Хорошая девочка для плохого мальчика (СИ) - Безрукова Елена. Страница 25

Может, пусть все узнают, какая у меня жизнь, один раз посмеются и забудут, чем я буду прыгать и слушать эти гадости?

Но как же показать всем мой дневник? Я не уверена, что найду на это силы.

— Ну ты чего? — присел он на небольшом расстоянии от меня. — Раскисла. Обиделась, что ли?

Я даже не повернулась на него. — Ищи себе рабыню в другом месте, — ответила я себе под ноги. — Она тебя и будет звать кем пожелаешь. Лина очень подойдёт, кстати.

— Да ладно тебе, — хмыкнул парень. — Пошутил я. Видимо, не очень удачно.

— Совсем не удачно, Даня… Даниил, простите, великодушно! Или, может быть, прикажете звать вас еще и по имени-отчеству?

— Можно, — кивнул он. — Даниил Борисович я.

Я глянула на него. В карих глазах опять плясали огоньки веселья. Ему в прикол это всё, что ли? Эти перепалки со мной?

— Так и звать?

— Так и звать.

— Ну ладно, — всплеснула я. — Даниил Борисович, ваша шутка — дерьмо!

— Фи, — сморщился парень. — Какие некрасивые слова из такого красивого рта…

Я зависла.

Чего?

Красивого…рта? Рта? Но красивого.

Если Бодров мне сейчас сделал комплимент, что неожиданно, то это самый странный комплимент в моей жизни…

— Конечно, — ответила я, задрав подбородок выше, показывая ему, что хоть и вынуждена быть у него на побегушках, но всё равно я очень гордый птиц! — Намного хуже, чем парень, который шантажирует девчонку её дневником ради своей забавы. Так ведь? Такие у тебя понятия о культуре, господин Бодров?

Тот лишь хмыкнул в ответ и встал с лавочки. Снова бесцеремонно схватил меня за руку и потянул, заставляя встать.

— Продолжаем, Кострова, продолжаем… Как с тобой тяжело, господи…

— Я не могу больше бегать! — опять заныла я.

Может, если я буду ныть почаще, он не захочет сам со мной заниматься?

— Ладно, — сдался Даня. — Сменим вид деятельности. Канат.

— Что канат? — в ужасе подняла я брови.

— Лезь на него, — показал он рукой на канат, который только что достал из-за стены специально для меня.

— Только не это… — прошептала я, чувствуя, как кровь от лица отхлынула. — Я очень боюсь высоты!

— Блин, да есть хоть что-то, что ты умела бы и не боялась это делать, проблема ты ходячая? — начал сердиться Даня, и я опустила голову и закусила нижнюю губу. Ну что он орёт? Я не набивалась к нему на эти занятия!

— Я сразу честно сказала, что ничего не умею, — тихо ответила я. — Ещё не поздно отказаться от моего участия на этой олимпиаде.

— Ну уж нет, — ответил он. — Я не признаюсь учителю, что ничему не смог тебя научить. Это будет пятно на моей репутации, так что лезь давай, Кострова.

Я подняла голову и посмотрела на самый потолок, где крепился резиновый канат.

Голова тут же закружилась и я зажмурила глаза.

— Мамочка… — прошептала я, прижав от страха руки к своей груди.

— А ты не смотри наверх, — посоветовал Даня. — Опусти голову и открой глаза.

Я опустила подбородок вниз и распахнула веки. Смотреть не на самый верх, а на середину каната, было в самом деле не так страшно.

— Давай, Бэмби, — продолжал настаивать Бодров. — Это всего лишь канат. Он будет в программе точно. Надо забраться и спуститься вниз. Я постелю тебе маты и буду контролировать здесь.

Парень в самом деле настелил маты под канат, пока я растерянно топталась на месте.

— Лезь, Агния, — сказал он мне. — До середины хотя бы. Ну или сколько сегодня осилишь. И вот тебе приятная новость: после каната мы расстанемся.

Услышав это, я тут же уцепилась за канат. Я готова наступить себе на горло, лишь бы уже закончилось это дурацкое занятие!

Но страшно жутко… Стараясь не смотреть наверх, я обхватила руками и ногами канат и попыталась поползти вверх. Сначала было не так страшно, но потом канат вдруг стало трясти и качать так, что я остановилась и просто онемела от ужаса.

— Мамочка… — тихо заплакала я, цепляясь изо всех сил за канат, который продолжало качать. Но их оставалась всё меньше.

Даня что-то говорил мне внизу, но я не слышала ничего. А когда глянула вниз, поняла, как он далеко от меня, на какой я высоте, то от страха пальцы сами собой просто разжали канат!

Я полетела вниз, испытывая просто огромный ужас, но внизу меня умудрился поймать Даня. От моего веса он не устоял на ногах, и мы оба завалилась на маты, и парень оказался прямо на мне, придавил меня. Конечно, всем весом он не завалился, сумел сгруппировать мышцы, но всё равно упал прямо на меня!

Его лицо оказалось так близко, что вместо страха появились какие-то другие ощущения. Я смотрела в его глаза и время словно остановилось. А он смотрел на меня. На губы, потом опять в глаза. Его жар тела я отлично ощущала. Мы оказались в такой позе, словно не свалились случайно, а просто парень с девушкой легли и обнимаются… Ноги-руки переплелись…

Эта двусмысленная поза меня очень смутила. Но Даня не торопился вставать.

— Ты всё-таки дура, Кострова, — сказал он с хрипотцой в голосе мне в губы, как-то странно к ним приближаясь, словно желал понюхать их или разглядеть чёрточки. — Я же тебе кричал, как надо спускаться… А ты… Не слышала… ничего.

Это было обидно услышать. Я как будто даже очнулась от странного оцепенения из-за близости Дани.

— Может, ты всё-таки встанешь с меня? — спросила я, снова куда-то провалившись во взгляде его карих глаз. А у него есть зелёные прожилки на радужке…

— Тебе надо — ты и вставай, — ответил он и потянулся сам к моим губам.

Кислород словно перестал поступать в лёгкие, сердце стало отбивать такую дробь в груди, что мне аж плохо стало. Я отвернула от него голову, не давая себя поцеловать, и хватала ртом воздух. Он замер возле моего уха.

Лицо парня стало тут же суровым. Желваки так и ходили ходуном, я видела, когда осторожно повернулась к нему. Он вскочил на ноги, бросив меня валяться на матах дальше, молча развернулся и ушёл в мужскую раздевалку.

Я села и мелко дрожала. Что это было?

30.

Он хотел меня поцеловать? Меня? Я что — сплю? Просто так хотел поцелуя? Не в качестве игры какой-то, не как ещё одно дурацкое желание?

Его глаза красноречивее слов говорили, что хотел.

Но зачем? Как такое возможно?

Я же Бэмби, тормоз, рохля или как там он ещё меня называл…

Для чего ему целовать такую?

Неужели вопреки его словам в душе он испытывает нечто совершенно противоположное?

Ведь мы не имеем желания поцеловать того, кто нам не нравится…

Значит, я ему…

Да нет, глупости какие-то! Я даже потрясла головой, чтобы прогнать эту чушь из мыслей.

Такого точно быть не может. Не знаю, что задумал Бодров, но поцелуев после всего этого я с ним не хочу.

Точнее… Хочу. Стыдно себе в этом признаваться, но хочу.

Только не дамся. Такому как он — нет.

Пусть сначала научиться разговаривать нормально и перестанет глумиться, извинится за всё, что уже успел натворить, и тогда, может быть, я и подумаю, ответить ли ему.

Ишь какой! Не дождёшься ты, Бодров!

Но от мысли, что Даня хотел поцелуя, и уже не в первый раз, меня бросало в дрожь снова и снова.

Кое-как я собралась, заставила себя встать с матов и отправиться переодеваться.

Нужно постараться забыть об этом и отвлечься. Поеду домой, пообедаю, может быть, позвоню однокласснице из прошлой моей школы Юльке и позову её в парк на колесо обозрения. Куплю себе там сладкой ваты и заем эту дурацкую горечь в груди. Не знаю, когда Даня ушёл, но даже когда я пришла в себя и переоделась в женской раздевалке, то не встретилась с ним в зале, чему была очень рада. Даже и не знала, как встретиться с ним после этого всего…

Я с облегчением вздохнула, когда поняла, что в зале пусто, и без препятствий вышла.

По пути до самого дома из школы мне тоже не встретился никто особенный.

Пока ехала в автобусе всё думала о том, что произошло. Руки дрожали от воспоминаний. Как будто его тепло, запах, лицо, всё ещё были рядом.