Осужден пожизненно - Кларк Маркус. Страница 21

Викерс столкнулся с ним в дверях.

– У капитана Бланта тиф. Бест зашел в его каюту и услышал стоны. Пойдемте, надо посмотреть, что с ним.

Командир «Малабара» лежал на своей койке в неловкой позе, как это бывает с людьми, спящими в одежде. Доктор наклонился над ним, потряс его за плечо, расстегнул воротничок.

– Он не болен, он пьян! Блант, проснитесь! Но командир продолжал лежать неподвижно.

– Хм… да! – проговорил Пайн, нюхая разбитый стакан. – Что это? Какой-то странный запах. Ром? Нет, не ром. Господи, да это же опиум! Кто-то здорово над ним подшутил.

– Не может быть!

– Тем не менее это так. – И доктор хлопнул себя по бедру. – Все та же чертовка! Это она опоила его, как опоила бы всякого (Фрер бросил на него умоляющий взгляд)… всякого, кто клюнул бы на эту удочку. Доуз сказал правду, сэр. Она замешана в заговоре. Могу под присягой поклясться, что это так.

– Что вы говорите! Служанка моей жены? Чепуха!

– Чепуха! – повторил Фрер.

– Нет, далеко не чепуха. Убитый солдат, хм… как «го там, Майлс, кажется. А впрочем, неважно. Теперь это уже не имеет никакого значения.

– До утра они все сознаются, – сказал Викерс, – тогда и посмотрим. – И он отправился в каюту своей жены.

Миссис Викерс открыла ему дверь. Все это время она просидела у койки дочери, прислушиваясь к стрельбе, безропотно ожидая возвращения мужа. Праздная, кокетливая и строптивая Джулия Викерс в критические минуты жизни проявляла стойкость и мужество, свойственное женщинам ее типа. Она зевала над книгой, если это не была чувствительная любовная история, она пыталась завлекать юнцов, годящихся ей в сыновья, напуская на себя смешную наивность, а при виде паука или лягушки взвизгивала, как девочка, и тем не менее она могла достойно перенести испытания, которые под силу только крепкому мужчине.

– Ну что, все окончилось благополучно? – спросила она.

– Да, слава богу, – сказал Викерс, останавливаясь в дверях. – Теперь все в порядке, хотя мы были на грани катастрофы. Как Сильвия?

Девочка лежала в постели. Ее светлые волосы разметались по подушке, маленькие ручонки беспокойно шевелились.

– Ей немножечко лучше, хотя она сильно бредила.

Алые губки раскрылись, и голубые глаза, блестевшие ярче обычного, блуждали по стенам невидящим взглядом. Звук отцовского голоса пробудил ее сознание, и она зашептала молитву:

– Боже, спаси папу и маму и всех, кто на корабле. Боже, помоги мне стать хорошей девочкой, ради Христа. Аминь.

Слова безыскусной детской молитвы были так трогательны, что Джон Викерс, который десять минут назад готов был ради спасения корабля бестрепетно подписать самому себе смертный приговор, почувствовал, что глаза его наполняются слезами. Контраст был разительный. Среди пустынного океана, за сотни миль от суши, на охваченном тифом арестантском корабле, в окружении преступников, воров и убийц детский голосок невинно и доверчиво взывал к милости неба.

Спустя два часа, когда «Малабар», избежав грозившей ему катастрофы, резко рассекал морскую зыбь, мятежники через своего доверенного Джеймса Ветча передали командованию свои признания: «Мы просим прощения и надеемся на помилование. Только страх перед тифом толкнул нас на бунт. Сообщников у нас не было ни в тюрьме, ни на воле. Еще мы хотим добавить, что зачинщиком мятежа был Руфус Доуз».

Такова была месть Габбета-Верзилы, который догадался, от кого исходили сведения, приведшие к провалу всего заговора.

Глава 12

ГАЗЕТНАЯ ЗАМЕТКА

Вырезка из «Хобарт-таунского курьера» от 12-го ноября 1827 года.

Книга вторая

В МАКУОРИ-ХАРБОР. 1833

Глава 13

ЗЕМЛЯ ВАН ДИМЕНА

Юго-восточное побережье Земли Ван-Димена, от пустынного Мьюстона до базальтовых скал Тасманийского мыса и от Тасманийского мыса до мыса Пиллар, а от мыса Пиллар до сурового и величественного залива Пиратов, напоминает сухарь, обгрызенный крысами. Постоянное воздействие океана, омывающего его с востока и запада, привело к тому, что полуостров откололся от Австралийского континента – как некогда остров Уайт от материка – и берега его приобрели неровную и извилистую форму.

Если вы посмотрите на карту, то причудливые островки и скалы, разбросанные между мысом Юго-Западным и Суон-Портом, напомнят вам замысловатые фигурки, которые получаются из расплавленного свинца, вылитого в воду. Если дать волю фантазии, то можно вообразить, что когда создавался Австралийский континент, какой-то гигант невзначай опрокинул тигель и выплеснул Землю Ван-Димена в океан.

Каботажное плавание здесь так же опасно, как и в Средиземном море. Когда судно проходит от мыса Бугенвиль к восточному берегу острова Марии между многочисленными рифами и отмелями, лежащими у скал Трех Пальцев, мореплавателю внезапно открывается Тасманийский полуостров, свисающий с материка как громадная двойная серьга. Пройдя его у мыса Пиллар через залив Бурь к острову Сторинг, корабль попадет в миниатюрную Адриатику. Между Хобарт-Тауном и Соррелом, Питтуотером и Деруэнтом находится часть суши очень странной формы: она напоминает итальянский сапог с загнутым кверху носком и отделена узким проливом, испещренным скалами, который идет вдоль западной части острова Бруни у подножья горы Рояль, этот опасный для судов пролив назван проливом Д'Антркасто. Со стороны южного входа в пролив Д'Антркасто корабль подстерегает целая гряда подводных скал, именуемых Актеонскими рифами, которые свидетельствуют о том, что некогда остров Бруни был соединен с берегами залива Решерш; а начиная с Южного мыса, вплоть до «челюстей» гавани Макуори, бурные водовороты, образованные подводными рифами, а также зубчатые вершины подводных скал, внезапно возникающих в море, заставляют моряка держаться подальше от берега.

Кажется, что природа, ревниво охраняющая красоты своего серебристого Деруэнта, сделала подступы к нему чрезвычайно опасными. Но если удается благополучно провести судно через архипелаг пролива Д'Антркасто или по менее опасной восточной стороне залива Бурь, – путешествие по реке доставит огромное наслаждение. От одиноких, стоящих словно на страже скал Железного Котла до ласкающих глаз живописных берегов Нью-Норфолка река течет витками и извилинами и, сужаясь, вьется по глубоким расселинам между высоких обрывистых скал. Если протянуть прямую линию от истоков Деруэнта к северу, то она встретится с другой рекой, берущей свое начало в северной части острова, в то время как Деруэнт идет с юга. Сила волн здесь значительно слабее, вероятно растраченная на разрушение перешейка, который, как считают, две тысячи лет назад соединял Землю Ван-Димена с континентом. Бурные течения Южного океана, сталкиваясь в устье реки Теймар, разбивались о перешеек и, размывая его, устремлялись к южному побережью Виктории, где образовали бухту, которую назвали Порт-Филип. Если волны совсем обглодали южный берег Земли Ван-Димена, то от южного берега Виктории они отгрызли лишь один большой кусок суши. На этом месте образовался залив площадью в девятьсот квадратных миль с проливом между скалами шириной в две мили.

На расстоянии ста семидесяти миль к югу от Порт-Филипа лежит Земля Ван-Димена, прекрасная, богатая и плодородная, орошаемая благодатными ливнями. Курящиеся над вершиной Французовой горы, утесом Уайльда, высокими горными хребтами Веллингтона, Верблюжьей горой облака изливают плодоносные и благодатные дожди на защищенные горами долины. Горячий, иссушающий ветер – гроза и бич континента – не достигает этих полей и пастбищ. Прохладный южный бриз покрывает легкой рябью голубые воды Деруэнта, треплет занавески в открытых окнах города, ютящегося в широкой тени горы Веллингтона. Горячий ветер, рожденный в раскаленных песках в самом сердце большого Австралийского материка, проносится над выгоревшими, изнывающими от зноя равнинами, высушивая все реки, сжигая траву, пока он не долетит до вод большого южного залива, но, пролетая над проливами, он утрачивает силу и после долгого пути опускается в изнеможении у подножия уступчатых склонов Лонсестона. Климат Земли Ван-Димена поистине райский. В Лонсестоне тепло, безветренно и влажно; Хобарт-Таун имеет среднюю температуру Смирны, так как он защищен от разрушительной силы прибоев островом Бруни с его архипелагом в проливе Д'Антркасто и в заливе Бурь, и местность между Хобарт-Тауном и Лонсестоном изобилует роскошными долинами, орошаемыми прозрачными и искрящимися ручьями. Однако на западном берегу., начиная от крутых скал мыса Грим до заросшего колючим кустарником мыса Сэнди и мрачного входа в бухту Макуори, враждебно встречающего суда, ландшафт представляет совершенно иную картину: на этом суровом скалистом берегу, начиная от острова Пирамид и лесистого одинокого мыса Роки-Пойнт до Большой Оленьей Головы и бурной гавани Порта-Дейви, все выглядит уныло и безотрадно. На этом мрачном побережье заканчивают свое странствие грозные буруны Южного океана, шторма, опустошившие мыс, воссоединяясь по дороге на восток с холодными ветрами, несущимися я северу из неведомых ледяных пустынь Южного полюса, беспрепятственно обрушиваются на сосновые леса Хьюона и хлещут потоками дождей на мрачные склоны горы Дирекшен. Свирепые вихри, внезапные бури – бич для коренных жителей побережья. Навигация в этих местах опасна, а в 1833 году, в то время, которое мы описываем, когда дурная слава каторжного поселения достигла своего апогея, проход в гавань Макуори был доступен только в хорошую погоду. Берег усыпан обломками кораблей. Подводные рифы названы именами разбившихся о них судов. Воздух здесь холоден и влажен, эта почва рождает лишь колючие кустарники и ядовитые травы, а зловонные испарения болотистых топей словно липнут к мокрой, пропитанной влагой земле. Все вокруг дышит запустением; с лица природы не сходит мрачная тень.