и приподняла над полом, пригвождая к стене. Она слабыми старческими руками схватилась за кисть волколака, но куда ей тягаться с матерым молодым самцом.

Время словно замерло. Я стояла в ступоре и могла лишь наблюдать, как медленно синело лицо наставницы, слабо приоткрывались пересохшие потрескавшиеся губы, но оттуда не исходило даже сипение. Давай, Нереа, будь сильной…

— П-прекратите, Марта не может д-дышать, — нашла в себе смелость и кинулась вперед, цепляясь за жесткие пальцы мужчины.

От соприкосновения кожи к коже меня по началу прострелило током, проходясь всплесками по венам, но я сдержала дрожь, зародившуюся внутри тела. Все усилия мои были направлены на освобождение Марты, но даже их не могло хватить на ослабление чужой сильной хватки. Но на удивление мужская рука вдруг разжалась, а Марта упала на колени, ударяясь ими о твердый дощатый пол, надрывно закашлялась, судорожно наполняя легкие желанным воздухом.